ФИО: Киров Николай Васильевич

Дата рождения: 12 октября 1950

Место рождения и возрастания: Вологодский район, д. Россолово

Социальное происхождение: из крестьянства

Образование: 8 классов

Место проживания в настоящее время: Вологодский район, д. Россолово

Дата записи интервью: 2024 г.

Расскажите, пожалуйста, Николай Васильевич, о Вашей семье, детстве, юности. Были ли у Вас родители или другие члены семьи верующими?

Мать у меня верующая с детства. Меня тоже воспитала, с молоком матери веру привила. Как говорится, первое моё стихотворение… У кого про октябрь, у кого – про Новый год, а у меня – «Богородице, Дево, радуйся». Мой отец с нами не жил. Мне был, наверное, год, или чуть побольше, и он ушёл от нас. Не знаю, почему, какая уж причина, – я не знаю этого. Мать, конечно, работала много. В школу пошел я в 1958 году, был как все, но только, можно сказать, изгоем. Ну, не то что изгоем, но, недолюбливали меня за то, что я из религиозной семьи. А учителя молча одобряли это. Пока ничего, так все нормально, а как только разругались: «Ну, ты церковник, богомолец!» Школу я закончил в 1966 году.

В какой школе учились?

В Починской школе. Рядом с соседней деревней. Она почти что не отличается. Сейчас вообще не различить, где деревня… После школы я пошёл в училище в Вологде. Первое техническое училище закончил на автослесаря. Слесарем я поработал немного, потому что работа неинтересная, грязная и малооплачиваемая. Тут мне мой механик предложил на шофёра поучиться. Будут платить шестьдесят рублей в месяц за время учебы, а я и зарабатывал семьдесят рублей. Я говорю: «Ну что, давай.  Хоть отдохну от грязи да от тяжёлой работы». Ну, закончил курсы шофёров в 1970 году, стал работать шофёром. Поскольку я был один у матери, мне была от армии отсрочка, и когда мне стало уже 23 года, сказали или совсем уже не идти в армию, а потом по несколько месяцев служить («партизанить» называли раньше), или надо разрешение матери, чтобы я прошёл служить. Я говорю: «Мама, ты уж дай разрешение, послужу два года, хоть потом не будут дергать постоянно». В общем, в 1973 году я ушёл в армию, служил в Ленинграде в штабе округа, был генеральским водителем. В 1975 демобилизовался, пришёл опять и работал в совхозе.

До 30 лет, ну я конечно в этом каюсь, я открыто не исповедовал религию, потому что насмешек не обобраться было бы. Молодой человек насмешки воспринимает болезненно. А когда мне уже стало 30 лет, я говорю: «Да пошли все!» и стал ходить в церковь уже открыто. В Ламаниху стал ходить. С 1999-го года стал я председателем Приходского совета в Ламанихе.

А когда и где Вы приняли крещение? В детстве это было?

Меня крестил в Ламанихе, мама говорила, отец Иоанн. Я сейчас, конечно, молюсь всегда за него, но фамилию я его не знаю. Я с 1950 года, мама не сказала, в каком году крестили меня, но где-то, я думаю, что в 1952, может, чуть не в 1951, не знаю, в каком году. Когда четыре годика мне было, уже отец Фёдор служил. Мой любимый батюшка.

В то время как ведь было? Ой, как плохо священникам было. Больше двух лет советская власть не давал служить священнику на одном месте. Два года – переводит, два года – переводит! Послужил в Ламанихе, давай на Лысую гору, за Череповец. Вот так вот было им плохо. Ни дома своего, ничего. Два года прослужил – переезжай. Как в народе говорят, «два раза переехать – все равно, что один раз выгореть». Мебель не повезёшь. Хорошо, если приедешь, там тебе дадут какой-то домишко, если какая-то есть мебель, а может, там ничего нету. А купишь, потом как везти? Перевозка – такое канительное дело. Так они всё время переезжали. Тяжело было в то время.

Вы говорили, что в детстве спрашивали у Вас, на кого Вы хотите учиться, Вы говорили…

Вот, на батюшку Фёдора! Просто я его уважал, я его любил, как дедушка он у меня был. У нас священники всегда были самые уважаемые люди!

