ФИО, сан: протоиерей Николай Морозов

Год рождения: 1952

Место рождения и возрастания: пос. Войвож Ухтинского р-на Республики Коми

Социальное происхождение: из семьи рабочих

Образование: Среднее специальное, Московская духовная семинария (заочно)

Место проживания в настоящее время: г. Смоленск

Дата записи интервью: 30.05.2024

Расскажите, пожалуйста, о своём детстве. В какой семье Вы родились? Верующие ли были? Какое было Ваше окружение? Родственники? Соседи?

Матушка Нина: Спасибо. Постараюсь. Из семьи я верующей. Особенно мама была верующая. Воспитывали нас именно так, в православной вере. Потому что мама очень молилась.

Когда в школу пошла, стали предлагать в октябрята вступить. Я ещё, может, тогда не совсем понимала, но здесь была инициатором мама, я согласилась и не вступила. У меня ещё была старше меня двоюродная сестра и двоюродный брат постарше. Они тоже не вступали в октябрята. Потом в пятом классе перешли в другую школу. Там нам предложили вступить в пионеры, мне 12 лет было.

А это всем предлагали вступать в пионеры?

Матушка Нина: Обязательно. И все вступали. Это однозначно просто было.

Отец Николай: Говорили так: «Вступите, галстуки повяжете и идите домой, а там галстуки положите и в стол спрячьте».  

Это так прямо в школе говорили?

Матушка Нина: Да. Я была скромная. А мои сестра двоюродная и брат были посмелее. Но они поэтому больше и претерпели. Я сказала, что я не буду вступать, а в школе знали, что у меня мама очень верующая, они думали, что я боюсь наказания домашнего. Но нас не наказывали. Нас никогда вообще не наказывали. У меня ещё и младшая сестра есть, на два года меня младше. И мы росли вдвоём. Нас никогда никто не наказывал. Помню, учитель, классная руководительница, говорила: «Нина, я знаю, что ты не вступила в пионеры, может, ты боишься со стороны родителей насилия? Смотри, здесь стол мой». Она так выдвигает его и говорит: «Ты придёшь, вот здесь будет лежать галстук, ты его повяжешь, а потом, когда будешь уходить, ты его положишь». Но почему-то я на это не согласилась. Сама не знаю, почему. Я посчитала, как это я буду обманывать родителей? Зачем? Тем более, мне за это наказание никакое не грозит. То есть я сознательно отказалась. А вот у двоюродной сестры и брата классный руководитель был очень и очень строгий. Он так стучал по столу! Он сорвал крестик с брата, помню. И, конечно, грубо относился к нему.

Отец Николай: А в то время было не у кого получить защиты.

Матушка Нина: Мы и не ждали защиты ни от кого. Мы уже решали в школе сами, как мы поступим. Вот так прошли наши юношеские годы.

А скажите, пожалуйста, как-то изменилось к Вам отношение в школе со стороны преподавателей, со стороны одноклассников после того, как Вы не вступили в октябрята и в пионеры?

Матушка Нина: В общем, нет. Это деревенская школа, это же была деревня, посёлок. Все друг друга знали. И родителей наших знали. И мы хорошо друг друга все знали. Они даже считали – а как по-другому эти дети могут поступать, если у них такие родители? Если только по отношению к брату двоюродному. А мне – нет, ничего не было.

Вы были из верующей семьи. Вы ходили в церковь?

Матушка Нина: Церкви в то время у нас не было. Ближайшая церковь была – это Печерск, с одной стороны, и Демидов – с другой стороны. И нас родители возили туда на исповедь, причастие по каким-то большим праздникам. Два или три раза в год, так вспоминается. Да, причащались. А потом, как немножко стали повзрослее, мы сами уже стали приезжать в собор с двоюродной сестрой. Мы любили очень собор.

А молитва дома была?

Матушка Нина: Была дома молитва. Нас не принуждали, но мы маму очень часто заставали в молитве, и даже ночью. А когда какой-то был праздник, она зажигала лампадочку, вставала на коленочки, потому что храма-то не было, и предлагала нам: «Детки, давайте, давайте со мной». Ну, конечно, и мы присоединялись. Как-то так, по-детски. Но мы всё понимали, и, конечно, у нас какая-то вера была и своя. Помню, шла со школы, а школа у нас была на расстоянии пяти километров, было, о чём подумать, и мне хотелось помолиться.

А дома какие-то книги, Священное Писание или церковную литературу имели?

