ФИО, сан: протоиерей Валерий Барабошин

Год рождения: 1949

Место рождения и возрастания: г. Вологда

Образование: высшее

Место проживания в настоящее время: г. Вологда

Дата записи интервью: 19.05.2025

Беседу проводили студенты Вологодской духовной семинарии Щербаков Роман Сергеевич, Микоян Максим Сергеевич.

Я работал в музыкальной школе. Даже 7 лет был завучем в этой школе. Был у меня знакомый товарищ из КГБ. Я не участвовал в его работе совершенно, не был я шпионом никаким. У них были большие возможности. Он ездил в Ленинград и подарил мне Библию. Где он её достал, я не знаю. Небольшого формата такая маленькая Библия с мелким шрифтом. Зрение было ещё хорошее. Никакой у меня веры не было. Абсолютно. Кстати, в семье у меня были все коммунисты. Сейчас уж не осталось никого. Отец, инвалид войны, скончался.

То есть икон в Вашем доме никогда не было?

Нет, нет, икон не было никогда. Мало того, я был ещё внештатным баянистом обкома комсомола. Вот обком комсомола меня знал хорошо. Когда узнали, что я в Церкви, они не поверили. Ну это лирическое отступление.

Прочитав Библию внимательно, я, конечно, многого не понял, но очень хорошо понял то, что просто человек не может это написать, ума не хватит. Вот чтобы так мудро всё было составлено, так здорово и так всё правильно. Но главное, конечно, меня удивила мудрость. Мудрость Библии. Думаю: «Ну, невозможно это человеку написать!» Это было первое маленькое движение к вере.

Ну и обычно, когда нравится какой-то писатель, артист, стараешься прийти навстречу с ним, познакомиться ближе с полюбившимся. Я подумал тоже, как бы я мог отблагодарить Создателя этого величайшего произведения? И я решил покреститься безо всякой веры. Никакой веры у меня не было, и вообще никакого движения не было. В Лазаревский храм^[1] я пришёл, узнал расписание. Батюшка был ныне покойный архимандрит Никита^[2], он был настоятелем в Лазаревском храме. Он меня покрестил, и вот тут началось необычайное. Я почувствовал в душе такую радость! Это радость, от которой плясать не хочется, прыгать не хочется, а там такая благодать! Всё хорошо! Я в жизни не испытывал такого ни разу. День был пасмурный, это было 9 марта. И я вот с таким настроением пришёл в школу трудиться. Понял, что трудиться больше не хочу. Еле-еле доработал.

А сколько Вам лет было?

Мне было без малого сорок лет. Я начал после этого ходить в храм. Никакой веры не было, просто мне в храме было хорошо. И, конечно, первое, что мне понравилось, это проповеди. Я стал внимательно их слушать. Начал сравнивать жизнь, которой я живу, с тем, чему учит Церковь. И начал приходить к выводу, что правда-то на стороне Церкви. Ну, к примеру, «не судите, да не судимы будете». То есть не осуждать ближнего своего. А у меня всё время проходили в школе педсоветы. Я давал характеристики. Вот тебе надо в Болгарию поехать, я, как твой коллега, должен дать тебе характеристику. Хотя по всем церковным канонам это может сделать только настоятель. Я даже не могу сейчас своему коллеге замечания сделать, потому что для этого есть владыка, для этого есть настоятель, они это делают. А там запросто я давал характеристику. На каком основании? Какое я имею право говорить, какой ты? Ну мало ли, что мы с тобой вместе работаем, рядом у нас с тобой классы. Нет у меня таких прав, а мы давали. Это меня очень задело. Раздавали направо и налево советы, которых не спрашивают: «Ой, я бы так не сделал!» Ну, ты бы не сделал так, а я сделал. И если коллега был не согласен, он не мог быть моим другом. Ну, как? Друг должен быть такой же, как я, и мыслить одинаково. Так люди и сходились, группами сходились.

Так вот, я хотел петь в Лазаревском храме певчим, пошёл договариваться, места не было, но попал я как раз, когда пели «Да исправится молитва моя, яко кадило перед Тобою». Это была среда или пятница. Пели трио девушек. Я заслушался. Всё, сердечко забилось: «Я тоже хочу! Я тоже хочу петь!» Там нет места. Пришёл сюда[3]. Не выдержал и пятнадцати минут в храме. Наверху воском пахнет… Думаю: «Как бабушки-то стоят здесь? Здесь стоять-то невозможно, дышать нечем». Сейчас я этого не чувствую вообще. Видно, бесы свою работу тоже знают не хуже, чем мы свою. Я вылетел пробкой.

