ФИО, сан: протодиакон Владимир Марков

Год рождения: 1954

Место рождения и возрастания: с. Курлек, Томская область, г. Томск

Социальное происхождение: из семьи служащих

Образование: Томская духовная семинария

Место проживания в настоящее время: г. Томск

Дата записи интервью: 14.05.2024

Отец Владимир, расскажите, пожалуйста, когда и где Вы родились, кто Ваши родители?

Родился я 29 июня 1954 года в селе Курлек Томской области. Мама, Наталья Алексеевна, 1927 года рождения, всю жизнь работала в местном лесхозе бухгалтером. Отец, Михаил Герасимович, 1918 года рождения, работал лесником в том же лесхозе. У нас было и своё хозяйство. Отец – участник Великой Отечественной войны, был награждён. Всю войну провёл в немецко-фашистских лагерях. Он был очень трудолюбив, мастер на все руки. Дед, Алексей Евгеньевич Уртамов, мамин отец, репрессирован в 1937 году, был расстрелян, а позже реабилитирован. Мамины братья Георгий и Василий и брат отца Алексей погибли на фронте.

Отца мобилизовали в армию в 1940 году. Пока он обучался и добирался до линии фронта, закончилась финская война, их полк переправили на другую войну, где согласно пакту Молотова-Риббентропа, войска Красной армии занимали часть Польши, Бессарабии. История повторилась, и боевые действия завершились и там. Однако неожиданно началась другая война — Великая Отечественная. Продвижение фашистских войск в первое время было очень быстрым, так что пока полк отца обозами продвигался с вооружением к новой советско-германской границе в район Луцка, немецкий десант оказался уже на востоке. Получается, отец, так и не сделав ни одного выстрела, попал в окружение. Тогда очень много наших солдат попало в плен.

Отец попал в лагерь в районе Ганновера, в центре Германии. Он говорил, что выжил там благодаря тому, что не курил. Курящие всё, что было, меняли на табак и умирали от голода и истощения. Позже американцы разбомбили лагерь, и перед выжившими встал вопрос, что делать. Восточный фронт был далеко, а со стороны западного доносилась канонада, там наступали союзники — англичане, американцы. Бежать к своим было невозможно: в Германии немцы были настроены весьма патриотично и сразу выдавали беглых, которых было видно по особой лагерной одежде, да и измождённому виду.

Несколько дней отец со своими товарищами вынуждены были скрываться по лесам, ожидая скорое приближение войск союзников. Тогда отец впервые увидел американских солдат-негров — здоровенные, высоченные парни, с сытыми лицами да сигарами в зубах. Американцы от всей души угощали истощённых беглецов шоколадом и сигарами. И вот отец на радостях — столько лет в плену, а теперь на свободе! — впервые закурил. Курил потом в течение 20 лет.

После войны он познакомился с мамой, и они поженились. Мать всеми возможными средствами пыталась отучить его от курения. Долгое время ничего не помогало. Но всё же потом отец перестал курить как-то враз. Думаю, в немалой степени здесь возымела своё действие молитва, в которой мама постоянно обращалась к Богу. И с 1965 года до самой своей смерти в 2002 году отец уже не курил. А мама умерла в 1985 году.

Какие были правила, дисциплина и воспитание в Вашей семье?

В нашем доме трудились все и всегда. Дисциплина была «железная». Воспитывали меня в строгости, но мои родители в своих семьях воспитывались ещё строже. Можно сказать, что эта «железная» дисциплина — родовая принадлежность. Я никогда не перечил и не высказывал своим родителям какие-то капризы, даже подумать о таком не мог. Помню, играю в детстве в футбол. Подходит мама и говорит: «Всё, собирайся на службу», бросал игру и шёл в храм. Да, сейчас такая строгость мне видится наиболее правильной в деле воспитания. Сказано отцом или матерью – значит, так надо. В этом залог формирования твёрдого характера личности ребёнка, чего, к сожалению, не скажешь о многих современных детях, растущих в атмосфере вседозволенности.

Дома мы ежедневно совершали утренние и вечерние молитвы, а поскольку в те времена печатные молитвословы встречались редко, я переписывал их от руки не только для себя, но и для немощных и больных или просто кому-то в подарок. «Теряя молитву, теряешь голову», — говорила мне мама.

