ФИО, сан: архимандрит Зосима (Горшунов)

Год рождения: 1954

Место рождения и возрастания: г. Омск

Образование: среднее специальное, Московская духовная семинария

Место проживания в настоящее время: г. Тобольск

Дата записи интервью: 23.04.2024

Беседу проводила: Коротаева Галина Викторовна, научный сотрудник Тобольской духовной семинарии

Семья наша была частично церковной. Если говорить о вере, то верующих было большинство, только веру свою они хранили. Бабушка, действительно, верующая была. Наши родственники – Анастасия и её сын Павел – в своё время бабушку убедили, а уже бабушка убедила и мать. Они двое были верующие, а отец – убеждённый атеист, потому что с ним очень много работали и на фабрике, и на заводе, и в школе. Как и с матерью, но мать-то потом всё равно к вере преклонилась. А отец – никак, он жёстко стоял, хотя человек был добрый и работал честно.

Крестили меня в детстве, в Омске. Настоятелем нашего Крестовоздвиженского храма[1] был протоиерей Иоанн Мельник[2]. Когда я поступал в семинарию, нужно было предоставить справку о крещении. Мы стали расспрашивать настоятеля, какие священники крестили в 1959-1960 годах. Отец Иоанн рассказал, кто служил в те годы: протоиереи ныне уже покойные. И мне составили свидетельство о крещении.

А при каких обстоятельствах проходило крещение? Кто был из домашних?

Инициатором была бабушка, мать тоже была и, как ни странно, отец. Когда крестили его дочь Галину, он тоже пришёл, и тётушка пришла, Нина Иосифовна, его сестра. Вот удивительно, были атеистами, а в церковь на крещение ходили.  

А как Вы сами это запомнили? Вам тогда сколько было лет?

Лет пять, но это обстоятельство у меня совершенно выпало из памяти.

Что касается предметов религиозного обихода, религиозной литературы, Священного Писания, молитвословов, на тот момент ничего такого не было. В ходу были оставшиеся с царского времени старинные книги или рукописные молитвословы. Переписывали акафисты, утренние и вечерние молитвы, жития святых, пользовались дореволюционными книгами. Религиозная литература была в столице и у священников.

А у Вас дома что-то такое было?

Не помню. Если что и было, то мама прятала, так как отец был против.  

То есть ни литературы не было, ни икон?

Не было. Когда мать молилась, то просто на восток.

С церковным миром я встретился гораздо позднее, когда сам уверовал. Это был 1976 год, я как раз пришёл после армии. Молодёжи в церкви почти не было, всего несколько человек. Я сразу со всеми перезнакомился, и мы друг друга наставляли. У нас в Омске было два храма. Почти миллионный город – и всего две церкви. Я ходил и в Крестовоздвиженскую, и в Никольскую. В Никольской я встретил Владимира. Он был очень начитан в духовной литературе, и я пропадал у него целыми днями и вечерами, там почерпнул и Священное Писание, и всё остальное.

Как раз в 1976 году наши иерархи добились разрешения на издание религиозной литературы и при митрополите Питириме (Нечаеве) впервые выпустили Библию, отдельно Новый Завет в очень хорошем оформлении и молитвослов. Все эти книги мне достались. Да, ещё в ограниченном количестве выходил «Журнал Московской Патриархии». У священников он был, и если кто интересовался, у батюшки можно было взять и почитать.

А где Вам удалось эти книги приобрести?

Прямо в церковной лавке, что было просто удивительно.

А с батюшкой Вы общались более плотно или были только на службах и на исповедь ходили? 

Да, мы ходили на исповедь, и это было местом общения. Помню, когда мне было лет десять, меня исповедал и причастил отец Иоанн Мельник, а ещё через десять лет семя, посеянное в детстве, принесло свои плоды. Через десять лет я полностью пришёл к вере, и всё это время причастие тайно во мне жило и действовало.

Кстати, многие говорят, что к вере пришли после армии.

