ФИО: Пономарёва Ольга Ивановна

Год рождения: 1954

Место рождения и возрастания: г. Вологда

Социальное происхождение: из семьи священнослужителя

Образование: Санкт-Петербургская духовная академия

Место проживания в настоящее время: г. Санкт-Петербург

Дата записи интервью: 18.09.2024

Ольга Ивановна, расскажите, пожалуйста, про себя и Ваших родителей. Кем они были?

Я родилась 3 июня 1954 года в Вологде в семье диакона кафедрального собора Иоанна Пономарёва.

По линии отца я знаю немного только о дедушке. Он — Александр Алексеевич Пономарёв — был протодиаконом и служил в Вятской епархии (Оричевский район, село Быстрица). Когда он был мальчиком, ещё до революции, его отдали на Соловки трудником. Были такие «годовики», которых там зимой учили грамоте и ремеслу. После обучения кто-то оставался, чтобы стать монахом, кто-то уезжал домой. Скорее всего, в апреле 1920 года он уехал с Соловков вместе с четырьмястами детьми-трудниками, потому что монастырь закрывался, и вернулся обратно в Быстрицу.

Как рассказывал отец, дедушку женили. У них с бабушкой было трое детей — Николай, Алексей и младший — мой отец, Иван. Он родился в 1929 году. В 1937 году дедушку арестовали, в числе практически всех священнослужителей нашей местности, и отправили на торфоразработку. О дедушке я знаю, что он был обучен грамоте и обладал красивым почерком. Также он немножко рисовал, даже иконы пытался писать. Говорили, что у него был красивый голос. Ещё он был сильным молитвенником. Когда он сидел в тюрьме, у начальника тюрьмы заболела жена. Он дедушке сказал: «Если ты помолишься, и моя жена поправится, я тебя освобожу досрочно». Жена начальника поправилась, и в 1941 году, перед войной, его досрочно выпустили.

Я не знаю, как он поддерживал отношения с семьёй. Бабушке, жене арестованного диакона, было очень трудно с тремя детьми. В 1941 она умерла. Я не знаю, застал он её или нет. Он приехал, и на нём осталось трое сыновей. Отец говорил, что во время войны оба старших брата умерли. По какой причине, не знаю. В Кировской области войны же не было, может, от голода или болезней. В автобиографии отца указано, что бабушка Мария умерла в 1941, а дедушка — в 1948. То есть он войну пережил. Служил после войны или нет, и был ли тот храм действующий, пока сведений нет.

Про дедушку больше не могу ничего сказать. А бабушка, когда приезжала зимой в гости, делилась воспоминаниями. Она 1899 года рождения. Была из бедной семьи, рано потеряла отца. Мать её выдала замуж в богатую семью в другую деревню. Как бабушка рассказывала, надо было работать в поле. И вот она беременная была уже, пошла в поле жать, родила ребёночка, серпом отрезала пуповину, спеленала, пошла дальше жать, пришла домой, в баньке сполоснула ребёнка, на печку закинула и пошла кормить мужиков. А свёкр говорит: «Ой, Манька, а ты же вчера пузатая была, а сегодня-то худенькая!» Она ему: «Да вон, дитё на печке». Вот это было здоровье! Бабушка родила двенадцать детей. Но четверо маленькими умерли. Может быть, оттого, что в поле рожала. Один — дядя Серёжа — погиб на войне. Он учился в институте на первом курсе, и их забрали. Он только в учебке два месяца отучился, поехали на фронт, и эшелон разбомбили. У бабушки не было сведений, она до кончины своей ждала, что он вернётся. Это я уже через поиск солдат в интернете нашла, что он в 1941 погиб и в Тверской области в общей могиле похоронен. Бабушка вырастила и воспитала восемь детей. У неё характер был суровый, Алексеевну все боялись. Но всем сыновьям она дала высшее образование. Все занимали начальственные должности, все выучились. А девок-то надо было сбыть.

Отец, как указано в анкете, был псаломщиком на разных приходах. И вот он в 1952 или 1953 году переехал из Быстрицы в город Омутнинск (тоже Кировская область), где был действующий храм, в котором он был псаломщиком. Нужно было рукополагаться, а следовательно, жениться. Ему говорят: «У Алексеевны пять девок — выбирай!» Алексеевна — это мама моей мамы, Мария Алексеевна. Она была помощницей старосты в церкви. У бабушки по маминой линии вообще двенадцать детей. Моя мама была старшей. Она была старше отца на десять лет. Бабушка была строгой и сказала: «Если хочешь, бери Нину, старшую, а нет — от ворот поворот». Ему пришлось взять. Летом 1953 года они поженились, но в Кировской области рукоположиться было невозможно, поэтому архиерей сказал ему ехать в Вологду. В Вологде был владыка Гавриил (Огородников)[1], к которому все ехали. Он не боялся уполномоченных, он был из эмигрантов и приехал из Китая. Он принял отца, рукоположил его во диакона, после чего отец служил в кафедральном соборе.

