ФИО: протоиерей Александр Ранне

Год рождения: 1952

Место рождения и возрастания: г. Ленинград

Социальное происхождение: из семьи священнослужителя

Образование: Ленинградская духовная академия

Место проживания в настоящее время: г. Новгород

Дата записи интервью: 17.09.2024

Интервью взято и обработано пресс-службой СПбДА, руководитель — иеродиакон Хризостом (Янкин).

Отец Александр, Вы из священнического рода происходите, поэтому, скорее всего, крещены во младенчестве?

Да, я из священнического рода и, совершенно верно, крещён был во младенчестве.

Насколько для Ваших родителей было опасно Вас крестить? Были для них какие-то негативные последствия?

Нет, у священника не могло быть проблем, если он крестит своих детей, это же понятно: крестили тайно, в храме или дома, тут не могло быть других вариантов.

Получается, что Вы всегда жили в нормальной атмосфере для христианина?

Абсолютно.

Расскажите, как в Вашей семье обстояли дела с литературой. Были ли книги? Как много и что удавалось читать?

Мои родители собирали книги, они очень любили подписки. Это была художественная литература, различные энциклопедии. Что касается именно церковной литературы, то у папы[1] были различные знакомые священники, которые помнили времена дореволюционные и дарили нам книги. Кроме того, поскольку папа воспитывался в буржуазной Эстонии, там доступ к литературе был достаточно большой. От этого времени тоже осталась литература, которой можно было пользоваться.

Как Вы пришли к решению стать священником? Вы шли по стопам своих предков, или, может быть, это желание сопровождалось изначально каким-то кризисом и сомнениями?

Конечно, это было непростое решение. После окончания школы я мечтал стать историком, археологом, но поскольку я не был ни пионером, ни комсомольцем, да и учился не на круглые пятёрки, я понимал, что в университет мне не поступить. Ушёл в армию, а после армии работал в Эрмитаже. Меня туда устроил церковный знакомый. В Эрмитаже я попал в бригаду, в которой работали люди, учившиеся в университете на заочном отделении, или, так сказать, не вписались в университетскую среду, но с очень качественным культурологическим образованием. Безусловно, оттуда я вынес очень много и думал, что может быть, как-нибудь через это самообразование смогу себя подготовить.

Однажды папа пришёл и спросил меня: «Саша, что ты думаешь о своём будущем?» Я сказал: «Да не очень я его представляю». Тогда он мне сказал такую фразу: «Видишь, в каком бедственном состоянии Церковь? Если не ты, сын священника, то кто?» Я попросил у него неделю на размышления и через неделю согласился.

Что Вы испытывали за эту неделю? Как принимали это решение?

Я немножко боялся церковной жизни, потому что в школе учился, в армии служил, в Эрмитаже работал. Светская культура всё-таки затягивает. Я с детства понимал, что церковная жизнь – это особая жизнь, которая предполагает определённые ограничения. Вероятно, это меня пугало. Но был ещё, наверное, страх ответственности за это. Но вот после этой фразы папы я согласился. А потом был сложный период моего становления: поступление в семинарию, адаптация к новой для себя среде. Я был иподиаконом сначала у владыки Мелитона[2], потом у владыки Никодима[3].

Для меня, наверное, главными были те предания, которые хранились как в нашей семье, так и в семьях наших знакомых священников, а также то, что я видел в окружении владыки Никодима. Мне удавалось часто с ним беседовать. Он вечером часто ходил гулять, даже после 12 часов, а как дежурный иподиакон я его сопровождал. Эти разговоры с ним оказывали огромное влияние.

Я прожил уже довольно большую жизнь, и у меня сложилось глубочайшее впечатление, что несмотря на все мои недостатки и жизненные проблемы, Господь меня постепенно вёл по этому пути. Без благодати Божией, конечно, тут ничто не может совершиться и обойтись.

Вы учились в духовной школе уже после того, как работали в Эрмитаже. Препятствовало ли государство поступать туда?

