ФИО, сан: протоиерей Николай Яськов

Год рождения: 1949

Место рождения и возрастания: г. Черепаново, Новосибирская обл.

Социальное происхождение: из крестьян

Образование: Одесская духовная семинария

Место проживания в настоящее время: г. Томск

Дата записи интервью: 15.05.2024

Отец Николай, расскажите, пожалуйста, о своём детстве, о том, где Вы родились, о Ваших родителях, каким Вы себя помните ребёнком? Что замечательного Вы вынесли из детства?

Я родился в православной многодетной семье в городе Черепаново, Новосибирской области. Мои родители, Адриан Агапиевич и Марфа Кирилловна, имели всего шестнадцать детей, я был тринадцатым.

Много испытаний выпало на долю моих родителей. Мой дед – Агапий, обладал прекрасным голосом – тенором, был полковым регентом, управлял хором в одной из частей царской армии. Участник Первой мировой войны, он, получив ранение, вернулся в Россию, получив инвалидность. В 1914 году, по столыпинской реформе, приехал в Сибирь, на Алтай. Здесь уже, в 1916 году, родился мой отец Адриан.

После революции 1917 года, когда верить в Бога стало антигосударственной деятельностью, мой дед с семьёй был вынужден уехать в Среднюю Азию, в город Мары. Там мой отец учился и работал. Там же и женился, стали рождаться дети и… умирать.

Дети моего отца умирали и в младенчестве, и в юношестве. У отца была икона святителя Николая, архиепископа Мир Ликийского, перед которой он молился о сохранении потомства, говоря: «Господи, дай нам детей», ведь семья была для него главной целью в жизни.

Всё моё детство отец учил нас христианской вере не только на словах, а, главное, на деле. И это в то время, когда открыто говорить о Боге было запрещено! Мне запомнился случай, когда на Рождество Христово мне утром надо было в школу, отец будил меня раньше и говорил, куда нужно сходить и кого поздравить, как себя вести, и я ходил и поздравлял, и пел, славя Христа-Младенца.

Когда наступали посты, мы постились, а перед Пасхой отец загружал в сани наши запасы с небольшого хозяйства, и мы ездили раздавать продукты: кому замороженное молоко, кому сметану и творог, кому кусочек мяса. Мой отец делился со всеми, щедрый был человек, мудрый. Он каждый воскресный день навещал своих знакомых стариков, инвалидов, со всеми беседовал, всем помогал. На всю Новосибирскую область был только один открытый храм – храм Вознесения Господня в самом Новосибирске, куда отец возил нас на исповедь и причастие, а также на службы в большие праздники. Так он прививал нам христианскую доброту. И мне это запомнилось, потому что я сам всё это видел своими глазами и принимал в этом участие.

Наверное, вследствие такого правильного воспитания у Вас и родилось желание стать священником?

Когда в 1967 году я окончил школу, о семинарии ещё даже не думал. Это было такое время – пятьдесят лет Советской власти! Мы, даже идя на экзамены, знали все темы, поскольку все они, так или иначе, касались юбилея «Великого Октября». Чтобы в то время пойти учиться в духовную семинарию – об этом даже речи не было.

Но те семена, которые были посеяны в юности, проросли. Не могли не прорасти! Уже с праздника Рождества Христова 1968 года я нёс послушание пономаря в Вознесенском Кафедральном соборе г. Новосибирска. Спустя восемь месяцев владыка Павел, архиепископ Новосибирский и Барнаульский[1] благословил меня и ещё троих ребят-сибиряков поступать в Одесскую духовную семинарию. Это был август 1968 года – как раз во время трагических событий в Чехословакии, пошатнувших «лагерь социализма». Я приёмные экзамены сдаю – семинария блокирована милицией. Нас пропускали после тщательного досмотра, проверяли все документы, все личные вещи. А уполномоченный… без уполномоченного по делам религий, который находился при каждом Обкоме, вообще в семинарию не поступишь. Там, в Одессе, был некий серьёзный человек, я его фамилию не помню. Без просмотра личных дел он не давал санкции, вне зависимости от того, сдали мы экзамены или нет, прошли ли медицинскую комиссию или нет – последнее слово было за ним, во время его личного собеседования. Не за владыкой, не за приёмной комиссией! Вот я поступил. Это всё серьёзные испытания. К слову сказать, в то время в Советском Союзе было только три духовные семинарии: в Москве, Ленинграде и Одессе.

Наверное, было непросто принять решение стать священником? Не жалеете?

С момента моего выпуска из семинарии уже прошёл 51 год, и я, конечно же, не жалею. Решение поступить в семинарию повлияло на всю мою семью. Мой отец, проработавший большую часть своей жизни бригадиром тракторной бригады, после моего поступления в семинарию, несмотря на все уговоры со стороны друзей, бросил всё, переехал в Томск, устроился при Петропавловском соборе и встал на путь священства в 56 лет! Он прослужил в священном сане более 30 лет на разных приходах: в Тогуре, в Асино, в Большом Улуе и под Новокузнецком. Однажды, когда мой отец был уже в преклонном возрасте, ему предстояло перенести тяжёлую операцию, и хирург, кажется, лет 28, зайдя к пациенту, сказал: «Ну, пусть твой Бог тебе помогает», а хирург знал, что пациент – священник. Но врач говорил это не без оснований, так как пациенты в преклонном возрасте отходили в вечность после подобных операций. Господь, в которого мой отец верил всю жизнь, в действительности помог ему, отец перенёс операцию. Скончался он на 86-м году жизни.