У отца был тенор. Поскольку он всё время был в храме, то служить умел и любил. Прослужил там он два года. В то время приехала староста одного из деревенских храмов, посмотрела на диакона, он ей понравился, и она пошла к архиерею: «Отдай-ка мне этого диакона». Владыка отправил отца в село Чирково Усть-Кубинского района Вологодской области. Там он служил диаконом пять лет.

Здесь прошло моё безоблачное детство. В селе было два каменных храма: один из них зимний, в котором регулярно служили. В летнем не служили, не знаю, по какой причине. Это место называлось Лысая Гора. Там стоял храм, несколько домиков, просфорня. Здесь же жила староста, звали её Раиса Павловна. На покое проживал схиархимандрит Симеон (Чернов)[2]. Мы жили в одном из домиков на этой горе, а сама деревня находилась через поле.

Расскажите о своём детстве: с кем дружили, где получили начальное образование?

Всё моё детство прошло в храме. Я играла с сестрой, которая родилась уже там. Нас Раиса Павловна, наша староста, очень любила. Забавы наши тоже были связаны с храмом: в церковь придём, за сундук спрячемся и ждём, когда отец выйдет кадить. Как только отец появлялся, выглядывали из-за сундука и смешили его.

Школы в селе не было. Видимо, отец попросил, чтобы его перевели в город Грязовец. Это было уже весной 1961 года. До Лысой Горы только на пароходе можно было добраться, а зимой нас на кукурузнике переправили. Приехали в город, и там нам дали временно деревянный домик. Тут я пошла в первый класс.

Замечали ли Ваши сверстники, что Вы ходите в храм? Как реагировали? Как часто Вы посещали храм, обучаясь в школе?

Был такой случай. Какой-то мальчишка в классе увидел, что я хожу в церковь и спросил меня: «Ты что, в церковь ходишь?!» Это для меня было так неожиданно! Я-то жила в церковной атмосфере, а оказывается, нельзя! Но в том городе мы были только два месяца, до ноября, а потом отца рукоположили во священника и отправили в село Носовское. Мы туда приехали в ноябре. Село было большое, домов шестьдесят было. Был даже магазин с двумя отделами — продовольственным и промтоварным. Здесь была начальная школа. В этом селе был зимний храм в честь святых праведных Иоакима и Анны, трёхпрестольный. В нём служили. А рядом – Воскресенский, он был закрыт. Надо сказать, что храм святых Иоакима и Анны (ему уже больше двухсот лет) не закрывался никогда! Даже когда кругом были обновленцы, он принадлежал Патриаршей Церкви и одно время был кафедральным! Но на тот момент, в 1961 году, это был самый бедный приход Вологодской области.

Конечно, я была октябрёнком, я была пионеркой, я была комсомолкой. Просто чтобы не приставали. В школе ребята дразнили, и это было очень тяжело.

Народ-то в храм не ходил молиться. Все были запуганы. Я по старой памяти в воскресенье пошла в церковь, а учительница напротив школы жила. Всё! На следующий день отцу: «Ещё раз пойдёт в храм — исключим из школы!» А куда я пойду? Где я буду учиться, я же в первом классе. И отец сказал: «В храм больше не ходишь». С того момента я с сестрой проводила воскресные дни дома. Посещать храм мы теперь могли только на каникулах: мы уезжали в город, там ночевали, ходили в храм причаститься и возвращались в село. Здесь мы даже на Пасху не ходили: у храма стояли комсомольцы и отлавливали всех. Я помню, однажды на вынос Плащаницы я оделась как старушка и пыталась идти, но ведь всё равно видно маленькую «старушку», к Плащанице я тогда приложилась, но потом всё же ходить боялась. Все десять лет, пока я училась в школе, я в храм не ходила. Только в городе. Молилась дома. Читала «Отче наш» перед обедом вместе со всеми.

Каково было Ваше материальное положение в то время?

Вы знаете, к отцу народ приезжал из города с просьбами помолиться, совершить требы. Он был молитвенник. Он не боялся крестить людей, тогда как многие боялись, потому что надо было записывать крещёных. За это людей выгоняли с работы, а он не записывал. Он всё тайно делал, и крестил, и венчал. Поэтому к нему из Череповца и других городов приезжали, народ его любил, но дохода не было. Мы жили очень скромно. Нам иногда приносили какие-то вещи, я в них и ходила. А ходить приходилось далеко: четыре года я училась в начальной школе, а в пятый класс надо было за три километра ходить, в восьмой и десятый — за шесть, надо было уже ездить.

