ФИО, сан: протоиерей Александр Филимонов

Год рождения: 1951

Место рождения и возрастания: с. Ново-Сысоевка, Яковлевский р-н, Приморский край, с. Борисовка, Уссурийский р-н, Приморский край

Социальное происхождение: из семьи военнослужащего

Образование: Ленинградская духовная семинария, Московская духовная академия

Место проживания в настоящее время: г. Москва

Дата записи интервью: 19.05.2024

Я родился в селе Ново-Сысоевке Яковлевского района Приморского края в 1951 году 15 апреля в семье военнослужащего. Отец, Филимонов Сергей Иванович, и мама, Филимонова Мария Ивановна. Так как я родился в семье военнослужащего, то отец по служебному долгу какой-то период времени вместе семьёй находился в Корее, когда старший брат мой родился. И когда американцы напали на Корею, то правительство Советского Союза решило ввести наши войска на Дальний Восток, то есть, в частности, в Приморье. Мой отец погиб при исполнении служебных обязанностей в 1951 году, когда мне было полгода.

Мать воспитывал нас двоих: старшего брата и меня. Она была вынуждена меня, как младшего ребёнка, отдать на воспитание бабушке, и я практически находился под влиянием бабушки. Бабушка жила немного южнее в Приморском крае, в Уссурийском районе, там было село Борисовка, в этом селе я воспитывался. Бабушка была верующим человеком. Я бы не сказал, что она была глубоко верующей, но она была набожным человеком. Она исполняла какие-то обязанности духовной жизни. Иконы в нашем доме были, но они находились в углу и закрыты были занавеской, потому что в те годы были гонения на Церковь, даже мы, будучи маленьким детьми, кто носил, а кто не носил крестик. Мне бабушка пристёгивала его на булавку к рубашке, и я так ходил.

Церковь у нас была в то время только в городе, в Уссурийске. Я помню, как бабушка повела меня на Причастие, меня причастили, и мы уехали. В те годы народ боялся друг с другом говорить о Церкви, о религии. Всё это было скрыто, хотя я, как ребёнок, посещал соседские дома и видел, что в них находились иконы, но открыто никто не говорил.

Помню один из эпизодов, когда в день Троицы дядя привёз траву, бабушка постелила её в доме. Раньше было принято так делать, и я спрашивал бабушку для чего это, и она говорила, что праздник сегодня, так принято, это традиция. Такие вот вспоминания из моего детства.

Затем я, возрастая, закончил школу и поступил в Спасское педагогическое училище на отделение лечебной физкультуры.  Во время обучения в училище у меня была тяга к храму, внутреннее такое состояние. В Спасске был молитвенный дом небольшой, где совершались богослужения. Я тайно иногда приходил туда. Помню, что я зашёл, а храм был наполнен верующими, и вдруг батюшка стал читать коленопреклоненно молитвы. Все встали на колени, я в том числе. Неоднократно я посещал этот храм, потом как-то батюшка стал расспрашивать, кто я, где я учусь, а после сказал: «Ты больше не ходи к нам, потому что вычислят и тебя отчислят из учебного заведения. Потому что это педагогическое образование, ты – будущий педагог, а религия не совпадает с идеологией нашего государства». И я перестал ходить.

Потом на жизненном пути так сложилось, что в Уссурийске был хороший храм, я его посещал, и в этот храм приехал молодой священник. Все были в состоянии возбуждения, все жители заинтересовались этим священником и пошли на него посмотреть, и я в том числе. Мы с ним познакомились, стали дружить. А я в то время работал в санатории, в посёлке Шмаковка, я был там инструктором лечебной физкультуры, а когда приезжал домой, всегда заходил в храм.

