Ефимова Светлана Владимировна - Память Церкви
5 0
Миряне Ефимова Светлана Владимировна
memory
memory
5 0
Миряне

Ефимова Светлана Владимировна

ФИО: Ефимова Светлана Владимировна

Год рождения: 1958

Место рождения и возрастания: п. Гвардейское Симферопольского района Крымской обл., г. Омск

Социальное происхождение: из семьи военнослужащего

Образование: высшее

Место проживания в настоящее время: г. Омск

Дата записи интервью: 07.05.2025

Беседу проводила Яшина Юлия Вячеславовна, студентка Омской духовной семинарии.

Здравствуйте, уважаемая Светлана Владимировна. Расскажите, пожалуйста, о Вашей семье, о Вашем детстве.

Ну, начнем с того, что зовут меня Светлана Владимировна Ефимова, родилась я в 1958 году в Крыму. Там служил мой отец, и там же жила семья моей мамы. Там, вероятно, я была крещена, потому что, не помню этого, но по семейным легендам, по обрывкам разговоров, вроде бы, моя прабабушка меня крестила. Наверное, это была ситуация обычная в то время. Я понимаю, что я когда-то была крещена, мне говорили, что у меня есть крёстные. Крёстную свою я знала и крёстного знала, мы с ними постоянно общались.

Мама училась и работала. Она работала в сфере торговли. Папа был военнослужащим, он офицер. Бабушка и дедушка по папиной линии жили в Омске. Бабушка моей мамы жила в Крыму, а дед погиб при освобождении Севастополя 8 мая 1944 года. Вероятно, бабушки были крещены, но в доме у них не было икон, не было литературы никакой. Мы приезжали периодически к бабушке в Крым. Иконы, видимо, убирались, чтобы они были не на виду, потому что я их видела. Что касается братьев-сестёр, у меня есть младшая сестра, она живёт в Омске, сейчас переехали они в Москву недавно.

Сказать, что семья ходила в церковь, была религиозной, я не могу. Но никогда никакого плохого слова ни о религии, ни о Церкви, ни о священнослужителях не было сказано. И более того, если где-то что-то такое происходило, то это сразу пресекалось. Поэтому я думаю, что всё-таки мои бабушки и дедушки выросли среди верующих, и у них сохранилось в семье уважение.

То есть никаких предметов религиозного обихода в доме не было, и Вы не видели, чтобы кто-то молитвенную практику осуществлял?

Нет, такого не было. Уже в 1970-е годы я сама, будучи в Крыму, в церковь ходила. В Омске сложно было в церковь ходить, а вот когда мы приезжали в Крым к бабушке, там были мои крёстные, и с крёстными, с моими братьями-сёстрами двоюродными, которые тоже были крещены, мы ходили в церковь. И когда я оттуда приносила бабушке просфоры, бабушка очень благодарила, и как-то потихонечку где-то, видимо, она всё-таки молилась. Поэтому я думаю, что всё равно они были верующими, но не афишировалось это всё.

А Пасху праздновали?

Вот про Пасху не могу сказать, потому что Пасха — это как раз период, когда мы обычно были в Омске. Сказать, что прямо Пасху праздновали, нельзя, но были друзья у родителей, и в этот день собирались не всегда с куличами, но с какими-то булочками, даже яиц, по-моему, не было, а вот булочки были, какое-то застолье было, разговоры очень домашние. Вот что-то такое было, но «Христос Воскрес» не звучало.