Вы не ходили в храм в школе, а как-то молились дома? Было ли какое-то правило?

Как-то отец мне сказал: «Надо молитвы читать». А где я их возьму? В его спальне икон очень много висело, и на стене висел календарь, на котором было «Трисвятое по Отче наш» и «Верую». Я вот это и читала перед тем, как уйти в школу. Одина раз пришла к нему, а он мне говорит: «Надо благословение брать, когда уходишь в школу». Я постепенно привыкла. Потом смотрю — этого календаря нет. Я говорю папе: «Папа, а где молитвы? Я их не помню наизусть». И он дал мне молитвослов. И я утром читала, а вечером, конечно, не читала. Перекрещусь, да и ложусь.

Помню, я уже работала на швейной фабрике, и мы со знакомой поехали в Пюхтицу, в монастырь. Там был отец Пётр (Серёгин)[3] — духовник монастыря. Он уже был на покое, жил на хуторе. Я к нему пришла на беседу, а он меня спрашивает (а я на тот момент уже молитвы не читала, уже работала, жила на квартире, так, перекрещусь и всё): «Ты утренние молитвы читаешь?» Я говорю: «Да нет». — «А как же так? Вот ты ведь там близким и родным скажешь доброе утро, а почему Господу не хочешь сказать?» Эти слова меня пронзили! Он тогда сказал: «Надо утренние молитвы прочитать, надо прочитать главу из Евангелия, надо прочитать апостольскую главу, Псалтырь — одну кафизму. Ну ладно, кафизму — много, разрешаю одну “Славу”». Я тогда думаю: «Ой! Ну ладно». Стала читать. Как тогда он мне сказал, так и пошло.

Расскажите, что было после окончания школы?

После школы я работала на швейной фабрике. Когда отец умер, к нам в село никого не назначали. Два года никого не было, только по большим праздникам батюшки с города приезжали служить. Я помогала маме обед готовить, но в храм не ходила. Через некоторое время назначили нового священника. Отец Иаков Гончарук[4], он был с Украины. Он приехал летом, а мама с сестрой уехали к бабушке в гости. Он пришёл ко мне и говорит: «Ты петь умеешь?» Я говорю: «Не знаю, но в школе пела». Он: «Ты мне спой чего-нибудь». Я спела «Червону руту». Он мне: «Пойдёт. Пойдём в храм, будешь петь». Я ему: «Как? Я не умею!» Но пошли, куда было деваться.

На клиросе никого. Приехал из Вологды псаломщик Иван Николаевич, он и гласы поёт, и читает, я ему подпевала. Отец Иаков выходил из алтаря и с нами вместе пел. В следующее воскресенье приехала уже его матушка и тоже пела. Моя мама увидела и испугалась, ведь в храм нельзя было ходить. Но отец Иаков сказал: «Пусть ходит». Его матушка стала меня учить по воскресным дням. Она рассказала, что такое Октоих, Типикон, как готовить службу. Я за время их пребывания там, за два года, выучилась, стала знать, что и как надо петь.

Вы сказали, что работали после школы на фабрике? Удавалось сохранять тайну о своём участии в церковной жизни, или к этому спокойно относились?

Да, работала на фабрике, которая была в городе. Никто не знал, что я хожу в церковь. Для всех я просто уезжала к маме в деревню и получается, я даже не обманывала никого. Это меня спасало, потому что начальница Отдела труда и зарплаты была очень строгая.

Хотя с ней тоже интересный эпизод связан. Она мне однажды говорит: «Оля, у тебя там, в деревне, есть храм?» Я говорю: «Да». — «Я тебя очень прошу, никому ни слова не говори, ради меня приди в воскресенье в храм и постой рядом со мной, только чтобы никто не знал». Ей надо было помолиться. Согласилась. Прихожу в храм, перекрестилась. Она удивилась, наверное, думала, что я буду просто так стоять. А я ей говорю: «Идёмте со мной на клирос, там никто не увидит». Когда она увидела, что я машу рукой и всю службу пою и читаю, то была в шоке! Потом я пригласила её домой к нам на чай. И говорю: «Так вот, этого Вы не видели и никому ни слова!» У нас это была тайна!