Расскажите, как Вы учились в школе?

Когда я учился в школе, бывало, понукали за принципиальную христианскую позицию. Я не вступал ни в октябрята, ни в пионеры. Но партактивисты всячески заставляли меня это сделать. Поэтому учился я хорошо, чтобы не было претензий, что вера – причина плохой учёбы. Вскоре я и сам понял: учиться надо хорошо, знания — отличительная черта образованного и культурного человека. Помню, приходят ко мне и говорят: «Родители твои неправы, плохие, тёмные люди». Но у меня такие обвинения вызывали скорее противоположную, защитную реакцию: почему это мои родители неправы? Ведь я-то знаю, что они честные, хорошие и очень светлые люди.

По окончании 8 класса я перебрался в город. В Курлеке средней школы не было, поэтому 9-10 класс я заканчивал уже в Томске. Родители определили меня к хорошим знакомым — верующим и, я считаю, святым людям — супругам Плотниковым — Константину Владимировичу и Анне Иосифовне. Он был сыном священника ещё дореволюционного поставления. Протоиерей Владимир Плотников отошёл ко Господу в 1968 году в Рождественский сочельник, будучи в преклонном возрасте.

После школы я поступил в учётно-кредитный техникум, который успешно закончил в 1974 году со специальностью экономист банка. Кстати, ни в школе, ни в техникуме, ни в армии в комсомол я так и не вступил. Хотя комсоргом был.

Расскажите, пожалуйста, про Вашу военную службу.

Служил я с 1974 по 1976 годы в Забайкальском военном округе, в воинской части, где располагался приёмный центр, направленный на Китай (тогда было противостояние Советского Союза с Китаем). Памятными событиями для меня за период армейской службы было два посещения церкви в Пасхальную седмицу 1975 года. А секретарём комсомольской организации мне довелось побывать, когда уже в «линейку» приехал (призывник сначала около полугода находится в учебных войсках, а потом в линейных). Помню, замполит обратил на меня внимание. С его точки зрения я был морально устойчив, дисциплинирован, не курил, не наркоман, и даже слова такого в обиходе не было. Историю я знал неплохо, вот он меня и выбрал, говорит: «Будешь комсоргом роты!» Ну я и проводил все эти комсомольские собрания, читал политинформацию, собирал членские взносы. Рассказывал, например, что сказал товарищ Брежнев на таком-то съезде КПСС, и накручивал многое из того, о чём умалчивала партийная агитация. Так и прошла моя военная служба.

А что было дальше? Как Вы поняли, что нужно послужить Православной Церкви?

После армии уже через два месяца я женился. С будущей матушкой Анастасией, урождённой Ульяновой, я познакомился, естественно, в церкви. Ещё до армии, закончив техникум, я работал в г. Татарске Новосибирской области, населённом пункте, фактически находящемся на границе с Омской областью. Поэтому каждые выходные дни ездил в церковь Омска, где и познакомился со своей матушкой. Будучи в армии, переписывался с ней. Она уроженка г. Омска, из религиозной семьи. Пела в церковном хоре с самого детства.

Двое братьев её также были певчими церковного хора. Старший ещё в начале 1950-х был архиерейским иподиаконом. Оба уже отошли ко Господу. Родители их были глубоко верующими и очень добрыми людьми. Они умерли уже давно. Венчание наше состоялось в Казанско-Никольском храме г. Омска. Там же я стал проходить алтарно-клиросное послушание. 20 мая 1978 года я был рукоположен во диакона. В г. Омске прослужил два года, после чего переехал в г. Томск, потому что мои родители нуждались в опеке — отец пошёл на пенсию, а мама постоянно болела.

А кто были Ваши духовные наставники?