В этот момент жизни я стал ощущать стремление к Церкви, к познанию всего, что в храме происходит. И этот молодой батюшка предложил мне поступить в Ленинградскую духовную семинарию, и начался период подготовки. Что меня поразило – это то, что он сказал: «Ты никому не должен говорить, куда ты едешь поступать, иначе тебе не дадут возможности выехать». Я думал: «Да кому я там нужен? Молодёжь в Церковь не ходит, чего бояться?» Но я исполнял то, что он говорил делать. Была собрана документация, и мы заблаговременно отправили документы в Ленинградскую духовную семинарию. И уже где-то в конце июля я вылетел в Ленинград из Хабаровска. Я не думал о том, как мне быть, что я буду делать в Ленинграде. Прилетел в Ленинград в два часа ночи, суровый город, тяжёлый город, лил дождь. И я подумал: «Куда я приехал? Господи, куда меня занесло? Зачем ты сюда прилетел? Кто тебя тут ждёт? А если вдруг ты не поступишь, что ты будешь делать?» У меня с собой был только 21 рубль, этого ровно хватало на билет до Хабаровска.

Отец Михаил дал мне номер телефона, потому что он учился в этой духовной семинарии, чтобы я позвонил бабушке, звали её Анна Трофимовна. Эта бабуля, оказывается, пела в любительском хоре при академии, и всё там знала. Я ей звоню, а она говорит: «А я-то тут при чём?» Ну, я сказал, кто я, что я никого не знаю… – «Ну хорошо, бери такси, приезжай». Бабулька эта жила на 4-й Советской, в коммунальной квартире у неё была комната. Я уставший был, 12 часов летел, просыпаюсь – никого нет. Потом она приходит, говорит: «Быстренько собирайся, пошли в академию! Сегодня последний день принимают документы». Документацию принимали до 31 июля включительно, а с 1 по 15 августа вся документация передавалась уполномоченному. Он рассматривал дела тех, кто собирается поступать, и всячески пытались не допустить возможность выезда поступающих в семинарию. Но, так как я уже прилетел, Анна Трофимовна привела меня в семинарию к инспектору, отцу Владимиру Сорокину, слава Богу, он сейчас в здравии. Я сказал, что мы отправляли документы. Отец Владимир спросил мою фамилию и подтвердил, что документы получены, и был отправлен запрос на мой приезд для сдачи вступительных экзаменов.

Божиим Промыслом я поступил в семинарию. Хотя было волнение во время сдачи вступительных экзаменов, так как я видел, какие ребята приезжали поступать, и думал: «Куда я полез? Я же никогда не поступлю!» Но наоборот, кого-то отсеяли, а меня приняли.

Мне вспоминается, как после вечерних молитв перед сном все становились на колени и пели «Царица моя Преблагая…», для меня это был такой шок, все студенты, ребята пели с таким благоговением! И так постепенно я становился всё ближе к Церкви, к Богу.

Хотелось бы рассказать о моём первом классном руководителе в семинарии. Им был будущий Святейший Патриарх Кирилл. Он проработал с нами всего полгода, и потом его перевели в Женеву. Но он нам говорил: «Вы у меня первые, если будет у вас необходимость, пожалуйста, обращайтесь ко мне». У меня на жизненном пути были вопросы, я дважды к нему обращался, и он мне помогал. Когда шёл 50-й год моего жизненного пути в Церкви, и я был награждён к празднику Пасхи правом служения Божественной литургии с отверстыми царскими вратами до «Отче наш», я решился подойти к Святейшему, и было очень приятно, когда после долгих лет он меня вспомнил, и при уровне своей загруженности даже уделил мне внимание.

Можно сказать, что тепло, с которым встретил Вас Святейший, вернуло Вас в юность.

Да, конечно!