Николай Васильевич, были ли у Вас дома предметы религиозного обихода, религиозная литература, Священное Писание, молитвословы или иконы?

Всегда. Вот у меня Евангелие. Я читаю Евангелие, можно сказать, как научился читать. Это старинное, ещё 1917 года выпуска. Вот такое интересное. Сейчас таких уже и нет. На одной стороне русский текст, на второй – славянский. Тренироваться хорошо было.

То есть Вы и по-церковнославянски читаете?

Я не много по-русски читаю, я люблю только церковнославянский язык, я только по-церковнославянски читаю Евангелие. Псалтырь я стал читать, конечно. Тоже, кстати, старинную. Она, по-моему, ещё старше по годам.

Это всё у Вас с детства?

Да, это всё с детства. От матери осталось.

Набран шрифт, как будто на печатной машинке: так вбиты буквы типографским ударным способом, или станком продавливали… Все буквы туда вдавлены. Вот, если на печатной машинке печатать с двух сторон, то будет так же выглядеть. Это, наверное, под прессом. XIX век.

Замечаю, что все издания у Вас дореволюционные, новую литературу у Вас не получалось доставать где-нибудь как-нибудь? Её, понятное дело, не было…

Между прочим, у меня где-то лежит книжечка. В молодости эта книжка мне дала крылья. Интересная она. «Вера в Бога – душа народа». Начинается с диспута. Как бы пасечник ведет диспут с лектором общества знания. Лектор общества знания приехал в какой-то деревенский клуб и начал антирелигиозную пропаганду вести, лекцию такую. И вот пришёл очень верующий старик-пасечник малограмотный. И он его поставил в тупик. Так он ему доказал, что лектор говорит: «Да, всё-таки Бог-то есть». Короче говоря, его переубедил. И вот там такие интересные моменты были. Вот всегда в школе говорили: «Вот вы веруете в Бога, а кто Бога-то видел? Ты видел Бога? – Не видел. – Кто видел? – Никто не видел. – Значит, раз никто не видел, Бога нет». А слушайте, как просто ответить на этот вопрос! Сказать: «А ты Петра Первого видел? – Нет, не видел. – А кто видел Петра Первого? – А никто не видел. – Ну так что, Петра Первого не было, что ли? – Так ведь его современники видели. – Так и Иисуса Христа современники видели, только это не 300 лет назад, а 2000 лет назад». Как было просто ответить! А вот что-то не догадался сам. И вот так о сотворении мира тоже интересно там написано всё. Всё можно объяснить противникам, которые доказывают, что Бога нет. Можно на основе этого доказать.

Как интересно. То есть издана-то недавно, видно, что шрифт не дореволюционный.

Нет, она современная. Я думаю, что она издана была где-нибудь за границей. Потому что в России в те годы, в советские годы…

Не протестантская.

Нет, нет, она не протестантская. Она православная. Издана она где-то была, наверное, за границей. Чтобы провести больше штук, их сделали в таком мелком шрифте, чтобы больше было.

Авторы не указаны, не видно здесь во всяком случае. Какой-то сборник, философские выдержки… Как огласительные беседы.

Вот, чтобы людям объяснить. И вот, понимаете, я, прочитав эту книгу, теперь, говорю: «Меня не зажмёте, я любому сейчас докажу!» Сколько сектанты приходили, свидетели Иеговы приходили, начинают разговаривать, так я их в галошу посажу с разговорами. Я говорю, что Евангелие я знаю отлично. Ну правда, сам тоже я в Евангелии иногда не всё понимаю. Вот мне 74-й год уже, с восьми лет читаю, а всё равно есть, конечно, моменты непонятные.

Николай Васильевич, а книги отцов Церкви какие-нибудь у Вас имеются?

Была у моей матери подруга, женщина очень верующая. Детский врач с хорошим образованием, я её даже считаю как бы духовной матерью, она мне и эту книжку, кстати, дала, и другие давала. Я читал четвёртый том «Добротолюбия», только четвёртый, у меня даже выписки есть из него. В молодости я увлекался по научению Антонины Николаевны, подруги моей матери, писал акафисты. Вот похвастаюсь я уж вам.

Писали акафисты?