Все двоюродные братья и сёстры крещены были и знали своих крёстных, прислушивались к ним, когда они нас поучали, как себя вести. У двоюродного брата отец тоже был военный,  занимал очень высокое положение, высокий пост, он руководил военным строительством, и видимо, его тоже крестили в Крыму у бабушки. Не там, где мы жили, а именно в Крыму. В Крыму мы проводили время, когда были Спасы. Вот тогда мы ходили в церковь, были на всех этих праздниках. На яблочный Спас из деревень привозили бабушек на службу, транспорт был один – мотоциклы с колясками. Мы ходили в церковь в городе Джанкое, в храм в честь Покрова Божией Матери. Это было одноэтажное здание на улице Розы Люксембург, здание было вытянутым, и мне даже казалось, что потолки были невысокие. В храме, построенном после 1990-х годов, я уже не была, мы практически перестали ездить в Крым в тот период[1].В церковь ходили в Крыму, потому что там над нашими родителями, которых могли здесь увидеть в церкви, никто не стоял, поэтому было в этом смысле проще. И именно там я покупала первую религиозную литературу, когда я уже училась в старших классах школы, потому что нигде же ничего не было. Всё равно я обращалась к Господу, и Он вёл меня какими-то путями, у меня интерес-то был к церковной жизни. И вот там я впервые покупала книги. Была книга протопресвитера Фомы Хопко[2] «Основы Православия», где рассказывалось обо всём элементарно, типа катехизиса, как я сейчас понимаю. Я эту книжечку приобрела ещё в 1970-е годы. Я уже училась в университете в конце 1970-х. Поскольку я на исторический факультет поступила, я в библиотеке смотрела некоторую религиозную литературу, в том числе, Библию. Ветхий Завет точно, с Новым Заветом чуть позже познакомилась, но всё равно, это было как бы в рамках учёбы.

И они были в библиотеке в открытом доступе?

Нет, вот здесь было сложнее, потому что нужно было обосновать преподавателю, что ты делаешь какую-то работу для того, чтобы получить доступ к этим книгам. Они были, но очень ограничено, конечно.

В Омске, когда я училась в старших классах, мы к церкви подходили, иногда там были, но старались не привлекать внимание, потому что там были какие-то «дядечки», которые тут же высматривали что-то, и мы старались незаметно быть.

Когда я поступила в университет, здесь очень интересные были ситуации. У нас была дисциплина, которая называлась «Основы научного атеизма». Но преподаватель не столько пропагандировал атеизм, сколько рассказывал о разных религиозных направлениях. Я так подозреваю, что он был дружен с уполномоченными по делам религий, потому что он студентам предлагал в качестве самостоятельной работы пойти на религиозные собрания в какие-то общины, либо пойти в церковь и потом что-то написать. Поскольку я считала, что писать что-то о церковной жизни в таком формате я точно не буду, я «присоседивалась» к тем нашим однокурсникам, которые были записаны у этого преподавателя для похода в православную церковь. Я использовала этот момент и ходила в церковь для того, чтобы на службе побыть. Вот эти моменты были. Но никаких отчётов по этому поводу я не писала. Чтобы преподаватель критиковал именно Русскую Православную Церковь, я такого не помню. Конец 1970-х годов – это очередная гонка вооружения. После 1975 года потепления с Западом были, а потом опять началась постепенная конфронтация, и в большей степени критиковалась Католическая Церковь, её энциклики, современные документы, которые принимались. Критиковались протестантские направления, очень активно он критиковал свидетелей Иеговы. Я не могу сказать, что преподаватель был очень активно против Православной Церкви. О некоторых прозападных направлениях он, конечно, высказывался. Вот это было. И каким-то образом, у него были документы. Я думаю, что через уполномоченных. Он нашёл такой путь, такую тактику, что другие церкви критиковал больше, чем Православную. Православная Церковь рассматривалась в рамках исторического обзора. Может быть, потому что мы учились на историческом факультете, мы, конечно, больше знали об истории становления Церкви.  