Потому что в армии была свобода от школы. В школе про веру нам никто не говорил, правда, атеистической пропаганды тоже не было. Полное молчание. А давление негативное, конечно, было. Меня, например, спрашивали: «У тебя бабушка верующая?» – «Да, верующая». Про мать тоже спрашивали. А про меня самого никто не спрашивал, может, боялись. Но настроены все были однозначно против.

А в школе Вы крест носили?

Нет, крест я впервые надел, когда обратился и пришёл в Церковь. Ни в армии, нигде больше я крест не носил. А как я мог носить, если у меня убеждённости не было? Сначала надо было убедить человека, а меня никто не убеждал.

Я имею в виду, что ребёнок не понимает смысла крещения, но на ком-то из детей всё же был крест, а на ком-то не было.

Этого я не помню, но, скорее всего, большинство в школе крест не носили. Мы же там физкультурой занимались, а значит, надевали майки. Всё же видно. Сразу бы начались насмешки: «А, верующий!» Внешняя атрибутика не была явной.

А большие церковные праздники как-то ощущались? Или в советское время это можно было почувствовать только в семье? Например, Рождество или Пасху.

Мама как-то для себя праздновала, бабушка тоже праздновала, но это было их личным делом.

Может быть, яйца красили?

Даже и не помню. Наверное, мать приносила что-то такое.  

Значит, всё, что связано с Церковью, пришло к Вам после армии. А о гонениях на Церковь у Вас были какие-то сведения?

Тогда время было такое – брежневский застой. Хрущёвские гонения я не застал, а когда Леонид Ильич пришёл, как-то «на парах спустили». От разговоров все устали, и с конца 1960-х образовался какой-то провал, молчание. Особенно на окраинах, там вообще ничего не чувствовалось. В перестройку разговоры снова начались, стали открывать храмы. В 1980-х годах наш владыка Максим[3] открыл два храма.

Помню, поехали мы в Седельниково, я тогда уже служил. В сельсовете говорят: «Не разрешено. Нам никто не говорил, что Вам разрешили». – «А Вы просто не препятствуйте». – И всё. Собрались в одном доме верующие, помолились, покрестились, кого-то исповедали, причастили. Всё прекрасно.

Это в начале 1980-х. Но давайте возвратимся ко времени перед Вашим поступлением в семинарию. Как это было?

После обретения веры Господь посылает свидетельствовать своих апостолов. И вот по свидетельству одной из верующих мне растолковали Евангелие, и современная жизнь сплелась со словом евангельским, апостольским и пророческим. Так произошло моё обращение. Я ведь хорошо помнил, как причастился в десять лет. Понял, что нужно идти на исповедь и на причастие. А потом познакомился с диаконом – был у нас диакон Василий – и он мне сказал: «Ты чего просто так ходишь? В семинарию надо поступать». Раз молодой человек начал ходить в храм, значит, нужно его задействовать. Вот владыка Феодосий[4] если заметит в храме какого-нибудь молодого человека, подзывает к себе своего иподиакона и говорит: «Вон видишь, парень стоит? Пригласи-ка его в алтарь!» Тот приходит, – и на него сразу облачение, рипиду ему вручают, – мол, давай, помогай! Так владыка десятки молодых людей к Церкви привлёк.  

И к Вам тоже так подходили?

Нет, владыка Максим был немного осторожнее.  Я сам про себя думал: «Что дальше-то делать? Вот пришёл я к вере, теперь дальше нужно двигаться». Диакон Василий и подсказал: «В семинарию нужно поступать».

А как это было практически?

Практически подошёл к владыке, тот сразу дал мне благословение и направил псаломщиком в Ишим. А я до этого ни одного дня не стоял на клиросе, не знал ни пения, ни гласов. Псаломщиков тогда не хватало, а тот, который служил в Ишиме, уходил в отпуск. Поступил я в распоряжение настоятеля, и он дал мне богослужебные сборники, тогда они только что вышли. А в них церковнославянский текст на русском языке! По-церковнославянски я не смог бы читать, а на русском – пожалуйста! Потихоньку-потихоньку, и за два месяца подготовки к семинарии я выучил и шестопсалмие, и часы, и начальные азы пения.