Во время обучения я часто посещал Александро-Невскую лавру, мы периодически заходили на службы, я, как Александр, всегда стремился приложиться к раке с мощами Александра Невского. В один из дней, когда я был в лавре, я познакомился с одной монахиней – матушкой Леонидой. Она рассказал мне о своей судьбе. Она закончила медицинский институт в Вологде. Перед началом Второй мировой войны её отправили в Сталинград, и когда только началась война, она находилась на территории, оккупированной немцами. Немцы предлагали всем тем, кто находится в Сталинграде, выезжать на запад, в Германию, потому что приближалось, как они говорили, кровопролитное сражение. Она, будучи ещё девушкой, выехала на запад. Во время поездки она познакомилась с двумя монахинями, и они совместно доехали до Украины. В тот период немцы уже овладели Украиной и стали открывать монастыри и храмы. Монахини и юная девушка поселились в одном из монастырей и там они пробыли до окончания войны. Потом, когда наши войска освободили территорию Украины, она хотела вернуться к себе домой, в Великий Устюг. Но по возвращении она поняла, что без монастыря нет ей жизни, и она приняла постриг. В это время к власти пришёл Никита Сергеевич Хрущёв, который сказал, что закроет все храмы, но, как говорится, «человек предполагает, Бог располагает». Закрыли монастырь, в котором матушка Леонида находилась, и она с другими монахинями была вынуждена уехать в Великий Устюг Вологодской области. Очень красивый город, весь в монастырях, а уже оттуда она приехала в Ленинград.

Я с ней познакомился перед уходом в армию, меня призвали после полугодового обучения в семинарии. Матушка Леонида поддерживала меня, когда я служил в армии, все два года. Она посылала мне различные посылочки, потому что было очень тяжело. Царствие ей Небесное!

Меня призвали из Ленинграда в город Дзержинск под Нижним Новгородом, неподалёку находился учебный полк железнодорожных войск. Как раньше говорили, неблагонадёжных людей, которыми являлись верующие, отправляли или в стройбат, или в желстройбата, и была такая поговорка: «два солдата из желстройбата заменяют экскаватор».

Закончил я учебный полк, и всех распределяли по той специальности, которую они получили во время службы. Я получил специальность крановщика железнодорожных кранов, но никогда я на этом кране не работал, я боялся даже к нему подходить. Меня вызывали в особый отдел, проводили беседы: «Может быть, ты одумаешься? По возвращении из армии не будешь продолжать учёбу в семинарии?» Я отмалчивался. И вот, всех распределили по войсковым частям, а меня, как неблагонадёжного, и ещё двух товарищей, которые любили спиртные напитки, отправили на добровольную комсомольскую молодёжную стройку Тюмень – Сургут для строительства железнодорожных путей. Мы приехали, меня прикрепили к первой роте. Помню, приходит ночью состав с галькой. Мы разгружали эту гальку. Утром встали – гальки нет. Всё ушло в пучину. Ну, построили как-то, существует сейчас эта дорога.

Помню, после работы возвращаюсь в роту, и где-то в два часа ночи заходит дневальный и вызывает Филимоненко. А моя фамилия – Филимонов. Меня толком-то никто и не знал, я был новичок, прикомандированный. И вот, вместо меня он подходит к этому Филимоненко и говорит: «Тебя вызывают в особый отдел». Он, бедный, встал с этой койки, весь затрясся, говорит: «За что? Что я такого сделал?..» Проходит какое-то время, он приходит обратно, подходит ко мне и говорит: «Это тебя вызывают!» А я уже понял, что это меня. Говорю: «Что, прямо сейчас идти?» – «Нет, до утра сказали». И снова тот же разговор: «Может, мы тебе поможем куда-то поступить в другое учебное заведение? У нас есть такие возможности». Я говорю: «Да нет, уж как-нибудь два года пройдут, а потом видно будет, как Бог даст».

Потом проходит определенное количество времени, и я снова встречаюсь с капитаном особого отдела, он говорит: «Твоя командировка заканчивается, дальше твоя судьба в наших руках. Думаем, куда тебя отправить». А капитан был такой хороший дядька. Мы с ним поговорили, он сказал: «Ты пойми правильно меня, это моя работа». И спрашивает: «Что я хорошего могу для тебя сделать?» Я говорю: «Отправьте меня куда-то подальше, чтобы я в поезде мог спокойно отдохнуть несколько дней». И вот меня отправили в Хабаровскую бригаду. Я приехал и смотрю – идёт мне на встречу один мой друг, а мне капитан рассказал, что он за мной следил и всё обо мне рассказывал.