Лёгкие препятствия были. Например, когда я уже решил поступать в семинарию и в июне подал документы, вдруг в конце рабочего дня в Эрмитаже меня забрали в армию на переподготовку. Я вообще понять не мог, что такое происходит. Посадили, увезли куда-то. Конечно, кроме меня был целый автобус. И меня спасло, что где-то там в Левашово, куда нас привезли, не было места в казарме. Нас временно отпустили домой. Ну и я сразу, конечно, уволился. Мы тогда уехали в Эстонию, у нас там была дача. Там я уже готовился к поступлению в семинарию. Проблем, конечно, не могло быть, потому что папа всё-таки был видным человеком, благочинным Финляндии и преподавателем семинарии, поэтому всё прошло достаточно спокойно.

Когда я уже был иподиаконом митрополита Никодима, была какая-то мирная конференция. Её президент приезжал к владыке Никодиму, а мы, будучи студентами, ухаживали за столом. В один момент, когда я что-то подавал владыке Никодиму, услышал обрывок разговора. Кто-то ему говорит: «Владыка, чем мы этим молодым людям можем помочь?» Владыка Никодим отвечает: «Присылать им побольше литературы, писать им письма». Потом мне много лет приходили эти посылки из Христианской мирной конференции[4].

Как проходило Ваше обучение в академии?

Я поступил сразу во второй класс. А после окончания второго я поступил в четвёртый, то есть я семинарию закончил за два года, а потом поступил в академию. Но после второго курса владыка Никодим решил отправить меня и других людей учиться за границу, в Рим. И мне было велено закончить третий и четвёртый курсы за один год.

Если коротко, с чем у Вас ассоциируется обучение в семинарии и академии? Что первым приходит на ум? Что удалось вынести?

Когда ты поступаешь в семинарию, то окунаешься совсем в другую жизнь. Я и в хоре пел, и иподиаконствовал. Жизнь была насыщенная. Иногда это было в ущерб занятиям, но в то же самое время жизнь протекала как обычно у молодых людей: и дружба, и совместные проблемы, и обсуждение какой-то литературы, которая не совсем была тогда разрешена, и размышления над лекциями. Здоровая студенческая атмосфера. Самое главное, конечно, – это погружение в молитву. Что владыка Мелитон, что владыка Никодим умели молиться.

У митрополита Никодима было проникновенное отношение к Евхаристическому канону, аскетическое отношение к Великому посту. Священники собирались в Александро-Невской лавре в Троицком соборе, стояли в центре храма, митрополит сам руководил пением. Всё это увлекало особым образом. Хотя, с другой стороны, мы оставались обычными людьми: в театр ходили, на футбол ходили, дружили. Конечно, было много ошибок, связанных с юношеским возрастом, о которых, может быть, и жалеешь. Самая большая из них, наверное, — потеря времени. Надо было больше сидеть в библиотеке и заниматься.

А что Вам дало в этом отношении обучение за границей?

Я учился в Руссикуме[5]. Это было общежитие учёных. Там жили и трудились очень видные литургисты, филологи, философы, историки и богословы. Это были взрослые, уже сформировавшиеся люди. Мы в университете мало что понимали, особенно в первый год, потому что не знали языка. Но общение с этими людьми, их погружённость в научную сферу своей жизни, когда они только этим и живут, – это, конечно, научило очень многому. Ты как бы сам вливаешься в эту жизнь, начинаешь размышлять и формируешь свои поведенческие стереотипы особым образом.

Сам Рим, да и вообще Италия, так или иначе формируют тебя, потому что всё связано с христианством. Ты христианин, что тебя прежде всего интересует? Христианская история первых веков. Ты ходишь по этим улицам, и сразу у тебя возникают новозаветные образы. Это была очень большая школа.

Вы учились в Риме уже в священном сане или ещё нет?

В священном, да. У меня так получилось, что я закончил академию, кандидатскую не успел защитить, и мне надо было уже уезжать, но я не был женат. Владыка Никодим очень рассчитывал, что я приму монашеский постриг. Но я не был склонен к этому и расстраивался при мысли, что уеду в Рим «пиджачником». Но так получилось, что в июле на свадьбе друга я встретился с его сестрой, и за две недели мы решили пожениться. Мы пришли за благословением к владыке Никодиму. Он принимал нас по очереди с будущей женой. Владыка спросил меня: «Что ты так спешишь?» Я ему сказал: «Владыка, понимаете, не хотелось бы мне ехать в эту католическую среду светским человеком, хотя бы диаконом». Владыка посмотрел на меня и сказал: «Поедешь священником». Правда, он на следующий день уехал в Рим хоронить Павла VI[6], но на Успение нынешний Патриарх по его благословению рукоположил меня во диакона. На девятый день смерти владыки Никодима, это было 13 сентября, меня рукоположили во священника, а через две или три недели я уехал.