Было три хора: правый хор, левый хор и детский хор. Ну, я в левый хор пошёл, который пел по субботам. Мне так понравилось петь, и я себя чувствовал всё время на высоте. На первую службу я вышел 30 мая. Это была суббота. По нотам пели, ноты мне знакомы. У меня такое было возвышенное состояние! Теперь я знаю, как назвать это состояние, это было тщеславие самое настоящее. Ну как же? В церкви пою! Мало того, что в музыкальной школе, ещё и в церкви пою! Это настолько престижно было для меня: я особенный! Не каждый, вот не ты, не ты, а я! Избранный, пою. Людей вон сколько ходит! Да причём близко, у самого алтаря!

Но тут другая закралась вещь. Я – бывший книголюб. Больной был книгами. Чего только не начитался: античную литературу и всего. И вдруг меня задело. Чего они ходят-то? Чего там диакон-то выходит? Чего они там делают-то? Наверное, сценарий какой-то выучили, кто зачем что говорит, мы поём: «Господи помилуй». Ектению произносят, но тогда-то я не знал, что это «ектенией» называется. Потом выходят то с кадилом, то со свечой большой. Непонятно. Хотел я разобраться в этой кухне. Ещё подчеркиваю, веры никакой не было. Интерес – да. И тут я пошёл на обман. Написал заявление. Как раз был 1990 год, открывается духовное училище. Вот я записался. Был такой вопрос: «Почему Вы хотите вести антирелигиозную работу?» Я говорю: «Наоборот». Ну, наврал: никакой работы я не хотел вести, просто хотел разобраться. И вот в этом училище я учился. Первый выпускник был, было нас 42 человека, осталось 12, кто закончили. Из них теперь даже не знаю, кто где. Ну, может, в районе где-нибудь живут ещё. Да, был владыка Михаил (Мудьюгин)[4], архиепископ. Продолжаю петь, певчим. Год проходит, два проходит. Начал соображать, что, в общем-то, всё это неплохо сделано. Привёл свою матушку, она матушкой никакой не была, мы повенчались. Первые, кто повенчались из певчих, были мы.

А у Вас в семье как отнеслись к тому, что Вы пришли в храм?

К тому времени уже мамы не было. Отцу я, конечно, сказал, что я в церковь пойду. Он говорит: «Ну смотри, время переменчиво, всякое может быть». А потом уже, говорю: «Всё, не отступлюсь, потому что настолько мне там хорошо. Как говорится, душа поёт». Объяснить-то я не мог. Это я сейчас могу объяснить. Тогда не мог. – «Всё», – говорю. – «Ну, — говорит, — смотри, твоё дело. Учти, у тебя семья». У меня уже была дочь. Сына ещё не было. Ну, в общем, отнеслись ни положительно, ни отрицательно: «Твоё дело, смотри сам».

И жена так же?

Жена, была «за». Но я объясню, что значит «за». Повенчаться-то – семья крепче. Ей в это поверилось. Вроде как, отступать нельзя. Это раньше было, не сошлись с характерами, оставил, да и всё, велико дело? А тут уже всё. И слова-то слушаю: «Яже Бог сопряже, человек да не разлучает». Я же слышу, что на венчаниях читают, венчания-то тоже пел. Слышу, что говорится-то. Да, это такой был шаг. Но всё равно вера была невелика. Хотя не скажу, что на тот период я был совершенно неверующим. Верил, что Бог есть. Молитовки простые читал. Вот нравилась мне Иисусова молитва. И прошения какие-то. Но прошения своими словами говорил: «Господи, помоги», «Господи, помилуй», или что-то такое. Правил никаких у меня не было, ни утренних, ни вечерних. А так-то Бога поминал. Через некоторое время вызвал меня владыка в алтарь. Меня научили, как зайти, что надо три поклона сделать на горнее место, потом подойти под благословение, как руки сложить. И владыка говорит: «Подумайте о том, чтобы Вам рукополагаться. В диаконы, а потом священники». Я испугался. Ну, я не знаю, мне кажется, любой должен был испугаться. Потому что безо всякой подготовки… Да тем более, какой я священник? У меня есть прекрасная специальность. У меня свой оркестр. Преподаю баян, аккордеон. У меня халтуры полным-полно. Деньги были. Хотите, верьте, хотите не верьте, я отыграл 1300 свадеб, не считая юбилеев всяких, как баянист.

