ФИО: Ильницкая Валентина Николаевна

Год рождения: 1958

Место рождения и возрастания: Смоленская область

Образование: среднее специальное

Место проживания в настоящее время: Калининградская обл., г. Светлый

Дата записи интервью: 02.02.2025

Беседу проводил Максин Дмитрий Михайлович, студент Перервинской духовной семинарии.

Расскажите, пожалуйста, о Вашей семье, Вашем детстве и юности. Были ли Ваши родители или другие члены семьи верующими? Когда и где Вы приняли Крещение? Были ли Вы крещены в детстве?

Меня крестили в детстве. В каком возрасте, не знаю, сколько мне было, может год, может два. По инициативе мамы, которая была верующая. Она даже была в заключении на Урале, когда ей было 18 лет. Осудили, потому что её отец не принял советскую власть. И поэтому сначала осудили отца, но он рано умер. А мама была ещё несовершеннолетняя. Когда она достигла совершеннолетия, её посадили на год. Сначала осудили на два, но потом амнистия была. Потом она вышла замуж.

Отец у меня был неверующим, можно сказать. Только в конце жизни стал верующим. А мама нас всегда учила молиться, мы знали, что это такое. У нас Псалтирь была. Читать учились на церковнославянском. В храм ходили очень редко, потому что ближайший храм был километров за 50, дороги практически туда не было. Но я помню, что всё равно мы в то время с мамой в Печерск, в Демидов ездили. Это Смоленщина. Вот такое было детство. Потом выросли. В школе учились. В школе не поступали мы ни в пионеры, ни в октябрята, из-за этого нас очень дразнили в классе.

Это мама говорила, что не нужно поступать?

Не могу сказать, что мама нас строго к этому призывала, но почему-то её слово оставалось незыблемым. Хотя отец наоборот нам говорил: «Ну что вы не такие как все, это же стыдно». Мы же одни такие в школе были. Мы – это я имею в виду я со своей сестрой и двоюродная сестра. Дразнили нас за это. Но как-то Господь давал силы. Не могу сказать, что я сильно от этого унывала. А ещё фамилия была Богачёва, ну и Богом дразнили меня из-за фамилии [Смеётся]. Господи, слава Тебе! Потом Господь меня за всё это наградил сторицей. Ну вот это детство.  

Были ли дома у родителей, у бабушек, дедушек предметы религиозного обихода, религиозная литература — Священное Писание, молитвослов, иконы? Как они хранились, на виду у всех или скрыто от посторонних глаз? Молился ли кто-нибудь из домашних при Вас на Вашей памяти? Какой была молитвенная практика в Вашей семье?

Иконы висели в центральном углу. Молились, книги были, Псалтирь очень хорошо помню, что была. Молитвослов был. Молитвы знали мы с детства: «Трисвятое», «Царю Небесный», «Достойное есть», «Отче наш». Это мы знали прямо с детства. Так что молились. Мама молилась, это я видела. Бабушка у меня ещё была верующая.

А бабушка с вами жила?

Нет, она жила отдельно в посёлке недалеко, мы к ней ходили. Когда умерла бабушка, мне было девять лет. Она умерла в Великую Субботу, накануне Пасхи. Её похоронили после Пасхи, и мы ходили в её дом. Дядя мой, мама и я ходили и пели Христос Воскресе. И я пела. Старалась, пела. И мне так это нравилось! И вот тогда, наверное, я почувствовала присутствие Божие. Вот тогда я получила какую-то благодать. Не забуду это время. Именно тогда у меня появилась радость какая-то в душе необъяснимая, которая меня вела. У меня мама хорошо пела, и дядя пел. И я старалась петь, и мне казалось, что я очень красиво пою. Это были мои первые шаги. Мне это очень нравилось, и я дальше вдохновлялась. Это было самое-самое благодатное впечатление, которое потом меня сопровождало дальше. Я знала, что это была встреча с Господом моя первая. Я испытывала величайшее благоговение. Мне хотелось ещё раз прийти, каждый день я готова была туда ходить и петь. Но потом потихонечку это рассосалось, эта внутренняя радость.

Знали ли Вы в детстве и юности сюжеты Священного Писания, смысл церковных праздников?