В Ишиме я служил в Покровском соборе – деревянной церкви возле вокзала. Тогда по городам – в Тюмени, Омске, Ишиме, Тобольске независимо от населения было по две церкви. Народа в храмах хватало, да и сами храмы были маленькие. Никольская церковь в Ишиме была настолько тесной – ну прямо комнатка какая-то, пять на пять метров. Там и владыку встречали. С виду храм хороший, красивый, а внутри места настолько мало, что власти его с лёгкостью отдали: «Да забирайте!» А в Омске соборы были хорошие. При владыке Максиме их начали расширять, добавили приделы. Крестовоздвиженский тоже сначала был небольшим.  

Прошло два летних месяца. Написали мне рекомендацию, и я поехал поступать в семинарию. Препятствий никаких не было. И вот что нужно отметить. В 1977 году, впервые за послевоенную историю Московской духовной семинарии и академии, правительство и при нём Совет по делам религий (кто там тогда был председателем – Куроедов?[5]) разрешили открыть три параллельных курса.  А до этого набирали только один. Приедет, например, сто человек, тридцать наберут – и всё. Тогда вышли с ходатайством перед правительством: в академии есть возможность размещать до 500-800 человек. И разрешили. Кто приехал в 1977 году, сто двадцать человек, всех приняли. Кого на первый курс, кого на второй, кого кандидатом.

Например, братья Курочкины (будущий епископ Евтихий[6] и протоиерей Михаил[7]) и протоиерей Николай[8] сначала приняты не были и ходили в кандидатах. Мы с одним диаконом прошли вперёд, а они были зачислены через полгода. За это время успели построить в Крестовоздвиженской церкви фундамент для приделов, организовали доставку кирпичей, – в общем, очень помогли владыке Максиму, а через полгода поступили на первый курс, и мы закончили вместе с ними.  

Но всё равно, экзамены пришлось сдавать?

Да, пришлось. Там ещё сидел представитель от уполномоченных и задавал вопросы. Особенно прицепился к одному из поступающих, он потом у нас диаконом стал одним из первых. Стал спрашивать, мол, как это Вы, инженер с высшим образованием – и в семинарию поступаете. Но его защитил ректор – архиепископ Владимир (Сабодан)[11]. Он прямо сказал, что этот вопрос приёмной комиссии не касается. Ну, так аккуратно, конечно, сказал, и уполномоченный замолчал. Самому мне ничего не говорили, я только прочитал текст и ответил на вопросы. Потом была личная встреча с владыкой Владимиром, он сам принимал всех сто двадцать человек.  

По дороге в семинарию я решил ехать в Загорск не через Москву, а через пригороды и сошёл в Ярославле. Как раз было восьмое августа – канун праздника целителя Пантелеимона. До вечернего поезда время было, и я пошёл в Феодоровский собор, там как раз шло всенощное бдение, и владыка Иоанн (Вендланд)[12] всех помазывал. Так он меня помазал, обнял и поцеловал! Я вообще возрадовался.

Приехал в семинарию, а там нас уже ждут, всех принимал архимандрит Елевферий[13]. Всех оформили, разместили, а потом мы, наверное, целую неделю трудились в библиотеке. И в лавре наводили порядок, мусор таскали.

Что Вам запомнилось за годы семинарской учебы?

Занятия были уникальные, профессора замечательные. Всё старательно конспектировали, и по этим конспектам я потом преподавал в Тобольской духовной семинарии. Учебники были напечатаны на машинке. К нам специально приходили женщины и брали за плату перепечатать. Конспекты перепечатывали под копирку, по три-четыре копии, и со временем они совсем истёрлись. Ксерокс в академию и семинарию не давали. А вот библиотека была богатая, из старых изданий. После открытия академии и семинарии туда стали приносить, что сохранилось во время репрессий по домам верующих. Что-то осталось по приходам, что-то в Патриархии, – так и скомплектовался библиотечный фонд.

А учиться было сложно?