А владыка какой был?

Это ещё был владыка Михаил. Я его спросил: «А можно после училища поступать сразу в академию, а не в семинарию?» Он говорит: «Можно, но надо греческий язык подогнать, латынь. Остальное, — говорит, — можно наверстать». Пока что-то думалось, а владыку-то и перевели в Ленинград. Всё. И прибыл владыка Максимилиан[5], будучи ещё епископом. Я у него опять же спросил, а он говорит: «Нет, нет, нет, нет. Без семинарии, никак». Думаю: «А какой из меня семинарист? Мне уже сорок с лишним лет. Какая там семинария-то? Чего-то стыдновато». А запало в душу. И вот владыка начал меня осаждать постепенно, а я отбрыкивался. Потом нажаловался на него настоятелю, отцу Константину^[6]. Говорю: «Ко мне пристаёт владыка!» Я тогда так грубо говорил, потому что, а чего мне бояться? Мне нечего бояться-то. – «А ты скажи, что ты находишься на послушании у меня». Я говорю: «О! Хорошо». В очередной раз я ему сказал: «Я на послушании нахожусь у отца Константина». – «А-а, так мы с ним вопрос решим! С отцом Константином всё проще!» Опять не так. А владыка так с улыбочкой ходит, посмеивается надо мной. Я говорю: «Владыка, чего Вы ко мне пристали-то? Я на своём месте, пою и всё». – «Так я тебя с этого места могу убрать». – «За что? — Я говорю. — Что я плохого-то сделал? Ну пою и пою, на службу хожу». – «Ну мало ли, я найду, за что». И всё ухмыляется, а меня это так задевает! Время идёт. С владыкой отношения хорошие, даже ездили с ним вместе в Кириллов женский монастырь[7], а я там в санатории работал немного, показал ему красивые места. И вот он всё опять. Я к настоятелю, а настоятель: «Слушай, меня владыка уже тобой достал! Давай, рукополагайся». Я говорю: «Так из меня не выйдет ничего. Какое рукоположение? У меня всё пляски, свадьбы, пьянки…» – «Не получится, выгоним». Я говорю: «Здравствуйте. Пел, пел, всё нормально, теперь он меня выгонит». Он говорит: «Обратно тебя в хор возьму». Я его вот так схватил, говорю: «Точно возьмёте?» – «Дурак, что ли?! — говорит, — что ты меня трясешь-то?! Отпусти! Ну сказал же, возьму. Что я, обманывать буду?» Вот тут мне стало легко. Думаю: «Что я теряю-то? Ну нет, так и нет». Вот настал этот день. Сначала на Вознесение Господне поставили меня во чтеца, потом год кончается, на Крещенский сочельник рукоположили во диакона. Когда я причастился у престола первый раз в этот день, я ощутил какой-то новый прилив внутри. Во-первых, я заплакал. Плачут, кстати, многие. Ты не плачешь, просто слёзы текут, они сами текут и текут. Когда стоишь у жертвенника, покровец на тебя возлагается, слёзы текут, потом они проходят. Никто не обидел, ничего тебе не жалко. Идёт какое-то очищение. И вот когда я причастился. Через неделю меня владыка спрашивает: «Ну как?» А я говорю: «Вот сказали, Вы обратно в хор уйти, я бы ушёл. Сейчас, — говорю, — не пойду. Никак не хочу». – «О-о-о! Так вот это уже другое дело!» Потом мне приходилось ещё и другим священникам внушать то же самое. Боялись рукополагаться, дело-то страшное.