Прежде всего, архимандрит Роман (Жеребцов)[1]. Помню его ещё молодым священником, иеромонахом, когда он приехал в Томск в 1964 году. До 1968 года служил в Петропавловском соборе, потом уехал из Томска. Вернулся в 1973 году и два года был в Троицкой церкви. В конце 1975 года назначен настоятелем Петропавловского собора, где служил сначала игуменом, потом, с 1982 года, – архимандритом. В 1989 году по собственному желанию уехал в Псково-Печерский монастырь. Одно время был наместником этой обители. Я с благодарностью вспоминаю своё диаконское служение в Петропавловском соборе под его отеческим руководством с 1980 по 1989 годы. Чрезвычайно трудолюбивый и ответственный человек, он всех заражал своим ревностным отношением как к богослужению, так и к любому делу, будь то церковное послушание или домашнее хозяйство. И, хотя он был монахом, у него не было келейников — любую работу делал сам! Впереди всех занимался и уборкой, и ремонтом храма. Не гнушался самой тяжёлой работой, не был, что называется, «комнатным» человеком.

Для меня и многих томичей остались памятными десять лет служения в Томске протоиерея Александра Пивоварова[2] с 1965 по 1975 годы. Здесь он стал настоятелем Петропавловского храма и благочинным церквей Томской области. Отец Александр был прекрасным проповедником, организатором, певцом, регентом, солистом хора, настоящим добрым пастырем и просто тружеником — человеком, сочетавшим в себе многие дарования. Подобных людей встретишь нечасто! Вместе с ним трудилась вся церковная молодёжь. Под его руководством и при его самом непосредственном участии на территории собора был выстроен крестильный храм.

Отец Владимир, расскажите, пожалуйста, как Вы пришли в Томскую духовную семинарию?

Начиналось всё в 1992 году с нуля, ничего не было – ни программы, вообще ничего… Однажды, после воскресной литургии, ко мне подошёл протоиерей Леонид Хараим, будущий архимандрит Силуан[3], и сказал: «Отец Владимир, запиши себе, что в понедельник у тебя первая пара, во вторник – вторая, в среду – первая и вторая». А потом добавил: «Иди и учи!» Вот я и пошёл. К тому времени у меня уже был приличный опыт богослужебной практики – так я стал преподавателем. Мы сами учились в процессе преподавания.

Со времени возрождения Томской духовной семинарии в 1992 году Вы являетесь её бессменным преподавателем. Что бы Вы пожелали своим воспитанникам?

Прежде всего, пожелал бы любить то дело, которым занимаешься, соответствовать тому высокому званию христианина, к которому призван от купели крещения. Чтобы храм был не местом работы, а местом служения, служения Богу. Мы воспитывались таким образом, что даже если священнослужитель находится в отпуске, он всё равно каждое воскресенье приходит в храм. И не потому, что это какая-то повинность, но потому, что таково есть устроение души верующего человека. Как священник, пресвитер, дающий образ верным словом и житием, в воскресенье может быть вне храма? Немыслимо! Помню, хоть и в те советские времена, но мы, находясь в отпуске далеко от дома, старались располагаться вблизи храмов, монастырей. Утром зазвонили колокола, мы шли на службу. После службы трапезовали, шли к морю, или реке, или просто подышать воздухом. Зазвонили колокола вечером — опять пошли на службу. Вот оно – полноценное, взаимодополняющее сочетание: и отдых, и служба.

Вы являетесь диаконом, какие задачи возлагаются на тех, кто принял этот сан?

Задача диакона — создать богослужебную гармонию в храме, настроить молящихся таким образом, чтобы они ощущали себя участниками Святой Соборной и Апостольской Церкви. Необходимо единство и тех, кто предстоит пред престолом, и тех, кто поёт на клиросе, и тех, кто молится в храме. Эту гармонию молитвенную создаёт диакон, направляя общий молитвенный вздох всей Церкви к Богу. Потому он должен произносить каждое слово громко и внятно, чтобы каждый мог услышать. Чтение Евангелия должно быть чётким — слово Божие надо влагать в сердце каждого человека, как семя растения в почву. Но должно быть не только красивое пение и произношение, а смысловое наполнение богослужебного текста, чтобы каждый мог ощутить значимость и важность того, что произносится или пропевается. Тогда задача диакона будет считаться выполненной. И в этом я вижу своё призвание.

[1] архимандрит Роман (Жеребцов) (1929 – 2012).

[2] протоиерей Александр Пивоваров (1939 – 2006).

[3] архимандрит Силуан (Хараим) (1945 – 2011).