ФИО: Дронова Екатерина Алексеевна

Год рождения: 1946

Место рождения и возрастания: г. Тверь, г. Кострома

Социальное происхождение: из семьи церковной работницы

Образование: высшее

Место проживания в настоящее время: г. Кострома

Дата записи интервью: 02.04.2024

Уважаемая Екатерина Алексеевна, расскажите, пожалуйста, о Вашей семье, Вашем детстве, юности. Были ли Ваши родители или другие члены семьи верующими?

Я родом из Твери. Выросла я в очень верующей семье, и у меня духовное окормление постоянно было. Мама в епархии работала с владыкой Арсением, когда он служил в Твери.

Как у него фамилия?

Епископ Арсений (Крылов). И в семье постоянно молились за меня. Бабушкины сёстры были – одна схимница, другая монахиня. Ещё и няня была у меня монахиня. Когда разорили монастырь, то её отправили в тюрьму.

Это какие годы примерно?

Это было, наверное, как раз перед войной и потом в войну. Попала она в тюрьму, а там был один из надзирателей, у которого была жена и детки маленькие. Няня моя была слепая на один глаз. И он взял её к себе в дом помогать своей жене детей растить. То есть, она из тюрьмы попала в жилое помещение. Но потом у неё кончился срок, она вышла, приехала в Тверь, ей некуда было деваться. Мама её взяла, чтобы со мной сидеть, потому что мама работала, бабушка моя ещё работала уборщицей в церкви. И няня у нас дожила до моих 7 лет и умерла. И поэтому у меня не могло быть другого, нецерковного и нехристианского воспитания.

Потом школа пошла. Со школой тут, конечно, уже были приключения: я захотела в пионеры. Бабушка говорит: «Ну, хочешь – на тебе галстук». И, когда я была в пионерах, где-то в третьем или четвертом классе, меня просто подружки спросили: «А ты веришь в Бога?» И я сказала, что нет. И это при том, что у меня подружка другая была церковная, она и галстук не надевала. Потом я, конечно, исповедалась, потом я поклонялась перед распятием, что так смалодушничала.

А потом, когда я в пятый класс пошла, мы с мамой переехали в Кострому жить. Вот, первый день в пятом классе в Костроме. Весь класс сидит, учительница обсматривает всех, а я галстук уже сняла. И говорит мне: «А почему без галстука?» Я говорю: «Я верю в Бога». Ну и, конечно, с полгода дразнили, насмешки были. Идёшь, бывает, в школу, а детки кричат, дразнят: «Господи, помилуй!» А потом всё сравнялось. Уже у меня друзья были, и никаких больше неприятностей не было.

Я там в школе пела в хоре, способности были музыкальные, и пела в церкви. Нас таких вот маленьких 9-10-летних забрали в хор церковный. И мы там пели. А потом при Хрущёве было распоряжение – всех до 18 лет выгнать. Ну, и меня в том числе. Выгнали, и я уже стала к хору этому, школьному, относиться, прямо скажем, не очень. В конце концов, меня в школьном хоре заставили как-то петь на Пасху на улице. Чтобы я пришла и пела. Я спела и больше не стала ходить. В результате мне дали характеристику: «фанатик». А поскольку я собиралась в музыкальное училище, я уже побоялась туда идти. Но меня при этом взяли в элитную школу. Вот тут тридцатка была, тридцатая школа, там все дети работников обкомов учились. Ну, просто взяли, несмотря на характеристику. Меня там никак не беспокоили. И очень хорошо нас обучали. Так что у нас из класса, может, один человек только не поступил в институт, настолько нас всех готовили хорошо там.

Затем поступила в институт, тоже никакого давления по религиозному вопросу на меня не было. Я спокойно всё время ходила в храм. И где-то на третьем курсе я уже стала опять в церкви на клирос вставать петь. И ничего, никто меня не трогал. Потом я поняла причину: у мамы была подруга, у которой отец был преподавателем в Костромском технологическом институте, где я тогда училась, и потом она сказала: «У вас ректор ездит в Москву причащаться».

Я выучилась, потом по направлению в Ивановскую область отправили меня – в Вичугу (городок по размерам и виду как костромская Нерехта). Ну, я хожу, работаю нормально. Я в церковь там тоже, конечно, ходила. Однажды был случай – из церкви вышла, стою на остановке, автобус жду. Бабушки все, и я в платочке. Идёт наш главный конструктор: «А Вы что, из церкви, что ли?» Я говорю: «Из гостей». На другой день он меня вызывает. – «Вы, говорят, в церкви были, я узнал». Я говорю: «Точно, в церкви была». И тут у нас с ним такая перепалка пошла! Всё-таки мне было уже 25 лет, я знала, чего ответить. В результате мы с ним поговорили, я тоже не была с ним кроткой, начала его учить, уму-разуму [смеётся]. Он потом в конце сказал: «Мы с Вами больше не сможем вместе работать». Для меня, конечно, это был шок, потому что я училась столько лет, всё было нормально, и вдруг так. Я от него вышла, пошла в туалет, смотрю – у меня лицо в слезах. «Тьфу, – думаю, – я ещё перед ним и плакала!» Рассердилась я на себя [с улыбкой]. Жду, когда меня уволят. Потом он сам пропал. Куда девался, не знала сначала. Появился другой у нас конструктор. Узнала потом, что того, предыдущего конструктора повысили в другой город. Слава Богу.