И, конечно же, я очень благодарна этому периоду 1970-х годов, потому что, когда я стала студенткой, у меня появилась возможность ездить по другим городам. Так получилось, что руководитель моих курсовых работ и дипломной работы был в Москве, и я в Москве два раза на год бывала. Там в конце 1970-х, с 1977 по 1982 год, мне удавалось, безусловно, побывать в церквях, в монастырях. Такие небольшие паломнические поездки, как бы я сказала сейчас. Но особую притягательность, вот честно скажу, чисто эмоционально, для меня имело место, где был бассейн «Москва». На этом месте стоял Храм Христа Спасителя, взорванный в советское время. Тогда я не знала много молитв, но просто приходила, обходила это место и читала «Отче наш», вспоминала все известные мне образы Богородицы, уходила всегда оттуда какой-то наполненной.

Расскажите, пожалуйста, есть ли у Вас воспоминание о посещении храма, которое до сих пор у Вас осталось? Может быть, Вы встречали каких-то интересных людей, или какие-то события происходили, связанные с посещением соборов?

Конечно же, самый неизгладимый след в моём сознании оставило посещение Киева. Первое — это Софийский собор. Тогда это был памятник искусства, архитектуры, там службы не велись. Но когда я туда попала, первое, что меня поразило, – это, конечно же, мозаика Богородицы Оранты. Я поняла, что это не просто здание. Когда я подняла голову, было впечатление, что Богоматерь ко мне идёт и пытается мне что-то сказать. Вот такое впечатление было. Настолько оно было сильно, что я поняла, что я не случайно сюда пришла. И второе — это, конечно же, Киево-Печерская лавра. Сложился такой момент в лавре, что там пропускали очень мало, но я побывала и в ближних, и в дальних пещерах. Это был 1982 год. Было понимание того, что это живо, живая история, живое состояние. Я увидела там многих людей, для кого это была не экскурсия, а именно душевный порыв их туда привёл. Сейчас, конечно, уже стёрлись воспоминания эти, но это было настолько сильное потрясение, что я поняла, что без этого я уже, наверное, вряд ли смогу.

То есть именно в этот момент Вы стали сами активно посещать храм?

Да, да. Это один момент. И второй момент, когда в 1983 году я вышла замуж, то семья моего мужа оказалась верующей. Родители мужа и родственники ходили в церковь. Правда, не постоянно, но по большим праздникам ходили. На Пасху, на Благовещение. Оказалось, что у тёти, крёстной моего мужа, было Евангелие. И когда я пришла в семью к родителям мужа, у них был дореволюционный экземпляр Евангелия. От дедушки с бабушкой моего мужа это Евангелие осталась.  Они сами из Белоруссии, и они очень много рассказывали о том, как они приехали сюда как раз в Столыпинскую реформу и жили в районе таёжном, а потом уже, когда мой свёкор приехал в Омск после службы в армии, они сюда переехали.

И вот тогда я уже непосредственно начала воцерковляться. Откуда-то из поездки уже мои родители привезли Библию…То есть получается, что всё в один момент стало проясняться очень чётко, и стало понятно, что без веры ты теперь уже не сможешь жить.

А почувствовали ли Вы в этой семье какую-то особую атмосферу посреди верующих людей?

Да. Наверное, исходя из религиозного воспитания у бабушек и дедушек, какие-то основы и моим родителям давали, и в семье мужа ещё больше я почувствовала это. Потому что, безусловно, здесь было то, что мы называем христианской любовью, смирением, терпением. Это всё там было. Ну представьте, молодая девушка приходит в новую семью, мы живём вместе, понятно, что каких-то трений не избежать, но, тем не менее, всегда родители мужа старались найти какие-то подходы без криков, без шума, разговаривая, объясняя какие-то свои позиции. И была очень дружная семья. Моя семья тоже была дружная, и здесь тоже это единение было. Поэтому я думаю, что религиозные убеждения, безусловно, влияют на общее жизненное состояние.

Это уже был момент, когда Вы сами заняли активную позицию, и наверняка Вы выходили в общество, не только в семье пребывали. Сталкивались ли Вы с каким-то сопротивлением?