Это было дело у меня в молодости. А потом что-то суета всё заела, а так всё вечерами писал. Вот мои труды молодые. Тогда не было акафистов-то в продаже, всё переписывали. Вот я всё с любовью, с таким старанием…

Это Вы переписывали именно?

Да, переписывал…  Дадут мне акафист какой: «Вот, перепиши».

Мы уж подумали, Вы сочиняли свои.

Нет, ну что Вы, нет… Сочинять нельзя, потому что это будет не каноническое. Нет, это всё настоящие канонические акафисты. Людям ещё много, бабушкам ушло, акафисты переписаны были. То одна попросит: «Ой, Коля, напиши мне, ой, Коля, напиши мне такой». Много вообще переписанных было. В молодости я был более благочестив. Вот что-то под старость хуже.

Николай Васильевич, вы не против, если мы поснимаем у Вас что-нибудь?

Ради Бога.

Спасибо. Интересно как. Отдельно акафисты Богородице. А орнамент тоже Ваших рук?

Да, это всё я, только не сам придумывал, а со старинных книг.

Какой почерк у Вас! Это без трафарета, просто от руки так всё и писали?

Всё от руки. Вот эту книжку я переписывал с очень старинной, такой здоровенной книги. И там написано, что этот текст читали в Псково-Печерском монастыре ежедневно. Три канона, два акафиста. Они идут совмещённые, эти каноны.

Это Вы в какое примерно время занимались этим переписыванием? Сколько Вам лет было?

Начал я писать, когда ещё только школу закончил. Где-то в 16 лет. И вот я лет до 23-х писал. А вот после армии что-то начала суета заедать, работы много, работа, работа, работа! А работа тяжёлая была – шофёрская. Вечером придёшь, устал. Я всё писал вечерами. А вечером придешь, устанешь, когда набуксуешься, придёшь весь в грязи, уставший…

Николай Васильевич, расскажите ещё, как у Вас была организована общая молитвенная практика в семье: молитвы утренние, вечерние – было ли это?

Мама по-своему, я утром по-своему. Каждый отдельно. Она утром рано вставала, я попозже.

А как часто храм старались посещать?

Ну, раз в месяц я посещал храм, когда работал. Потом уже почаще.

А расскажите вообще о том, какое впечатление на Вас производило посещение храма? Попробуйте из детства вспомнить ощущение.

Благоговейное. Сейчас я вот каюсь даже иногда на исповеди, что я уже как хозяин, хозяйственник, хожу взад-вперёд по храму. Вот привык уже… и нет такого чувства благоговения при входе в храм, я уже захожу как к себе домой. Потому что я настолько уже привык к храму, что это даже плохо.

Вы упомянули уже несколько имён священнослужителей. А можете подробнее рассказать о некоторых особенно Вам дорогих священнослужителях, какие в Вашей жизни были?

Постараюсь. Сейчас скажу. Самый дорогой – отец Фёдор.

Это из детства ещё?

Да, из детства. Самый-самый хороший. Я скажу примерно по порядку, кто после кого служил у нас здесь. После отца Фёдора служил игумен Мартиниан (Баранцев). Тоже хороший батюшка, глуховатый, конечно, немножко. Добрый такой, тучный, добродушный. Хороший батюшка был. После него был иеромонах Иннокентий. Иеромонах Иннокентий, хороший батюшка тоже. Бабушки от него были просто в восторге. Длинные волосы у него были такие, ниже плеч. Он на ночь заплетал в косы, на службу распускал по плечам. А он такой тощий был, лицо тощее. Бабушки у нас все были в восторге от него: «Ой, ну ведь как Спаситель! Ой, как Спаситель!» Но у меня от него никаких особо впечатлений не было.Потом была у меня дружба с отцом Георгием, который был благочинным в Тотьме. Отец Георгий Титов. Он у нас служил, он был другом нашей семьи. Был украинец, отец Евгений Мушинский. Ох, как он русских не любил! Даже парнишке своему не разрешал говорить по-русски.

Служил здесь?

Да, в Ламанихе. Потом он всё-таки уехал. Он из Западной Украины. И он уехал. Это было в 1970-е годы, наверное. Сейчас он тоже старенький, если жив.