Про Пасху я точно знала, ну и о праздниках знала. Особенно Родительские дни знала, потому что у нас очень строго это соблюдалось. Кладбище было недалеко, и всегда мы с мамой шли поминать, поскольку у нас было родственников очень много там похоронено. Всегда было записано, какое число, когда день памяти, кто когда умер. И всегда шли на кладбище. И это тоже мне очень нравилось. Почему я и сейчас люблю кладбища. Некоторые боятся, а я люблю.

Приобретали ли Вы самостоятельно религиозную литературу, переписывали, перепечатывали?

С 16 лет я уже в соборе[1] была, и мне уже не надо было переписывать, хотя я видела перепечатанные, переписанные ноты, пользовалась рукописями.

Были ли среди Ваших знакомых священнослужители или люди, о которых Вы точно знали, что они посещают храм? Какое впечатление они на Вас производили? Исповедовали ли они открыто веру?  

Да, я видела таких людей. Одна семья была закрытая. Все знали, что они верующие, но они очень мало общались. Это ещё детство моё было, я толком не могу об этом рассказать, но родители говорили, что Афанасий и Евгения – очень верующие люди. Кто-то их считал староверами. Но они действительно, очень сильно отличались скромностью, тихостью. Они отличались от других.

Ну, видимо, когда люди страх Божий имеют, они будут отличаться.

Да. Это 1970-е годы были, это были самые гонения. И эти люди отличались. Я знала священника, который меня крестил. Он всегда ходил как раньше ходили: в шляпе и в хромовых сапогах. Это у священников была форма одежды мирская. Я его помню. Ещё знаю человека и уверена в том, что этот человек в Царствии Божием. Эта женщина очень сильно молилась. Муж у неё был не очень верующий, сын тоже. Она была врач терапевт в Демидове. И она ездила всегда в Сергиев Посад. Брала отпуск и проводила отпуск в Сергиевом Посаде. Очень сильно молилась за всех. Несколько мне дала советов полезных, которыми я до сих пор пользуюсь. Потом уже когда я в соборе была, уже подучилась петь, а в Демидове петь было некому, и меня туда отправлял владыка Феодосий[2]. И мы с этой Еленой Александровной, врачом, вдвоём пели. Я тогда ещё была совсем юная, мне 17-18 лет было. Может, 19. А она уже была в возрасте, где-то, может, под 70. Мы с ней вдвоём пели, и я всегда слышала третий голос. Нам подпевал всегда третий голос. И она говорила, что это поют ангелы. Это святой человек, я это точно знаю.

В моей жизни мне очень сильно повезло. Я действительно, много видела святых людей. В соборе были женщины, которые жили обычной жизнью, на хлебозаводе в основном работали. Они были тайными монахинями, пострижены были. И только после смерти узнавали, что они в монашеском чине. На хлебозаводе они работали, потому что это считалась профессией очень полезной, душеспасительной. И очень тяжёлой, кстати, была эта работа.

Человек десять я знаю духовных чад схиигумена Саввы Псково-Печерского[3]. Они раз в полгода ездили к нему в Псково-Печерский монастырь, и они были очень-очень примерными людьми. Для них слово духовного отца было закон. Они не жили своим умом, своим желанием. Вот сказал отец так – значит, так. Они очень сильно отличались. Даже если кто-то не знал, что они монахини, всё равно было видно, что они не такие, как все.

Знала я одну женщину, которая ходила по покойникам читала Псалтирь. И к нам она приходила. Она одна была на всю округу. Я её очень хорошо помню. Вот такой высокой жизни были люди. Это сейчас у нас чтецы, певцы, а тогда же был один человек. Все её знали и приглашали за 10, за 20 километров.

Матушка, а Вы начинали в соборе, а потом пели в Демидове, да?

Да, начинала в соборе. Потом из собора меня отправляли в храмы, где некому было петь. Владыка Феодосий командировал.

Приходилось ли Вам или Вашим знакомым сталкиваться с давлением властей и общества в связи с религиозными убеждениями?