Она ещё несколько раз приходила, когда надо было помолиться. Потом у неё заболел и умер отец, после чего у неё самой оказался рак кишечника. Я пошла навестить её в больнице, принесла святой водички, просфорочку, она очень обрадовалась, но пока я была на сессии, она умерла. Потом меня назначили на её место. Год я проработала начальником. За это время сменилось несколько настоятелей в сельском храме. Как-то назначили батюшку, у которого не было псаломщика. Он посмотрел, что я службу провожу, и говорит: «Вот было бы хорошо, чтобы Вы постоянно были». Ну если так, то надо увольняться. Я дома об этом сказала, мама — в штыки! Сестра, которая работала в медпункте фельдшером, — в штыки! Я всё-таки должность занимала большую. Знакомая, у которой я в городе жила, тоже отговаривала. Это был 1979 год, всё было очень напряжённо. Я думала.

Чем же завершились Ваши раздумья? Вы согласились?

У нас в Череповце жила схимонахиня Пахомия. Матушка высокой духовной жизни. Я к ней тогда уже ходила, и в этот раз пошла и сказала, что хочу уволиться и пойти в церковь. Она послушала и сказала такие слова: «А вот если тебе скажут, что тебе надо прийти на костёр и сгореть, чтобы город остался жить, пойдёшь?» Я сказала: «Пойду». Она мне: «Тогда увольняйся».

Потом мне как-то снится покойный отец. Он мне приснился выходящим в нашем сельском храме из алтаря в белой блестящей ризе. А я во сне зашла в храм и стою у порога. Он меня взял за руку, повёл и поставил на клирос: «Вот твоё место». И всё. Я проснулась и в тот же день написала прошение об увольнении. Две недели отработала и не вышла больше.

Меня не хотели отпускать на фабрике, к тому же дома тоже ругались. Я не выдержала и уехала в Пюхтицу, где какое-то время пожила у отца Петра, может быть, месяц. Вернулась. Трудовую книжку не отдают, умоляют, директор даже на коленях стоял. Я говорю: «Нет. Сердце болит. Не могу». С горем пополам отдали книжку.

С комсомольского учёта надо было сняться. Я пришла, сказала, что мне нужно уехать к бабушке, и мне отдали документы, сняв с учёта. Никто не искал, и это было хорошо. Я год была псаломщицей. Год был тяжёлый — мама и сестра ругались. Батюшка боялся, что тоже попадёт. Я умела шить. Я соседям всем раскрою-сошью платье — десять рублей за работу, ну и вот так.

Как Вы попали в Ленинградскую духовную академию?

Это случилось как раз в это время. Я где-то прочитала, что будет в Ленинграде открываться регентская школа. И я думаю, что у меня ведь в селе музыкальной грамоты никакой, надо поехать учиться.

Вы сразу поступили?

Нет, я поехала летом 1979-го года. Приезжаю, а набор был в апреле и уже закончился. Но я не отчаялась, год я трудилась, Типикон вызубрила.

Получается, Вы поступали несколько раз подряд?

Да, только в 1980 году поехала тайно, чтобы мама не знала. Сказала, что поехала в Пюхтицу, а сама — на экзамен. Но перед экзаменом в Пюхтицу заехала помолиться. Приехала, а здесь большой конкурс. Но я поступила. Когда я дома сказала об этом, моя мама ответила, что ни копейки на содержание от неё я не получу. Это понятно, конечно, где ей было взять деньги, она без отца получала пенсию в тридцать рублей.

На что Вы жили в этом время?

Я жила на стипендию, которая была 14 рублей 38 копеек. На эти деньги я и домой ездила. Какая одежда была, такую и носила. Но когда я приезжала, поучившись, и с бабушками лучше пелось, и нравилось мне. Я мечтала, что вернусь в деревню и буду регентовать, хотя и в Череповце меня уже ждали, и в Вологде владыка Михаил[5] ждал. А меня оставили учиться дальше, я и осталась. Вот уже больше сорока лет я здесь.

Больше проблем с непониманием и неприятием Вашей религиозной жизни не было?

Для меня проблем не было. Но, когда я поехала домой, то встретила сотрудницу, с которой работала на фабрике. Она спрашивает: «Ты где? Ты что, поступила в семинарию?» Я говорю: «А что?» Она мне рассказал, что директора фабрики вызывали по этому поводу, а он ничего не знал. Для него были какие-то санкции, то ли сняли с работы, то ли выговор дали из-за меня.

[1] архиепископ Гавриил (Огородников), (1890 – 1971).

[2] схиархимандрит Симеон (Чернов), (1879 – 1959).

[3] иеромонах Пётр (Серёгин), (1895 – 1982).

[4] протоиерей Иаков Гончарук (1929 – 2001).

[5] архиепископ Михаил (Мудьюгин), (1912 – 2000).