Матушка Нина: Нет. У моего двоюродного брата была Библия. Но он её так прятал! Помню, когда мы детьми приходили к ним, он от нас не прятал, он сидел и читал. А потом всё сворачивал и прятал. Он очень почитал царскую семью, очень! Мне было лет, может, двенадцать-тринадцать, когда он в первый раз показал их фотографию. Он её прятал, говорил: «Не говорите, что она у меня есть, это фотография царской семьи».

А почему он прятал Библию и фотографию царской семьи?

Матушка Нина Николаевна: Потому что советская власть была. У него было трое детей. И его посадили в тюрьму за то, что он так воспитывал детей. Вот мы в школу ходили, а его посадили в тюрьму.

А какая официальная статья?

Отец Николай: Вероисповедание.

Матушка Нина: За веру.

Это такая статья прямо была?

Матушка Нина: Точно, как называется статья, мы тогда не знали, мы же дети были, и потом я не интересовалась. Он год отсидел. Они думали так, что его посадят, и дети станут как все.

Отец Николай: Как учителя говорят, как просят учителя, так они и поступать будут. Но они остались на своём.

Матушка Нина: Да, они остались при своём, все дети. Мы понимаем теперь, что это за молитвы родителей. Родители молились, и нам это тоже передалось, и мы самостоятельно уже тоже защищали свою веру. Также и в комсомол не вступали. Некоторые говорили: «Да у этих детей будущего нет!» Ну куда нас могли принять? А мы и не стремились как-то. Ходили в Церковь.

А среди Ваших односельчан или соседей много ли было верующих семей? Или больше всё-таки тех, которые удалились от Церкви?

Матушка Нина: Наверное, немного было верующих. Или же вера была более скрытая. Вот наши исповедовали прямо, и их знали. А другие как бы скрывали. Хотя мы считали, что они тоже верующие.

А со стороны других людей были ли какие-то притеснения или оскорбления в адрес верующих людей? Случалось ли такое?

Матушка Нина: В адрес верующих были, но в мой адрес не было. Я такая тихоня была, что мне нечего было предъявить.

Отец Николай: Нас баптистами звали.

Матушка Нина: Дело в том, что у нас баптистов и не было. Я вообще тогда не понимала, что такое баптисты. Мы не понимали этого. Это уже мы потом стали разделять.

Отец Николай: Это про моих родителей. Бабушку, дедушку и маму обзывали баптистами.

Матушка Нина: Когда мы окончили школу, мне предлагала одна женщина, которая была участковым врачом, она и её мама были с высшим образованием, почему-то они ко мне благоволили, говорили: «Давай мы тебя устроим на фармацевта. Ты будешь учиться». Они хотели дать мне дорогу в жизнь. Но не лежала как-то ни к чему душа. Вот хотелось идти в храм. Мы нигде не гуляли, такой образ жизни вели. И захотели пойти в собор. И с моей двоюродной сестрой, которая старше меня на два года, приехали в собор. Конкретно всё решили, мы будем в соборе. А что будем делать, мы сами не знали. Приехали, пошли к владыке на приём.

Отец Николай: Владыка митрополит Феодосий[1] был.

Матушка Нина: Он так нас встретил хорошо: «Так, ну и что вы хотели?» – «Владыка, мы хотим работать в соборе» –  сказали мы.  – «Хорошо, –  он говорит, – а что вы умеете делать?» Стоим. – «А, ну всё понятно», – он говорит. И призывает старшую уборщицу Раису, Царство ей Небесное. Тоже посвятила себя Господу. И говорит: «Раиса, вот здесь девочки ко мне подошли. Они хотят работать, оказывается, в соборе». Он-то премудрый был. – «Вот, смотри, значит я принимаю их. Утром, чтобы они сразу на клирос! А потом давай им работу, пусть выполняют твои задания. А вечером обязательно на клирос, обязательно!» Потом мы уже поняли, что он хотел таким образом нас научить чему-то, не только же тряпкой махать. Надо было где-то пыль протереть, собор убирали, всё делали, что было нужно. Что она говорила, то и делали. А помню, бабушки с клироса на нас так шипели, что мы мешали им петь! Конечно, если мы раньше не пели, может быть, это и правда было. Но они к нам снисхождения никакого не делали. Помню, мы обиделись, не пошли больше на клирос. Не пошли утром, не пошли вечером. На следующее утро служба. Мы опять не пошли. Владыка иподиакона отправляет и говорит: «Вот тем девочкам скажи, чтоб живо шли на клирос!» Мы топ-топ-топ, пошли. Потом пожаловались ему, сказали, что нас не принимают. Он сказал: «Ничего, ничего, ничего. Всё будет хорошо. Вы, главное, не оставляйте. Вы этого не оставляйте. Вы же будущие матушки. А мне же надо, чтобы вы умели». Представляете? Он так уже наметил. Вот так. Так мы пришли в собор в то время.