Приходилось ли Вам или Вашим знакомым сталкиваться с давлением властей или просто с давлением общества в связи с религиозными убеждениями? На разных этапах. Вы уже упомянули, что в детстве сверстники к Вам так относились, обзывали «церковником». А вот конкретно со стороны властей, или как это ещё было со стороны общества? Можете подробнее рассказать?

Со стороны общества не было. Со стороны общества меня уважали очень. Я всегда к людям относился с уважением. Работая на машине, выполнял просьбы деревни: то сена привезти, то дрова привезти, то газ заправить, то из города чего привезти. Всегда никому не отказывал, никогда не жадничал на деньги. Сколько дадут, столько и ладно. А не дадут – тоже даром. Меня уважали люди. Со стороны у меня не было этого давления. Но некоторые, которые более атеистически настроенные люди, они относились ко мне как к больному немножко. А другие, которые не против религии, так они ко мне хорошо относились. А со стороны властей, пожалуй, не было ничего.

А вот в армии… Я тоже каялся в этом. Мы пришли, только курс молодого бойца прошли, пришёл начальник политотдела, посадили нас в ленинскую комнату и сказал: «Есть ли среди вас верующие?» – я промолчал… Потому что, знаешь, что впереди вся армия. Опять это давление, эти насмешки постоянно… промолчал я. А так вот ничего больше не было со стороны властей. А что с меня было взять-то? Шофёр. На работе у меня только одни награды. Ни от никакой работы не отказывался, не грубил. Я работал на бензовозе всю жизнь. Это работа-то ответственная. У меня машина всегда была в идеальном состоянии, я всегда всё вовремя выполнял любые работы. На работе меня исключительно ценили.

Слава Богу. А как Вы относитесь к антирелигиозной кампании и пропаганде научного атеизма, если с таким сталкивались?

Ничего не было, никогда.

В армии специально как-то не рассказывали?

Нет, нет, ничего. Вот только единственный раз спросил этот начальник политотдела части и всё.

А это какой год примерно был?

Служил я с 1973 по 1975. Советская власть крепка была ещё.

А большие церковные праздники – Рождество, Пасха – как-то отмечались? На селе это как-то заметно было?

Красили яйца все в деревне. А так, не было никаких особо праздников. Дома, в семье своей – естественно.

Имели ли Вы какое-нибудь представление о церковной иерархии? Ну вообще, в принципе, интересовались вопросом внутрицерковной жизни?

Ну, в какой-то степени было интересно. Я знал, например, что у нас архиерей был, владыка Михаил, до владыки Михаила – тут я запутаюсь, наверное, – владыка Дамаскин был, сейчас сразу не вспомню даже. Знал, что управляет нашей Церковью Синод. У нас церковный календарь всегда был в семье на год. В общем, откроешь там, посмотришь, Синод.

Имели ли место крестины, отпевания, венчания в Вашей собственной семье?

Да, в доме у нас крестили несколько человек, я помню. Отпевания – только мою мать отпевали у меня в доме. А детей крестили. Бабка попросила крестить сына моего двоюродного дяди. А дядя был неверующий очень. Втихаря, тайно крестили. А он как-то узнал. А Вовка-то заболел, парнишка-то. Он сказал: «Если Вовка умрет, я попа посажу!» Так вот мама и ещё одна старушка – ой, как они боялись: «Ой, вот мы подведём батюшку-то, ой, подведем, он бы не пошёл крестить, если бы мы бы не попросили. А мы-то попросили, а он к нам хорошо так относился». Ну ничего, всё обошлось нормально. А так, крестили других. Просто уже были времена более свободные, но только крестили дома в основном не для того, чтобы тайно, а потому, что далеко.

Я понял, просто удобнее батюшке сюда приехать, в деревню, чем туда везти всех.

Ну дороги-то раньше не было туда, так все шли на Дикую. И даже не только священники, многие и верующие, которые знакомые матери, они оттуда, из-за Ламанихи, с Высокова, с Северной Фермы идут на Дикую. Они, знаете, идут, путь проходят, приходят к нам вечером, переночуют, утром встают, идут в Дикую, на поезд садятся, в Вологду съездят, через несколько дней опять из Вологды приезжают, в Дикую сходят, доходят до нас, переночуют, утром уже не торопясь чайку попили, пошли домой. Вот у нас была перевалочная такая база в доме.