Да нет, не сложно. После подъёма – к мощам преподобного Сергия. Потом молитва, завтрак, учёба, полдник, небольшой отдых, снова занятия, вечерние молитвы и отбой. На службу назначали «десятку» из тех, кто будет петь. Каждый день литургия, каждое воскресенье хиротония, а то и по две. Ведь дополнительно влилось сразу сто человек – три полных класса. Да, во второй класс человек двадцать набрали с высшим образованием и тех, кто был воцерковлён. Кого-то даже сразу в третий класс взяли. Полгода проучился во втором – перевелся в третий, а на его место кто-то перешёл из первого или из второго. В общем, двигали и двигали. Кандидатов приняли всех.

То есть рукополагали прямо из числа семинаристов?

Да, из тех, которые уже определились в личном плане: женились или приняли монашество.

А у Вас как было? Вы полный курс закончили?

Да, полный, и поехал по распоряжению к Преосвященному Максиму Омскому и Тюменскому. Он направил меня на послушание в Тюмень, а после этого состоялось моё рукоположение. 

Расскажите о своих первых приходах. Какая тогда была церковная жизнь, чем она отличалась от нынешней? Какие трудности встречались?

Меня направили в город Тару, где я прослужил два года. Как раз тогда мама вышла на пенсию, и мы с ней вместе трудились. Мама пела на клиросе, я в алтаре, ещё был пономарь. Мы жили при храме, ездили по деревням. Это был 1986 – 1987 год. Как раз тогда подошла перестройка, но если взять общее состояние, то отрицательное отношение к Церкви сохранялось, особенно у молодёжи. Их настраивали в школе. Взрослые-то люди уже повидали жизнь, а молодёжь была против настроена. Молодых в храме почти не было. Покрестятся – и уйдут.  

Давайте теперь про постриг. Когда это произошло?

Это произошло, когда я служил на приходе. Если бы постриг состоялся сразу после окончания семинарии, то нужно было бы в тех краях остаться, а наш владыка желал, чтобы мы возвратились, потому что священнослужителей, а тем более, образованных, не хватало. Сначала состоялась диаконская хиротония, потом иноческий постриг, потом священническая хиротония, а уже после этого постриг в мантию, с сохранением того же имени. Владыка Максим нас не торопил, постепенно возводя к иноческому и монашескому житию.

Постриг был в Омске?

Да, Владыка Максим всех собрал и постриг. Монастырей у нас тогда не было. Владыка говорил: «Я бы вас, конечно, отправил по монастырям, но монастырей у меня нет. Поэтому служите на приходе».

Понятно. Ну, о чём ещё можно рассказать из того времени?

Скорее всего, будет интересовать взаимодействие с государством. У нас в Тюмени был такой уполномоченный – Третьяков[14]. Это 1981 – 1982 год, я тогда служил в Тюмени псаломщиком. И этот Третьяков, он был генерал-майор КГБ, меня к себе вызвал.

А где он сидел?

В исполкоме, там, где сейчас Администрация Тюменской области. Пришёл я к нему, и он стал задавать вопросы: «Ты же у нас псаломщик, да?» – «Да, псаломщик». – «Ну, и как ты согласуешь службу со священником? А с главным хором?» – Я рассказал. – «А в главном хоре кто поёт?» – Стал закидывать удочку, чтобы про певцов что-то выяснить. У Третьякова были настольные книги священнослужителя. Отцы мне рассказывали, что, бывало, придёшь к нему, а тот открывает книгу священнослужителя на какой-то там странице и спрашивает: «Ну, как Вы, батюшка, это понимаете?» На богословские темы начинал беседовать. Батюшка теряется, а уполномоченный: «Как же так? Ведь это специально для Вас книги вышли!»

Как раз тогда издали «Настольную книгу священнослужителя». Её разрешили при Брежневе, потом уже пошло обновление, новые Минеи стали печатать. Старые, ещё царские, все уже обветшали. Кто-то даже рукописные служебники делал. Семьдесят лет прошло, и ничего не печатали. 