Отец Николай, теперь к Вам вопрос. Скажите, Вы в Вашем детстве в подобной ли ситуации были?

Отец Николай: У нас подобная была ситуация. У нас бабушка была верующая. Мы жили в Сафоновском районе, она ездила в Вязьму на службу, в Великом посту ездила на причастие. Говела и ездила причащаться туда. Мама работала. 

Матушка Нина: Мама его тоже очень верующей была, но она работала. Отец умер у него, когда он ещё был в армии.

Отец Николай: В церковь бабушка меня раза два брала, чтобы показать, куда она ездит в Вязьму. А потом я пошёл в армию в восемнадцать лет. Два года служил и после этого приехал я из армии. Выхожу с автобуса домой – обрыв. Куда дальше идти? Трактористом в совхоз? Куда идти? Я занимался спортом чуть-чуть…

А каким спортом Вы занимались?

Отец Николай: Лыжи, хоккей, футбол. Я хотел поступать в институт физкультурный наш.

Матушка Нина: А можно я скажу? Когда он пришел из армии, то учителя возмутились тому, что он стал поступать, как он сказал, в институт Смоленский. Там такой конкурс был большой! И когда он уже поступил, его в иподиаконы взяли.

Отец Николай: Познакомились с ребятами иподиаконами, которые в соборе были. Владыка Владимир[2] был ещё молодой, митрополита Феодосия возил на машине, на «Волге» 21-й. Был и протодиакон Генсицкий Борис, он сейчас Сергий, митрополит Тернопольский. И епископ Стефан, он был диакон, его в епископы рукоположили, он потом уехал на Афон. Вот они меня встретили однажды в соборе и говорят: «А что ты не крестишься?» Я стоял в соборе, заметили меня. Я говорю: «Тихо, тихо, тут все абитуриенты. Я поступаю в институт. Увидят, что я в соборе крещусь». Это был 1972 год.

Прошу прощения, я хотел уточнить, были вокруг абитуриенты, а чего Вы именно боялись? Из-за этого бы Вас стали сразу презирать?

Матушка Нина: Сразу бы исключили.

Отец Николай: Запрет был бы. И так на мне крест был. Когда я поступал, на мне преподаватели видели крест и говорили: «А что это ты с крестом-то?» И даже тогда укоряли, когда видели на мне крест, когда я поступал. И вот я приезжаю к маме и говорю: «Меня пригласили в собор, и я поступил в институт».

Матушка Нина: А мама очень хотела, чтобы у него высшее образование было. Она хотела детей своих на ноги поставить.

Отец Николай: Мама говорит: «Моё благословение тебе идти в собор». Я месяц не спал.

Матушка Нина: Учителя, когда узнали, что он пошёл в собор, у них даже был какой-то педсовет: «Что произошло с Колей Морозовым?» И кто-то там выступил, сказал, что видно что-то подействовало в армии на голову. Они не могли этого представить, что он мог оставить спорт. Они знали, что он так любил спорт, у него к этому данные были, он спортивный был и здоровый был. Говорили, что у него что-то сделалось с головой. Потом стало гонение на маму, выгнали её с работы. Сказали: «Вы такие нам не нужны». И вот было гонение.

Это как только в собор пришёл?

Матушка Нина: Да. И они не знали, что делать. И владыка Феодосий сказал ему: «Привози сюда своих бабушку и маму». И дал им жильё. Маме работу дал. На них гонение было страшное.

Но это ещё было даже до принятия священного сана?

Матушка Нина: Да, это ещё до сана, конечно. И, конечно, когда мы пришли в собор, мы даже не знали, что здесь деньги платят, и он не знал. Мама его получала шестьдесят рублей, и она говорила: «Тридцать рублей я тебе буду отдавать, чтобы каждый день по рублю на еду, а нам хватит тридцати рублей». Хотя у неё ещё дочь, сестра отца Николая, матушка Вера, которая была в соборе старостой. Вот настолько мы не понимали, что здесь деньги. А когда он стал иподиаконом у владыки, то владыка ему стал сто двадцать рублей платить. Мама шестьдесят получает, а ему сто двадцать рублей. Это же были вообще такие деньги!