Я вообще-то в общежитии не хотела жить, чтобы там не светиться с хождением в храм. И жила просто на квартире у бабушки. Сказала по нового конструктора бабушке, она говорит: «Ой, да у него вся семья в церковь ходит». Очень приятно стало мне. Ну, в общем, я там потом хорошо с ним четыре года проработала. Потом мне просто там скучно стало. Я даже отказалась от квартиры.

Уехала, приехала в Кострому к матери, она мне комнатку купила, чтобы жить, и тут я и замуж вышла. И вот в конструкторское бюро поступила работать – работаю, нормально всё. Мы, конечно, с мужем венчались. И вдруг меня уже беременную, вызывают: «Почему Вы венчались?»

А это в каком году примерно было?

В 1976-м. Но в целом проблем после этого разговора не было. И в общем-то у меня с советской властью, можно сказать, конфликты все закончились. То есть они меня потом отпускали. Я себе заработаю какой-нибудь день, потом беру отгул, когда праздник, чтобы мне в церкви петь. Ну, все знали уже, что я в церкви пою, и ничего не было. Единственное что потом, когда детки мои уже в школу пошли, муж сразу же сказал: «Никаких октябрят, никаких пионеров в семье не будет».

Это уже какие годы?

Это 1985-й примерно год, когда первый пошёл в школу. И, в общем-то, всё. Меня не трогали. В музыкальной школе мои дети ещё все учились и в основной учились. Был один случай уже во второй половине 1980-х годов: приходила как-то раз ко мне учительница. «Вы, – говорит, – насильно детей в церковь водите?» Я говорю: «Ну бывает, что не с кем оставить, тогда заставляем. А бывает, когда праздники, они сами вскакивают и идут. Допустим, на Рождество в три часа ночи служба, они спокойненько встали и пошли, потому что Рождество».

Были ли среди Ваших знакомых священнослужители, или люди, о которых Вы точно знали, что они посещают храм? Исповедали ли они веру открыто?

Я дружила со священнической семьёй Степановых, мы близко жили. Отцу Владимиру Степанову всю Кострому и Костромскую область с семьёй пришлось объездить. Он был очень ревностный проповедник, и его выгоняли с одного прихода на другой. И дети тоже у них все в открытую служили и пели. В области, между прочим, труднее. Вот я в Ивановскую область пришла, и вдруг меня собрались выгонять. А в Костроме всё как-то нормально было. И тут у нас четыре храма было действующих, а там на всю Вичугу оставили только кладбищенскую церковь где-то на окраине, куда мы все ездили. Остальное всё позакрывали. А у нас здесь, на Костромской земле, было как-то лучше.

А приходилось ли Вам слушать передачи иностранных радиостанций на религиозные темы?

Да, у меня муж любил это. Мы ночью детей уложим спать – и включим.

А что это за радиостанции были?

Я уже сейчас и не помню.

А насколько регулярно вы их слушали?

Мы часто слушали. Муж особенно это любил, но и я тоже. Вместе подсядем и слушаем. Ночью-то лучше слушается.

Каково Ваше представления о положении Церкви в СССР? Знали ли Вы о закрытии храмов, репрессиях в отношении верующих? Когда, на Ваш взгляд, стало безопасно ходить в церковь?

Ну, для меня было довольно-таки безопасно из-за того, что у меня мама работала в епархии, никаких не было в семье учителей, или таких людей, которым нельзя в церковь ходить. Я, например, когда институт выбирала, знала, что в педагогический мне нельзя, потому что там будут проблемы. Поэтому я такой нейтральный выбрала институт – машиностроительный. А так, конечно, в городе я как-то уже привыкла к тому что ходишь мимо закрытых храмов. А потом стало удивлять: смотрю храмы стали реставрировать. Ещё при конце советской власти у нас некоторые восстанавливать стали. Как-то много было людей даже среднего возраста, которые не боялись и ходили в храмы. При Брежневе потом, после Хрущёва, вообще послабление было в целом. Кто хотел в церковь ходить, те ходили. И ничего им не было, на мой взгляд. Такое вот у меня впечатление.

Скажите, пожалуйста, Вас крестили тайно или официально? Регистрация официальная была?  

Вот не вспомню про регистрацию, совсем ведь маленькой была.

Может, родители что-то рассказывали?

Ну, у меня мама была одна. Отец был у меня такой, с которым мама рассталась ещё до моего рождения, которого я вообще даже не видела. Атеист ярый, он требовал, чтобы моя мама аборт сделала.

В общем, я даже не помню, где меня крестили. Знаю, что у меня крёстный был мой дядя, который священником потом стал. Вот и всё. Больше я не помню, не знаю – крестили в храме или не в храме меня. А бояться-то нам нечего было. Мама в епархии работала. Бабушка – уборщица в церкви. У нас увольнять некого было.

Скажите, пожалуйста, приходилось ли Вам или Вашим знакомым сталкиваться с давлением властей в связи с религиозными убеждениями? Если да, то при каких обстоятельствах? Может крещение ребенка или ношение нательного креста?

Ну, я знаю, что в Ивановской области в 1960-е годы как раз крестила одна знакомая наша ребёнка. Её вызывают на работе, она говорит: «Ещё рожу, и ещё буду крестить», развернулась и ушла [с улыбкой].

И какие-то последствия для неё были?

Да не было никаких, она же была простой работницей, не какой-то начальницей. А о начальниках я не слышала таких, которые в открытую ходили. Ну кто-то в Москву ездил, кто-то в Сергиев Посад, в лавру ездил. А в открытую не очень-то я знаю, что кто-то из начальников ходил.  

Благодарю Вас! Спаси Господи!