Отец Зосима, в какие годы Вы служили в Тобольске?

В Тобольск я попал, когда отучился в семинарии. На святительские дни мы с владыкой Максимом путешествовали туда на теплоходе. Из Омска до Тобольска и обратно заказывали теплоход «Калашников» или «Родину», он полностью был загружен паломниками. В Тобольске причаливали и ходом подымались на гору, там владыку встречали хлебом-солью. Сразу всенощное бдение, потом служба праздничная. Все батюшки, конечно, приезжали, тогда их было не так уж много. Гости приезжали, ведь Иоанна Тобольского чтили по всей Сибири. Архиереи приезжали. На один из праздников прибыл владыка Гедеон[15] из Новосибирска.  

Паломники ночевали прямо в Покровском соборе. Вокруг Софийского собора крестный ход проводить не разрешали, и вместе с мощами протискивались в узкую калиточку между колокольней и Покровским собором. Даже раки ещё не было, носили гроб с мощами святителя. Потом отец Александр Бурдин из Рубцовска говорит владыке Максиму: «Владыка, у нас есть столяр – резчик по дереву, давайте сделаем святителю раку». – «Давайте». Это 1983 год. И вот этот резчик за лето и зиму сделал раку святителю Иоанну. К лету 1984 года её привезли в Тобольск. А как раз в 1984 владыка Максим выпросил у Патриарха Пимена праздник Собора всех святых, в земле Сибирской просиявших. Было очень много духовенства, на полиелее читали канон, и только после канона помазывали.

Это та самая рака, какая и теперь? Резная…

Да, а во гробе святителя Иоанна, сейчас лежит святитель Гермоген.

В какие годы Вы служили в Покровском соборе?

В Покровском меня рукополагали во диакона. Там я прослужил год, с 1982 по 1983. В 1983 меня рукоположили во иеромонаха в тюменскую Всехсвятскую церковь, там я пробыл полгода, а потом снова вернулся в Тобольск. После меня во Всехсвятскую церковь пришёл отец Михаил Курочкин. Он как раз женился, и владыка поставил его настоятелем, а меня возвратил в Тобольск, потому что на приходе монахом одному быть тягостно. После этого меня забрали в Тару, а потом началось миссионерство по северу. Мы побывали в Кондинске, Демьянске, Ханты-Мансийске, Салехарде. В Сургуте уже служил отец Виктор Райш[16], он приехал туда в 1987 году. Ещё была советская власть, приходы открывать не разрешали, так он что придумал? Приехал в Сургут и купил себе дом. До этого он в Башкирии служил, средства у него имелись. В своём частном доме отец Виктор организовал церковь. Прирубили алтарь, так что это была не комната, его на новой земле освятили. Отца Виктора вызывают, куда следует, и говорят: «Ты чего сюда приехал?» – А он в ответ: «Я прописан в частном доме, а на строительство имею благословение от митрополита». Выгнать его никак нельзя, потому что он прописан, и дом – его частная собственность. Разрешение от митрополита Омского и Тюменского имеется. Попробовали надавить, а на него просто так не надавишь, в нем сто пятьдесят килограммов веса. И человек опытный. Так отец Виктор наладил духовную жизнь в Сургуте.

После этого то же самое началось в Нефтеюганске. Купили частный коттедж и в нём организовали церковь, там поставили отца Николая[17]. Потом, когда дали какую-то школу старую, более-менее вместительную, переехали на другое место. И отец Николай покрестил двадцать пять тысяч человек!

Это 1990-е годы?

Да, в 1991 для нас открылись все ворота. А в 1990 ещё была слежка. Как-то стою, крещу – помню, тогда дали нам помещение аптеки – смотрю, стоит какой-то рыжий человек и смотрит. И чего смотрит? Начинаю говорить более жёстко, прямо-таки адресно, –  он не выдержал и ушёл. Так и приходилось вести борьбу с представителями власти, их всегда можно было вычислить. Но и нас вычисляли. Едешь, например, в автобусе на требу. В плаще, вроде ничего не видно, а всё равно по каким-то признакам вычисляли. У меня был такой случай. Еду как-то с требы (в деревню я ездил тайно) а сзади ребята хулиганят. В меня летит то камешек, то какая-то гаечка. То есть их задевало за живое, что с ними поп едет.