Отец Николай: Короче, была такая вот эпопея.

Матушка Нина: Они пострадали больше. А у меня какой-то прямой путь. Когда мы решили пойти в собор, в ночь перед отъездом из дома мне такой сон приснился, что я его до сих пор не могу забыть: ковровая дорожка от моего дома и до собора. Я вижу ковровую дорожку, и она вся устлана живыми цветами. Как архиерею убирают. Раньше у нас всё время архиерею убирали дорожку. Ломали любые цветы. Когда владыка заходил в собор, нужно было, чтобы дорожка была убрана любыми цветами. Всегда так было. И я видела такой сон, что от моего дома и до собора дорожка, выстланная живыми цветами. Вот это было благословение Божие. До сих пор не могу это забыть. Это не забывается.

Отец Николай, расскажите о том, как Вы стали священником, что подвигло Вас, или кто Вас привёл к этому?

Отец Николай: Это я иподиаконствовал целый год у владыки Феодосия, дикирий с трикирием носил. Сначала архиерея облачал. Целый год так.

Матушка Нина: А он любил всё такое строгое, чтобы чёткость была. Воротнички тогда подшивали сами иголочкой. Белые, как в армии.

Отец Николай: Владыка Феодосий сам подшивал все воротнички.

Матушка Нина: Обувь должна быть чёрная. Не дай Бог какая-то другая обувь, он этого терпеть не мог, он был очень чёткий.

Отец Николай: Даже получали за это наказание. А я хотел поступить в семинарию в Сергиев Посад.

Матушка Нина: На очное.

Отец Николай: Да, а он разузнал. А у нас тогда тридцать восемь приходов было. 1972 год. Священники приезжали, уезжали, такая была текучка. Архиерею нужны были священники.

Матушка Нина: А он ему сказал: «Ты женишься, и я тебя буду рукополагать. А семинарию будешь оканчивать заочно».

Отец Николай: Вот так и получилось.

Матушка Нина: Он ещё говорил: «Где же я себе возьму матушку»? Это ещё другая история наша. За два месяца поженились, он нас поженил.

Отец Николай, а получается Вас без образования духовного сразу рукоположили?

Отец Николай: Владыка меня рукоположил, а потом заставил поступить в Сергиев Посад на заочное отделение. С владыкой Владимиром я поступил вместе.

Здесь было мало, в Смоленске, священников?

Отец Николай: Я один русский и отец Григорий Трубин. Он младше меня, конечно. Мы два русских человека были. Все украинцы были. Сам владыка Феодосий был украинцем. Приезжали из Украины, владыка рукополагал, а потом заставлял поступать в семинарию заочно, в Сергиев Посад.

Матушка Нина: Тогда только так можно было, только такое образование. Ему нужны были уже кадры.

Отец Николай: Ему кадры нужны были. Представьте себе, тридцать восемь приходов было. Приезжали из Белоруссии, из Украины рукополагаться, даже священники уже приезжали. Все приходы городские были заняты. Печерск был занят, Вязьма, Рославль. Священники были все заняты. Демидов, Гагарин, всё было занято. А куда? В сельское место. В с. Николо-Яровня был приход деревенский. И другие приходы. Священники, которые приезжали или которые рукополагались, только одно лето были там, в деревне. Почему? Потому что привезти нужно было семью, нужно пойти детям в школу, и зарплату надо платить. В деревне с этим не справлялись. Одно лето побыл, требы исполнял – крещение, погребение. Всё. А на осень уже уезжали.

Матушка Нина: Надо было ещё попробовать покрестить, ещё за это наказание получишь, это надо было тайно покрестить, если это было открыто, говорили: «Вот он крестит». Ни венчать, ни крестить нельзя было.

Отец Николай: Такая вот текучка была священников. А я в соборе служил четыре года.

А с какого по какой год Вы служили?

Отец Николай: С 1974 по 1978.

Когда Вы служили, как было в соборе с крещением, с причащением, с исповедью, с венчанием?