Когда я отслужил полгода в Хабаровском крае, меня отправили в Комсомольск-на-Амуре. Было, конечно, сложно. Мне потом где-то лет 10 снилось, что меня вызывают опять в военкомат и говорят, что моя служба не была засчитана: «Идите по новой». И я думаю: «Нет, я больше не выдержу!»

По возвращении в Ленинград меня вызывает к себе владыка Никодим[1], митрополит Ленинградский и Новгородский, на встречу. Он стал расспрашивать меня про годы моей службы.

Владыка очень по-доброму относился к молодёжи, к студентам. Помню историю, которая произошла со мной до армии, моё поколение, которое училось в семинарии, помнит, что внизу находилась раздевалка, и в тот момент, когда я спускался во двор, вдруг кто-то стал кричать: «Никодим! Никодим приехал!» И все в рассыпную. А я был готов выйти на улицу, и тут он входит. Я попытался забежать в раздевалку, но, так как там потолки низкие, я ударился головой. Поворачиваюсь, и владыка мне говорит: «Ну что вы меня так боитесь-то?» Я говорю: «Ну что Вы! Мы Вас уважаем». Он говорит: «Я вижу!»

И вот, когда я уже вернулся из армии, владыка меня к себе пригласил, я сказал, что были сложности, было тяжело. Он говорит: «Ну, я даю возможность тебе отдохнуть какой-то период времени». Достаёт бумажник свой и даёт мне денег. Я говорю: «Я не возьму!» По тем временам это большие деньги были. Но он говорит: «Вот тебе деньги, поезжай в Киев, во Флоровский монастырь, подойдёшь там к матушке, скажешь, что от меня, побудешь несколько дней, помолишься». Вот это в памяти осталось.

На третьем курсе я женился.

А как Вы с матушкой познакомились?

Матушка моя, по сравнению со мной, была из глубоко верующей семьи. Мы познакомились с ней на свадьбе её сестры. Она закончила университет и работала в Питере. Слава Богу, прожили с ней вместе более 50 лет.

После окончания моего обучения меня должны были направить служить в ту епархию, от которой я был направлен, в тот период Дальний Восток входил в Иркутскую епархию. Я вернулся к себе домой.

Позднее у меня возникло желание поехать на родину своей матушки – супруги, в Тамбовскую область. Я приехал по распределению, а уполномоченный говорит: «О! Такой здоровый, молодой! Какой поп из тебя? Ты давай, иди на БАМ, поработай, а потом пройдёт лет двадцать, посмотрим. Сейчас здесь 15 храмов, а через пять лет вообще не будет, мы все позакрываем!» А у меня матушка была уже в положении, что делать? Я поехал в Москву, чтобы встретиться с митрополитом Кириллом (будущим Святейшим Патриархом). В то время он был председателем Отдела Внешних Церковных Сношений. Так получилось, что я приехал – и он идёт. Я рассказал о сложившейся ситуации. Он меня выслушал и сказал, что что-нибудь придумаем. Когда я вернулся, меня уже разыскивал уполномоченный: «Что? Сразу поехал жаловаться? Да мало ли, что я сказал? Иди, служи в своей церкви!» А потом у нас с ним сложились хорошие отношения. Он мне говорил: «Это моя работа. Что сделаешь?» Так что было всякое: и хорошее, и плохое, но Слава Богу за всё. Господь терпит меня. Он даёт силу на несение моего жизненного креста. Слава Богу, за всё.

Спаси Господи, отец Александр!

[1] митрополит Никодим (Ротов), (1929 – 1978).