Вы знаете, нет, я не могу сказать. Может быть, я этого не видела, но, по крайней мере, те, с кем я сталкивалась по работе, не проявляли отторжения, не было никакого неприятия. Я на преподавательскую работу сразу пришла в вуз. Может быть, это было связано с тем, что я пришла работать в мединститут, и многие медики и студенты-медики периодически проявляли интерес к религии. Они воспринимали, что медик, конечно, много может, но жизнь человека всё равно не в его руках. Эта позиция ими принималась и транслировалась. Поэтому, я бы не сказала, что я сталкивалась с кем-то оголтелым атеизмом. Нет, скорее был интерес, скорее было стремление разобраться в этом.

Я очень хорошо помню период, когда общество стало готовиться к празднованию Тысячелетия Крещения Руси. Вот здесь, безусловно, начались какие-то уже другие мнения, веяния, представления и заинтересованность. Более того, когда я уже поняла, что надо где-то информацию брать, литературы мало было, был такой журнал «Наука и религия». Несмотря на проатеистическую позицию этого журнала, там тоже публиковалось очень много статей, связанных с историей, с религиозным устройством Русской Православной Церкви. И вот по крупицам, по маленьким каким-то статьям или заметкам это впитывалось, бралось и передавалось, потому что впоследствии, конечно, мы с мужем об этом стали говорить уже с дочерью.

То есть, во время Вашей преподавательской деятельности было уже безопасно ходить в церковь? Можно было открыто это делать?

Ну, меня никто не останавливал. Я ходила в церковь. У нас две церкви действующие в Омске всего было в начале 1980-х. Потом появился ещё Никольский собор, но это попозже, уже в 1990-е годы. В начале было два храма: Крестовоздвиженский кафедральный, и «на Труда»[3], как мы говорили.

Вы регулярно ходили в церковь?

Я периодически ходила то туда, то туда, всё зависело от того, как получалось. Регулярно я, конечно, каюсь, не ходила. Но периодически ходила. Больше времени я проводила в храме, когда приезжала в Крым. Вот там мы достаточно часто ходили на праздники летние, которые выпадали, когда мы приезжали. И просто заходили на службы, на вечерние иногда, когда я оставалась там в городе у своих родственников. Но я считаю, что всё, что происходило в этой жизни, и особенно то, что произошло, когда я училась в университете, очень важно.

С университетом у меня связана ещё одна история очень интересная. У нас были преподаватели, которые старались до нас донести некоторые знания по истории Церкви, в частности, по истории иконописи, и впоследствии они стали первыми преподавателями на открывшемся в 1993 году первом в стране факультете теологии: Генрих Кутдусович Садретдинов[4], Юрий Васильевич Балакин[5]. И, конечно же, мы там впитывали. При этом один преподаватель сам предложил нам спецкурс по истории русской иконописи, и он вполне открыто заявлял о том, что он крещёный. Он был татарином по национальности, но он был крещёным. Конечно же, я видела, что некоторые коллеги его скептически, с иронией к этому подходили, не принимали это всерьёз. Но он достаточно стойко принимал всё это, он был уверен в том, что это правильный его шаг. И до конца своих дней он ходил в церковь. Мы потом уже с ним периодически встречались в Никольском соборе, когда он туда приходил, и я иногда приходила туда.

Вы говорили, что у Вас не было в детстве, в юности литературы православной, чуть-чуть можно было достать где-то в библиотеке, но вот один взгляд на икону – и Вы тогда поняли, что это всё не зря.

Да, да. Вы знаете, иногда в художественной литературе что-то попадалось. Например, «Отче наш» я однажды нашла знаете, где? В детской книжке о войне, о партизанском отряде в Беларуси. Это книга попалась мне, наверное, в 1972-1973 году, я ещё школьницей была. Я не помню автора, я не помню название этой книги, но начиналась она с того, что дети в оккупации, у них какая-то сложная ситуация, и они читают «Отче наш». И вот «Отче наш» я прямо выписала и выучила именно из этой книжки. Такая вот ситуация. То есть, наверное, когда ты искренне идёшь к Господу, Господь тебе даёт возможность получить то, что ты желаешь.