Отец Николай: Владыка Владимир уже был священником, мы в воскресение по восемьдесят человек крестили с ним вдвоём, потому что одному было покрестить восемьдесят человек очень трудно. Представляете, в малом соборе (Богоявленский храм) стояло от одной двери алтаря и по кругу до другой двери алтаря восемьдесят человек. Это только крещаемых. А плюс ещё по двое кумовьёв было. Ну, двести сорок человек стояло. Однажды был такой случай, я помню, мы стали крещение совершать, один мальчик, ребёнок, так кричал истерически! Тогда был устав, что мамы в крещении не участвуют, их выпроваживали. Они стояли в притворе. И женщина забежала, девушка молодая, схватила ребёнка этого: «Пошли вы со своим крещением!..» Такая вот вера была. И ребёнка забрала, с ребёнком убежала. Не знаю, после покрестили ли. Переживали мы, что дальше с ним…

В простые дни, например, крестили по десять человек, по пятнадцать. В Малом соборе [Богоявленский храм] есть с правой и с левой сторон комнаты такие, с правой стороны в простые дни совершали крещение. Там и купель стояла, и всё остальное. А в воскресный день – в Богоявленском храме.

Отец Николай, по восемьдесят человек по Воскресеньям часто бывало?

Да, да. Первые четыре года… мы с владыкой Владимиром крестили, пока он не уехал.

Матушка Нина: Батюшка, ты расскажи, что и в Рославле ты крестил тоже по восемьдесят человек.

Отец Николай: В Рославле по тридцать человек.

А там часто такое бывало?

Отец Николай: Да. Бывало, выбивался из сил. Фотографии даже есть. Сижу, такой расслабленный. Вы знаете, тридцать человек помазать… И пообщаться с людьми… Это была такая нагрузка, так трудно было! А почему владыка Владимир уехал из собора? Он же шофёром был у владыки Феодосия. И однажды приехали какие-то поляки знакомые, и он отвёз их в Катынь. А Катынь тогда была закрыта, охранялась. Была за забором. Он взял этих поляков и отвёз туда, чтобы показать.

Матушка Нина: Владыка сказал: «Ты их повози и покажи достопримечательности».

Отец Николай: А КГБ-шники его забрали и посадили на трое суток. Вот владыка и говорит ему: «Коля, езжай домой в Черновцы».

Матушка Нина Николаевна: Владыка Феодосий помог. Как-то уладилось это.  

Отец Николай: Короче, он уехал отсюда.  

А поляки, которых он возил, были священнослужители или простые?

Отец Николай: Просто были мирские люди, но они приехали к знакомым в Смоленск.

Матушка Нина: А потом приехали в собор посмотреть достопримечательности. А владыка тоже гостеприимный был. И он ему говорит: «А теперь покажи им Смоленск, покажи все памятники». Он провёз их, и всё. А там сразу его за это взяли.

А КГБ там просто охраняли? Или как они об этом узнали?

Отец Николай: Нет. Кто-то доложил. Кто-то красиво капнул.

Матушка Нина: Может, даже те, которые там в охране находятся. Там же всегда охраняли это место. Видимо тогда охраняли. Может быть, из охранников кто-то позвонил.

Отец Николай: Владыка Владимир уехал в Черновцы, на родину, где он и жил. Там послужил года три-четыре. Монашество принял.  А владыка Черновицкий взял и написал в Патриархию прошение, чтобы его сделали кандидатом в епископы, и мы были на его рукоположении во епископа.

Отец Николай, а в соборе, например, или в Рославле в те времена как было причащение, исповедь?

Отец Николай: Это было беспрекословно. Исповедовались и причащались.  Мы исповедовали и причащали, на это запрета не было.

Матушка Нина: Единственно, если, например, человек молодой начинал посещать храм, раз, два, три, тогда им интересовались.

Отец Николай: Однажды знакомый родственников, Иван Васильевич, привёз людей повенчать, я повенчал, а через два часа меня уполномоченная вызывает в отдел: «Вы почему повенчали без моего разрешения?»

Матушка Нина: Надо было разрешение у них спросить, а потом только можно было приглашать.

Отец Николай: Я говорю: «Как это? Это же венчание. Это как крещение, как причастие, как исповедь. Это наши родственники». Она говорит: «Вы не имеете права этого делать, только через меня». А я говорю: «Я об этом не был предупреждён».

Матушка Нина: После этого мы в Демидов поехали. Как только начинал приход образовываться, как только начинали привыкать люди к священнику, к приходу, сразу священника убирали.

Отец Николай: Шесть лет отслужил я в Рославле, и меня сразу перевели в Демидов.

Матушка Нина Николаевна: Так тоже мы переживали. И нормально было, хорошо уже потом.