Мой дядя тоже, как и мама, сидел. Где-то в 1970-е годы дядю посадили. Он в Сычёвке был в спецбольнице[4]. Он тоже не принял советскую власть и паспорт не брал.  И жить им было не на что. У него было четверо детей. У них были не то, что маленькие дети, но ещё школьники. Его посадили только за то, что он против советской власти был, он ничего не сделал абсолютно. Он был плотником, срубы делал. За лето он делал сруб, ему за это платили 300 рублей. В те времена это было немало. И на эти деньги целый год 6 человек жили. А жена собирала ягоды, грибы, где-то на окраине Смоленска продавала, даже не на рынке. Даже в своём посёлке в магазине им не продавали хлеба. Нам продавали, потому что у меня отец был немножко другой, он лесником работал. А им не продавали. Они сами пекли хлеб, даже рожь, пшеницу выращивали. Землю тоже им не давали. Ну, может, пять соток у них было. И вот они этой землёй пользовались, хлеб для себя выращивали. Вот сейчас к хлебу мы как относимся? Да никак. Хлеб и хлеб, заплесневел – выбросили. А мой дядя берёт хлеб, перекрестится, поцелует буханку, тогда только отрезал. Отрезал и, если только куда-то крошечка упала, он её найдёт и обязательно съест. Мы уже по-другому сейчас ведём себя. Хлеб на стол, стол – престол. У них так было. Именно по материнской линии такие были верующие. Вот дядя такой был. Дедушка тоже такой был.

Показывали ли Вы свою религиозность в школе? Были ли в Вашем классе верующие кроме Вас?

В школе верующей я была одна. Каждый понедельник линейка общешкольная. Наш класс был в честь Зои Космодемьянской[5], сколько у нас было человек, я уже сейчас не помню, но меня тогда не считали. Я была не в счёт. И меня всегда перед всей школой ставили впереди: «Вот, посмотрите на неё, какая. Не такая, как все». Но это я как-то не ощущала. То ли я была уже привыкшая, не знаю, как-то меня это не травмировало. И так каждый понедельник. А если я заболела, например, и не пришла в школу, всё, значит: «Ну рассказывай, Богачёва, какой там вчера праздник церковный был?»

Когда мы выросли, моя сестра вышла замуж за священника, вторая сестра вышла замуж тоже за священника, и я тоже. Младшая двоюродная сестра тоже вышла за священника. И брат мой двоюродный был священником. То есть мы все, кого притесняли, пошли по этой линии. Все свою жизнь устроили именно так, почему-то. Господь так устроил.

Интересовались ли Вы церковным искусством?

Пением интересовалась. Мы в школе учились, а это был закрытый зимний храм. Летний разбомбили в войну, а зимний остался. Его как-то переделали, и вот я училась в этой школе, в бывшем храме. И даже слышали, откуда-то из подвалов на Благовещение доносилось пение «Архангельский глас». А там в подвалах были захоронения старинные очень, склепы. Я этого не слышала, но старший брат двоюродный рассказывал.

Совершали ли Вы паломничества?

В Грузию ездила, к митрополиту Зиновию[6]. В Вильнюсе была, в Духовом монастыре[7].

Когда, на Ваш взгляд, стало безопасно ходить в церковь?

Ну, в 1980-е уже более-менее было. Уже такого не видела, чтобы закрывали на Пасху храмы и не пускали никого. В Липецах стояли комсомольцы с повязками, молодёжь не пускали, но всё равно можно было пройти. Была у нас молодёжь в храмах. Тогда уже было полегче.

[1] В Успенском соборе г. Смоленска.

[2] Митрополит Феодосий (Процюк) (1927-2016), тогда архиепископ Смоленский и Вяземский.

[3] Схиигумен Савва (Остапенко) (1898-1980) насельник Псково-Печерского монастыря. Почитается в православной среде как старец.

[4] Смоленская психиатрическая больница специализированного типа.

[5] В советское время существовала традиция называть школьные классы в честь выдающихся людей. Учебные заведения называли в честь социалистических деятелей, военачальников, героев Великой Отечественной войны.

[6] Митрополит Зиновий (в схиме Серафим) (Мажуга) (1896–1985), архиерей Грузинской Православной Церкви.

[7] Виленский Свято-Духов монастырь.