Стучите и отворится.

Да, да.

Благодарю Вас, Светлана Владимировна. Ваши ответы были очень интересны.

Спасибо. Я надеюсь, что, может быть, кому-то это поможет посмотреть на свой путь в Церкви как-то по-другому.

Да, безусловно. Ведь мы все – части большого организма.

Да, части большого христианского православного мира.


[1] Предшественником Покровского собора был храм в честь Тихвинской иконы Пресвятой Богородицы, построенный в 1909 году. Церковь находилась в теперешнем центральном городском парке. В 19231931 годах церковь уничтожили богоборцы. По свидетельству Ольги Кочуневой, исследовательницы биографий священников Джанкоя:

«Старожилы вспоминают, они слышали от своих родителей, что в храм ворвалась безумствующая толпа, она выносила из храма книги, палила костры, разбивала иконы и церковную утварь, затем кто-то из зачинщиков спросил, найдутся ли смелые, кто полезет сбивать кресты на куполах. Нашлось двое смельчаков, они были комсомольцами, и, видимо, хотели показать всем свой задор. Люди, стоявшие в толпе, стали свидетелями такого чуда: один из смельчаков оглох сразу, как только спустился сверху. А вот второй своим поступком предрешил судьбу всей своей семьи: все его родные погибли в годы оккупации, и он сам в том числе. Спустя время храм взорвали матросы. А потом из кирпичей храма построили баню, и школьников заставляли возить кирпичи разрушенного храма на эту «стройку века»».

В 19411944 годах, в период немецкой оккупации города, православным верующим было позволено собираться на богослужения в приспособленном частном доме на улице Свердлова. Богослужения возглавлял румынский священник. В 1943 году в Джанкой приехал с семьёй протоиерей Алексий Подсадный, который стал совершать богослужения на церковнославянском языке. Прихожане джанкойского храма спасали узников концентрационных лагерей, передавали заключённым одежду, продукты, медикаменты, а то и вызволяли из неволи обречённых на смерть людей, выдавая их за своих родственников; на территории храма назначали встречи подпольщики.

5 июня 1945 года православная община получила типовой договор на открытие храма, по которому получила в бессрочное бесплатное пользование бывшую одноэтажную каменную конюшню по улице Розы Люксембург. Это здание частично перестроили в церковь в честь Покрова Божией Матери, а жилой дом стал приходским домом нескольких поколений священников и их семей. В храме несколько раз служил, посещая Джанкой с архипастырским визитом, святитель Лука (Войно-Ясенецкий).

С 1990 года в непосредственной близости от старой Покровской церкви было начато возведение нового храма, 10 ноября 2005 года митрополит Симферопольский Лазарь (Швец) совершил чин освящения. В 2008 году храм стал кафедральным собором новоучреждённой Джанкойской епархии. Новый храм, увенчанный шатровым пятиглавием, выстроен по типовому проекту. Старый храм, вытянутый с севера на юг, с пристроенным на восток алтарём и надстроенным в центре куполом, входит в состав комплекса кафедрального собора в качестве малого храма.

[2] Протопресвитер Фома Хопко (1939–2015), священнослужитель Православной Церкви в Америке, богослов, проповедник, духовный писатель и публицист.

[3] На улице Труда в Омске находится Свято-Николо-Казанский собор.

[4] Садретдинов Генрих Кутдусович (1939-2008), советский и российский историк, основоположник омской школы медиевистики. Кандидат исторических наук, профессор, заведующий кафедрой всеобщей истории Омского государственного университета в 1991-2008 годах. Один из авторов «Большой советской энциклопедии» и «Советской исторической энциклопедии».

[5] Балакин Юрий Васильевич (1946–2014), историк и преподаватель Омского государственного университета имени Ф. М. Достоевского. Один из родоначальников теологического образования в современной России, бессменный руководитель кафедры истории и теории религии.