Отец Николай: Такие места хорошие – Демидов. В Рославле ещё я не очень мог привыкнуть, потому что я в соборе служил, и к собору привык. И я ездил туда-сюда, и очень трудно было.

Матушка Нина: На акафист Матери Божией ездили из Рославля в Смоленск по вторникам. Нам это казалось даже и нетрудно. Мы не могли ещё отвыкнуть от Смоленска. А когда мы шесть лет пробыли в Рославле, в Демидов тоже не хотелось, потому что уже трое детей было.

Отец Николай: А приехал архиепископ Кирилл сюда (будущий Патриарх), он захотел меня обратно перевести.

Матушка Нина: Слушай, батюшка, на это предисловие надо. Там староста восстал, а он был поставлен от КГБ, и он сказал, что батюшка из каждой пачки свечей по несколько штук берёт.

Отец Николай: Типа я ворую со склада свечи. Вот мне две свечки своровать, есть смысл в этом? Это, конечно, выглядело глупо. Если бы я три пачки взял оттуда…

Матушка Нина Николаевна: И написали об этом владыке. Владыка Кирилл отцу Николаю потом дал прочитать это. Он даже улыбался: «Посмотри, что они написали».

Отец Николай: «Владыка, неужели вы верите?» – я спрашивал его.

Матушка Нина: Он, конечно, не верил.

Отец Николай: Но он не хотел с властями иметь неприятностей.

И чем это закончилась в итоге-то?

Отец Николай: Мы уехали в Омск. Я говорю владыке: «Раз Вы меня переводите в другое место, сделайте, пожалуйста, чтобы дети учились в школе, в музыкальную школу ходили».

Матушка Нина: Если бы в Любавичи он нас отправил, это такая деревня глухая! А батюшка говорит: «Отпустите меня на свободу, куда я хочу». Когда он так сказал, то владыка единственное спросил: «Куда ты хочешь?» Мы уже решили, что мы к владыке Феодосию поедем, он же рукополагал его, а он в Омске был. Но мы как-то побоялись сразу сказать, думали, случится это ещё или не случится. Мы просто сказали: «Владыка, мы ещё точно не знаем».

Отец Николай: Сейчас бы я, дорогие ребята, не поехал за три тысячи километров. Это надо три тысячи километров проехать! Это же не на самолёте лететь три часа!

Матушка Нина: Это мы молодые были. Владыка вышел из-за стола, мы стояли, он там сидел, и сказал: «Бог вас благословит. Езжайте, куда хотите, я знаю, где вы будете – вам везде будет хорошо». Вот это были владыки Кирилла слова. И вот мы так поехали в Омск. Там тоже пять лет прослужили.

Матушка Нина: А когда батюшка не согласился сотрудничать с КГБ, то ему сказали: «Семинарии тебе не видать». И исключили его из семинарии. А он был на втором курсе в то время, молодой был. Как-то приехал преподаватель семинарии, архимандрит Платон[3], по каким-то делам в Омск, к владыке. А после службы он привел его домой к нам на ночь. Мы чай пили, он добродушный такой, простой, разговаривали о том, о сём. И батюшка рассказал, что десять лет не может семинарию окончить, что ему сказали: «Больше ты в семинарии учиться не будешь». Отец Платон сказал: «Ну ладно. Посмотрим». И через месяц, наверное, вызвали его в семинарию. Никто восстановить не мог, потому что ему сказали: «Больше тебе семинарии никогда не видать». Мы ещё там служили какое-то время после того, как его восстановили, он ездил, сдавал экзамены.

Отец Николай: Я окончил семинарию вместе с епископом Сергием Вяземским[4]. Он был ещё тогда архимандритом.

А расскажите поподробнее об этой ситуации. Почему из семинарии выгнали? Запретили там учиться? Пытались восстанавливаться или нет?

Матушка Нина: Его не выгнали, его исключили. Он ездил, как всегда, на вызовы, сдавал экзамены. А здесь ему сказали: «Если ты не будешь сотрудничать, значит семинарии тебе не видать». Ещё говорят: «Смотри, у тебя дети, вообще-то, аварии бывают, а у тебя трое детей». Его пугали.

Отец Николай: Предлагали: «И настоятелем собора будешь, и все награды получишь». Всё мне предлагали, и я отказался, буду с простым крестом, но никогда не соглашусь.

Матушка Нина: Он им так и сказал: «Я «шестёркой» не буду.

Отец Николай: Как мне в глаза смотреть своим друзьям, товарищам, духовным людям, если я их обманываю, на них пишу доносы? «Как, – говорю, – как так можно?»  