Последний вопрос. Когда Вы служили в Тобольске, там наверняка был кто-то из старых монашествующих. Расскажите, пожалуйста, об этом.   

В Покровском соборе тогда служили монахини, высланные из Москвы ещё в 1930-е годы, – Кира и Мариамна. Они были уже древние. Ещё служила монахиня Антонина из бывших сестёр тобольского Иоанно-Введенского монастыря. Начиная с 1940-х годов, церковные потихоньку собирались в Покровском соборе. У мощей святителя Иоанна служила монахиня Иоанна, она потом схиму приняла, дожила до открытия монастыря. Монахини пели на клиросе, были ризничными, служили у мощей, пекли просфоры. И ещё удивительно, у нас жили двое человек: Матрона, она, кажется, была дворянского рода, и иподиакон Павел, он был пономарем. Они годами жили при церкви, то есть внутри ночевали, у них там был свой дом, и они служили. Потом, когда Абалакский монастырь открылся, Матрона там скончалась. А так лет тридцать была при храме.

А Покровский собор когда открыли?

В 1946 году.

То есть после войны монахини к собору прилепились. Значит, так дослуживали осколки старой Русской Церкви. Благодарю Вас за беседу.   

[1] Решением исполкома Омского горсовета Крестовоздвиженская православная община была зарегистрирована 7 марта 1943 г., а 2 августа, в день Пророка Божия Илии, ей передали здание Крестовоздвиженской церкви и возвратили часть изъятого имущества. 26 сентября, в канун престольного праздника Воздвижения Креста Гоподня, состоялось первое богослужение. Первым настоятелем возрождённой религиозной общины стал протоиерей Феофан Токарев. Весной 1944 г. было получено разрешение совершать колокольный звон. В 1946 г. Крестовоздвиженской церкви присвоили статус кафедрального собора. 

[2] Старейший клирик Омско-Тарской епархии, духовник Омской епархии, ректор и преподаватель Омского духовного училища. Умер при встрече митрополита Омского и Тарского Феодосия в пасхальном праздничном облачении с крестом в руках в понедельник Светлой седмицы 2007 г.

[3] архиепископ Максим (Кроха), (1928-2002).

[4] митрополит Феодосий (Процюк), (1927-2016).

[5] Куроедов Владимир Алексеевич (1906-1994), председатель Совета по делам религий при Совете Министров СССР (1960-1884).

[6] епископ Евтихий (Курочкин) (1955-2022) – архиерей РПЦ на покое, бывший епископ Домодедовский (2007-2012), викарий патриарха Московского и всея Руси.

[7] протоиерей Михаил Курочкин (1952-1915) – клирик Тобольско-Тюменской епархии.

[8] протоиерей Николай Лукий – настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы г. Омска.

[9] архимандрит Зосима (Горшунов) – наместник Свято-Троицкого мужского монастыря г. Тюмени.

[10] протоиерей Михаил Князькин (1956-2021) – заштатный клирик Тобольской епархии.

[11] митрополит Владимир (Сабодан), (1935 – 2014).

[12] митрополит Иоанн (Вендланд), (1909-1989), управляющий Ярославско-Ростовской епархией (1967-1984).

[13] архимандрит Елевферий (Диденко), (1940-2016).

[14] Михаил Иванович Третьяков, генерал-майор КГБ. В 1972-1979 гг. возглавлял Управление КГБ СССР по Тюменской обл.; с 1979 г. – уполномоченный Совета по делам религий.

[15] митрополит Гедеон (Докукин) (1929-2003), управляющий Новосибирской и Барнаульской епархией (1972-1990).

[16] протоиерей Виктор Райш (1947-2015).

[17] протоиерей Николай Матвийчук – настоятель храма в честь иконы Божией Матери «Почаевская» г. Нефтеюганска.