А к художественной литературе как Вы относитесь, в принципе, к нашей классике? Допустим, к таким писателям, которых действительно можно назвать православными авторами, от Гоголя до Достоевского.

Люблю, люблю, уважаю.

Вопрос тогда у меня ещё: в детстве это как-то могло на Вас повлиять? Потому что в школе, программа-то одна…

Нет, нет, на меня в детстве это не влияло.

А были ли у Вас какие-то паломнические поездки по святым местам, действующим или закрытым монастырям, храмам, святым источникам, местам захоронения почитаемых в народе подвижников? Знали ли Вы об их существовании? Расскажите о Ваших впечатлениях, о людях, с которыми Вам удалось общаться и принимали ли Вы какое-то, может быть, в этом участие непосредственно?

Один раз ездил я в Усть-Кубенское[1]. Одно время, по-моему, в «Благовестнике»[2] было написано, что светится икона. А я чудес в жизни не видывал. Мне это довольно интересно было. И я моему помощнику говорю: «Слушай, давай съездим». Я чудес не видывал, но вот захотелось какое-то чудо посмотреть. Приехали мы – ничего особенного. Обычная икона. Уж я как смотрел! Говорят, зелёным светом светится. Уж я как я смотрел! Так смотрел, и так, и так, и так, но ничего не светится.

Это Святителя Николая икона?

Да, да.

Там просто храм открыли, бабушка одна пришла, сказала: «Ну что, пустой храм. Надо какую-то икону поставить. И просто вырезали из бумаги икону, из календаря, поставили на подоконник. И она говорит: «Мы заходим, понять не можем. Свет. И свет достаточно большой. Что такое?» Ну, понятно, что первая мысль: «Может быть, солнце». Солнца нет. Позвали батюшку. Батюшка, сказал митрополиту Максимилиану[3]. Он приезжает, говорит: «Ну, давайте в тёмный угол её перенесём с окна». В тёмный угол перенесли, и он светлый угол стал. То есть – светится всё-таки икона. Он благословил сделать кивот.

Ну вот, я не знаю, может, из-за того, что я грешный человек, мне это не показалось.

Нет, она светилась, сказали, что где-то две недели, потом перестала.

Вот, вот, наверное, потому что я, когда прочитал уже времени много прошло.

И начала светиться в день гибели подводной лодки «Курск». И вот, видимо, пока ребята там ещё были живы, она светилась, а потом…

Ну вот, мама рассказывала, у нас была такая икона святителя Николая в рост. Старинная, тёмная. И вот она сказала, что, как начинает эта икона сиять, такая светлая, просветлённая становится, ну, заметно, так обязательно какое-нибудь нестроение на Ламанихе у нас в церкви. А нестроений у нас было всегда много. Мама рассказывала, что всегда две противоборствующие группировки были. Одна «за» священника, другая «против». Чем-то не нравится священник. У меня мать всегда, конечно, естественно, была на стороне священников. Но всегда были такие группировки, и всегда были нелады. Несогласия были всё время.

Знали ли Вы о закрытии храмов, репрессиях в отношении верующих. Когда, на ваш взгляд, стало безопасно ходить в церковь?

Перестройка началась, так и безопасно стало. Ну вот, когда я ходил, уже даже в то время было безопасно. Но вот раньше, в послевоенные времена, особенно в довоенные, мама рассказывала так: «Меня, – говорит, – бабушки все закрывали, приду, – говорит, – я в церковь, а приходят секретарь комсомольский и активисты­-комсомольцы. Ходят по церкви, смотрят молодежь: есть – нет, кто молодые». А когда я ходил, уже этого не было, ничего такого. Рассказывали, что и крестные ходы были. Крестный ход идёт в Пасху, например, а соберётся молодежь атеистическая. И вот начинают матюжные частушки петь. И камнями бросали, говорят, в батюшку. Уже старухи платками закрывали, потому что в него камнями бросали. Вот такое было. А в моё время такого уже не было.

[1] Устье-Кубенское — село в Вологодской области, административный центр Усть-Кубинского района.

[2] «Благовестник» – вологодский епархиальный журнал. В 1993-2011 годы выходил как епархиальная газета.

[3] митрополит Максимилиан (Лазаренко), ныне архиепископ Песоченский и Юхновский.