Да, действительно, Господь помогал!

Конечно помогал! Особенно помогал царским священникам, тем, кто ещё при царе был посвящён. Помню отца Михаила Благовидова[2]. Когда я был священником, он уже был немощен и стар, он был уже заштатным священником в городе Кемерово. Нас в Кемерово было трое священников: благочинный отец Алексий, отец Михаил и я. Когда мы были очень заняты, мы просили отца Михаила послужить, но он даже ходить не мог. И вот его оденут, посадят в саночки и везут в храм покрестить людей. А крещений в Кемерово было много в то время… Отцу Михаилу трудно даже руку поднять, чтобы кисточкой помазать, и вот ему бабушка-прихожанка помогает, держит руку за локоть. После службы отца Михаила одели, в сани посадили, везут обратно, а он сидит и светится от радости, что он такой старый и немощный кому-то нужен.

Отец Николай, Вы сказали, что выбранный Вами путь оказал влияние на всю Вашу семью.

Да. После меня в семинарию поступил мой брат: он закончил Московскую духовную академию. Моя сестра вышла замуж за священнослужителя.

Как Вы считаете, в чём состояла мудрость в воспитании Вас Вашими родителями?

В православном укладе нашей жизни. Родители постились, и мы с ними. Родители нас не заставляли, мы просто брали с них пример, дома царила добрая атмосфера. Отец возил нас на причастие и исповедь минимум 4 раза в год, конечно же, на пасхальную службу, аж за 120 километров, в Новосибирск.

В школе я старался учиться, правда в пятом классе плохо учился, но потом догнал, отец никогда не подталкивал, мол, учись, потом в жизни пригодится. Сам всё понял, что надо. Увлекался математикой, геометрией, физикой и химией. В конце школы я был одним из лучших учеников. Тогда я, конечно, ещё не задумывался о дальнейшем поступлении.

Как Вы начинали свой священнический путь?

В 1972 году был назначен настоятелем храма в Тогуре. Через 9 месяцев присылают телеграмму: «Немедленно прибыть в Кемерово». Прибыл. И снова мы с матушкой начинали с самого простого, потому что вещи из Тогура перевезти можно было только в зимнее время, когда Обь и Томь замерзали. Я говорю: «Отец Алексий, как быть?» Отвечает: «Идите в магазин, купите себе две вилки, две ложки, постельное бельё». В январе 1982 года владыка мне предложил служение в поселке Тайга или в Томске. Я, конечно, выбрал Томск, потому что, матушка – томичка, здесь мы венчались. И вот, до сих пор в Томске. Сначала служил в Петропавловском соборе. С 1 сентября 1982 года – настоятель Троицкого храма. С 1991 года – настоятель Знаменской церкви.

Своё служение Вы начали в 1972 году. Трудно приходилось в то советское, безбожное время?

Конечно, было нелегко… К нам в храм постоянно приходили различные комиссии, которые всё отслеживали и ко многому придирались. Например, нам «не рекомендовали» использовать в своих проповедях те цитаты из Священного Писания, которые так или иначе критиковали советский строй. Мы, священники, часто спорили с уполномоченными: как это так священник, имеющий право по посвящению проповедовать Евангелие, не может использовать «неудобные» для режима слова для наилучшего назидания паствы. Наиболее ревностных священников вызывали в Обком на допросы, их «обрабатывали». До моего рукоположения в священный сан ситуация была более сложной: перед тем, как проповедовать, священник должен был написать проповедь и отдать на проверку уполномоченному. Мне довелось служить с одним из таких священников – отцом Михаилом Михайловским, который служил ещё в хрущёвское время. Так его вообще к стенке ставили! Три раза!

Три раза?!

Да-да. Вот нужно было священника спровоцировать, а как? Приглашали его на ужин, например, по случаю Рождества Христова, устраивали праздничный стол, угощали, а тем временем всё записывали. При этом задавали рекомендованные «сверху» вопросы, а батюшка отвечал. Так поступили и с отцом Михаилом, а на следующий день его уже вызывает комиссия. Приговорили его к 10-ти годам заключения, а за это время три раза к стенке ставили и стреляли поверх. Он, конечно, весь поседел. Вот с такими священниками мы служили! Я, учась в семинарии, и представить себе такого не мог. В 1937 многих расстреливали, но в 1961 году, казалось бы, в наше не столь отдалённое время, оказывается поступали так же…

Что Вы посоветуете молодым священникам?

В своей жизни всё терпеть. Вся сложность нашей жизни в том, что мы не выбираем. Мы в послушании находимся. В Церкви всё на послушании! После окончания Одесской семинарии я вернулся в свою родную епархию, хотя была возможность поехать куда-то ещё, где-то остаться, допустим, у брата, который в Москве был иподиаконом у Святейшего Патриарха Пимена. В свою очередь у него была возможность там остаться, но и он этого не сделал – вернулся в свою родную епархию. Мы так были воспитаны.

И вдруг я приезжаю, а меня назначают в Тогур — это самый северный приход в то время. Как же так? Я очно закончил семинарию! Таких молодых семинаристов тогда было мало, это сейчас их много. Тогда в основном были заочники, но я то? Подобных вопросов у меня не возникало, поэтому я без всякого ропота поехал. Мы с матушкой рассуждали так: «Надо — значит надо, Господь поможет!» И мы не рассчитывали, сколько там пробудем – девять месяцев или всю жизнь.

[1] архиепископ Павел (Голышев), (1914 – 1979).

[2] протоиерей Михаил Благовидов (1892 – 1974).