Сколько Вы живёте вместе с матушкой, с которой решили создать семью после двухнедельного знакомства?

С 1978 года. 46 лет. Она тоже из церковной среды. У нас были общие интересы, общие представления о жизни, общий семейный уклад. Это очень важно.

Правильно ли я понимаю, что после Эрмитажа у Вас уже не возникало никаких сомнений по поводу принятия священного сана?

Нет. Сомнения были в том, достоин ли я, а в остальном – нет. Ну что ж, раз сделал такой шаг, так надо до конца идти.

Расскажите, когда Вы начали преподавать в академии?

Тоже всё просто было. Я вернулся в 1981 году. Меня никуда не устраивали, потому что уполномоченный должен быть дать разрешение. Благодаря отцу Борису Глебову[7] и моему папе, который был секретарём митрополита Никодима, а потом и митрополита Антония[8], меня всё-таки взяли в Преображенский собор.

Вы начинали своё служение в Преображенском соборе?

Да, я учился служить как следует в Преображенском соборе, потому что до отъезда в Италию я ещё не научился. Как-то в ноябре меня вызвал владыка Кирилл[9], он был ректором и предложил мне преподавать нравственное богословие и литургику.

Получается, сразу после возвращения я начал преподавание нравственного богословия в семинарии. Это было для меня очень тяжёлым бременем, потому что преподавать всё, что я слышал в римском университете, здесь было трудно. Мне нужно было самому каким-то образом формировать курс. Хотелось чего-то своего, я начинал экспериментировать.

Как так случилось, что Вы стали служить в Великом Новгороде?

Наступила перестройка, из Прибалтики приехали наши друзья и знакомые. Они стали рассказывать про православные воскресные школы и летние лагеря. Я этим как-то проникся, а тут наступила перестройка, всё, казалось, можно было. Не буду уж называть фамилии, но так получилось, что меня вдруг назначили здесь, в Петербурге, председателем Отдела по религиозному образованию и катехизации. Я обрадовался, думал, что сейчас начнём бурную деятельность, но по факту получилось всё совсем иначе. После первого года работы я понял, что так ничего и не изменилось. Я из-за этого расстроился. Но в это время владыку Льва[10] назначают на Новгородскую кафедру, я ему в каких-то вещах помогал.

Мы там с 1991 года при Софийском соборе, который отдали ему, основали курсы катехизаторские. Туда ездили многие преподаватели из академии. Владыка Маркелл (Ветров)[11], он тогда ещё не был владыкой, отец Андрей Чижов[12], отец Ианнуарий (Ивлиев)[13], ну и так далее. Всё это было так успешно. Я как-то туда вписался. Однажды владыка сказал: «Слушай, там в Петербурге много всего, а у меня никого нету, приходи». Я подумал и согласился. Вот и вся простая история, которая длится уже довольно долго.

[1] протоиерей Игорь Ранне (1927–1982).

[2] архиепископ Мелитон (Соловьёв), (1897 – 1986).

[3] митрополит Никодим (Ротов), (1929 – 1978).

[4] Христианская мирная конференция – международная организация, базирующаяся в Праге, основанная в 1958 году.

[5] Папская коллегия Руссикум – католическое учебное заведение в Риме, готовящее священников византийского обряда.

[6] Павел VI, папа римский (1897 – 1978).

[7] протоиерей Борис Глебов (1936 – 2023).

[8] митрополит Антоний (Мельников), (1924 – 1986).

[9] ныне Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.

[10] митрополит Новгородский и Старорусский Лев (Церпицкий).

[11] епископ Маркелл (Ветров), (1952 – 2019).

[12] протодиакон Андрей Чижов, (1944 – 1999).

[13] архимандрит Ианнуарий (Ивлиев), (1943 – 2017).