Матушка Нина: А ему говорили: «Ты же в армии отслужил!»

Отец Николай: Я сказал так: «Возьму автомат, буду защищать Родину, если это будет нужно».  

Матушка Нина: Он и владыку Кирилла просил о восстановлении в семинарии, писал прошение, и он не смог.

Владыка Кирилл был на то время уже правящим архиереем и возглавлял Отдел Внешних Церковных Сношений.

Матушка Нина: Да.

Такую должность занимал и не смог восстановить?

Матушка Нина: Вот что делали, да! А как отец Платон смог, мы не знаем. Может, время  поменялось…

Отец Николай: Наверное, время поменялось. Такое было время, дорогие мои, непонятное. И жили так… Просто держались приходом, верой держались.

Матушка Нина: Но были очень дружные священники, на каждый праздник всегда друг друга приглашали в гости, сегодня у меня, завтра у тебя. Особенно в пасхальное время. Всё так было просто как-то. А сейчас совершенно поменялись люди. Просто совершенно другие люди.

Отец Николай: Однажды мы в Москве были на архиерейском собрании. И владыка Феодосий Омский приехал. Иду я по украинской гостинице, вижу нашего архиерея Кирилла. Я подхожу к владыке: «Благословите». Он говорит: «Как твои дела?» Я говорю: «Владыка, всё хорошо, но хочется домой». Владыка: «А в чем дело? Пиши прошение». Я написал прошение. И опять он принял меня сюда, в Смоленск. И дал мне Крестовоздвиженский храм, который стоит за Днепром, чтобы его восстановить. Я мусора столько разобрал! Полхрама было мусора. По окна, которые в храме, мусор был, это был склад.

Склад соли?

Отец Николай: Это после войны склад соли был. А потом отдали его под склад для центрального кукольного театра. Все вещи, все декорации сбрасывали туда. Я вынес всё и всё сжёг.

А сами выносили или нанимали рабочих?

Матушка Нина: Нет, прихожане. Никаких рабочих специально не было, только прихожане.

Отец Николай: Разобрали весь храм. И все, купола сняли, крышу сняли, а храм, кажется, горел. И даже скрыли, никто не знал, что он горел. Я всё переделал, и крышу переделал, и перекрасил, и купол поставил новый, который сейчас стоит. А колокольня была двухъярусная. А сейчас трёхъярусная. Я привёз кирпича и сложил третий ярус. Приезжает милиционер: «А почему здесь третий ярус? Вы… Вы… Вы… Вы… – и так заикается, – Вы зачем сделали? Никаких документов нет!» Я говорю: «Все вопросы к митрополиту Кириллу». И всё, после того даже никто не писал больше ничего. Преобразился храм. Даже смотрится со стороны, что третий ярус стоит, красивая колокольня.

Матушка Нина: Он же там всё полностью восстановил, поштукатурил внутри, снаружи, зелёненьким покрасил. Может, полгода прошло, и вся штукатурка отвалилась. Вы правильно говорите, что соль была там, и материал вообще не держался, и внутри и снаружи отвалился.

Отец Николай: Ещё самое главное, что храм стоит не на фундаменте, а на валунах, на кирпичах. Лето проходит, всё высохнет, а потом зима, весна, снег лежит, и всё это храм тянет на себя, потому и валится всё. Если бы дали денег, сделали проект, так, конечно можно что-то сделать.

Матушка Нина: С дохода прихода нельзя восстановить храм.

Отец Николай: Что я могу сделать? Здесь доход был небольшой. Только панихиды и погребения. Люди приходили помянуть своих родственников. А где ещё деньги взять? На Рождество Христово и Пасху? Это такие небольшие деньги, что этого ничего не восстановишь.

А расскажите ещё о том, как вывозили людей на Пасху за город.

Отец Николай: Это было в соборе, когда была советская власть. Это была такая охрана трёхъярусная. В соборе охрана, потом круг, где акация растёт, и третий круг милиции стоял на Советской улице.

Матушка Нина: Меня не пускали. Батюшка-то был священник, он-то проходил.

Отец Николай: А я стою, жду её. Смотрю – её всё нет и нет. А потом вижу, идёт. А мы жили около Свирской церкви. Она оттуда идёт пешком. И вижу, что её милиция – «хопа»! Потому что молодая идёт.

Матушка Нина: Мне девятнадцать лет, я в платочке. Я всегда в платочке. Но в советское время в платочке… Это сейчас никто не обратит внимания. И с такой сумочкой, где был кулич, освящать же мне надо было. Они меня там на такой смех подняли: «А куда это Вы так идете в платочке?! Вы знаете, что сегодня в кинотеатре то-то и то-то? Там-то такие мероприятия для молодёжи. А что ты сюда идёшь? Ты зачем сюда идёшь? Сюда нельзя идти».  Я говорю: «У меня муж священник». Как подняли на смех меня! А отец Николай видит, он на балконе стоял.

Отец Николай: Пришлось спуститься мне вниз.

Матушка Нина: Взял меня за руку и повёл. 

Отец Николай: А так людей затаскивали в автобус и везли за двадцать километров или в Красный Бор или в Печерск. Завозили и там выпускали. А как идти? Двадцать километров надо было пешком идти.

Это прямо перед службой?

Отец Николай: Да, перед службой, чтобы на службу не попали на Пасху.

Матушка Нина: Сначала говорили: «Мы вас отвезём туда, там такой-то концерт», кинотеатры всю ночь работали, где-то танцплощадки были, всё открыто было. А кто был такой упорный и хотел в храм всё равно, то даже и до такого доходило, были и такие случаи, что вывозили за город. Поэтому молодых и не было. А кто хотел войти из молодых, они приходили за шесть часов.

Отец Николай: Я до армии два раза приезжал в собор на пасхальную службу. И я приходил в шесть часов вечера, а в двенадцать часов служба начиналась.

Матушка Нина: Мог зайти ещё без препятствий.

Отец Николай: И сяду, спрячусь. И когда начиналась служба, я выходил. Я помню даже, где я на пасхальной службе стоял, за царским местом. А владыка Феодосий служил до пяти часов утра, и потом вызывал своих верующих, чтобы выходили из собора и смотрели на солнце, потому что солнце на Пасху играет. Никогда не видели?! Ребята, ну что это такое? На следующий год вспомните мои слова, что на Пасху солнце играет!

Матушка Нина: Да, оно другое, оно радужное.

Отец Николай: На солнце можно смотреть свободно. Оно и красное, и зелёное. До десяти или до девяти часов можно смотреть на солнце. Владыка Феодосий сам любил смотреть на это солнце играющее и всех своих верующих выводил смотреть. Я стоял всю службу, и знаете, думал, что у меня сейчас спина сломается.

Матушка Нина: Хотя и сильный был, и спортивный.

Отец Николай: Нигде не сядешь. А места все заняты, бабушки сидят, как бабушку сгонишь? И я такой радостный был! Для меня было второе счастье, что я присел на пять минут.

Матушка Нина: Вот и призвание было. Это ещё же до армии было. Просто мы это чувствуем и поняли давно, что так нас призвал Господь к Себе. А мы пошли, пошли по прямому пути. Вот так призвал Господь, веру такую дал, надежду.

Отец Николай: Уже пятьдесят лет так отслужили. Слава Богу.

Уже полных пятьдесят лет?

Матушка Нина: На «Одигитрию» будет пятьдесят лет, как мы вместе и пятьдесят лет рукоположения его. Мы повенчались на «Одигитрию». Двадцать восьмого августа он стал диаконом, а первого сентября стал священником.  

Отец Николай: Я сильно мечтал побывать на Святой Земле, и Господь сподобил два раза побывать.

Матушка Нина: Помню, когда сошла в первый раз, я что-то такое почувствовала, объяснить этого мне нельзя. Пала на колени и стала целовать землю. Второй раз поехали, и уже этого не было. А тут такое что-то посетило необыкновенное. Мы прошли Крестным путем, когда к Голгофе подходили, разулись. Мне показалось, что я, когда приехала домой, спустилась на землю, а была как будто бы на Небе. Но это в первый раз.

Отец Николай: Всё нужно, конечно, понимать, осознавать и чувствовать. Понимать, где Голгофа была, там Господа распинали, там могила Адамова. Всё там: и Гроб Господень, и плита, на которой Господа помазали для погребения.

Матушка Нина: Просто туда надо ехать с верой. Иерусалим – это город, ничего там такого и нет. А вот место…

Отец Николай: Обетованная земля.

[1] митрополит Феодосий (Процюк), (1986 – 2016).

[2] митрополит Кишенёвский и всея Молдовы Владимир (Кантарян).

[3] архимандрит Платон (Игумнов).

[4] епископ Вяземский и Гагаринский Сергий (Зятьков).