На первой неделе Поста, на Торжество Православия, меня рукоположили во священника. Это было 16 марта. Конечно, чувствовал себя на высоте. Получалось всё. Вот Господь тебя носит на руках. Проповедь – ради Бога, пожалуйста. Тему только дай, через час проповедь готова, я скажу запросто. Изо дня в день как летаю. А к концу года – уныние. Вроде, Господь меня оставил. Говорил с отцом Романом[8], он раньше меня года на четыре принял священство. Он говорит: «Да, это верно, но Господь тебя не оставил. Он тебя носил на руках, а теперь поставил на землю, давай сам трудись. Он помогал, за тебя всё делал, теперь тебе надо самому». Приходилось и материал искать, и в службе находить какие-то вопросы и ответы. Да, я понял, что Господь не оставил меня, что помогает в службе, но уже не было такого ощущения, что летаю. В причастии было. Не было ни одной службы до самого конца, до самой пенсии, чтобы я служил спокойно. Как пришёл, каждый раз волнение, абсолютно каждый раз. Первая мирная ектения кончается, я успокаиваюсь, служу дальше. Пока ектения не кончится, у меня всё было в напряжении до самого конца.

Что ещё сказать? Были трудности. Я составил служебник постовой. Записывал все повороты, всё. Не было тогда служебников. Я составил, распечатал. А отец Роман до сих пор моим служебником пользуется, удобно там всё напечатано, что за чем.

В общем, у меня от прихода в храм до принятия священства прошло шесть лет. Тогда отец Василий Павлов[9], ныне покойный, вот могилка его где-то тут, возглавлял училище, и была у него тяжелейшая нагрузка — священников не хватало. Он взвалил на меня, говорит: «У тебя образование есть высшее, вот давай». И я начал преподавать общую историю Церкви в училище. И потом, когда открылась уже семинария, я ещё полгода попреподавал, потом написал, что у меня недостаточно образования, чтобы преподавать в семинарии. Приняли моё заявление, потому что много батюшек уже появилось. Нашлись из тех, кто после академии. Отец Алексий Сорокин^[10] рукополагался как раз. В кафедральном соборе служил отец Андрей^[11], он тоже только прибыл, в семинарии учился. У него кличка была «Американец», потому что он стажировку в Америке проходил. Клички — это очень удобно, скажешь «Американец» – ясно, что это отец Андрей, потому что другого американца не было. Очень грамотный батюшка. Отец Алексий Сорокин тоже кончил академию, очень грамотный батюшка, очень хороший. Но сейчас он, вроде, перевёлся, по-моему, в Ленинград. Но я не знаю точно. Общался с ними.

Что ещё вам сказать, не знаю. Про закат скажу. Стали ноги болеть, если стоять на одном месте. Хожу я нормально. Вот если бы можно было по алтарю ходить, я бы ещё служил. А надо стоять перед престолом. Дошло до того, что я стал держаться за престол. А держаться за престол нельзя. Я уж не знаю, как сейчас вас учат, у нас на престоле ничего лишнего не должно быть. Не дай Бог служебник – ничего. При владыке Максимилиане нельзя было даже Дароносицу положить на Престол в чехле. Без чехла – пожалуйста, а в чехле не дай Бог, чтобы она была. Дисциплина, конечно, была… У отца Константина очень строгая была дисциплина. Он насколько был добр, настолько и строг. В службе шаг влево, шаг вправо, считай, расстрел. Я уже вот держался за престол: не могу, так нельзя. Ну и с горем пополам до 75 лет дослужил, что и полагается. Ну вот уволился, о чём я и не жалею. Тем более, мне позволяют здесь немножечко исповедовать за ранней литургией. Я прихожу на раннюю службу к 7 утра. Батюшка служащий должен на исповеди быть, он отдыхает в это время. Я ему скажу: «Отдыхай, я за тебя. Для меня это радость, праздник. А для тебя отдых. Отдохнёшь, всё хоть меньше будет». Ну вот так. И читал лекции родителям, которые приходят в воскресную школу. Что и сейчас делаю. Ну вот мне этого хватает запаса на неделю. Этим живу. Что вас ещё интересует?

А когда Вы приняли священный сан, как у Вас жена, дети отреагировали? Жена была ли готова стать матушкой?

Тогда не спрашивали этого. Когда я принимал присягу, там не спрашивали, готова матушка или не готова: принимаю, так принимаю. Ну, она относится примерно, как отец, безразлично. Допустим, тёща умерла, надо было тёщу отпеть, она пришла, и на этом всё. Она до сих пор в храм не ходит. Не ходит, не молится. Но что интересно, дети куда-то уезжают, она всегда их крестит в спину. Крест носит мужской, алюминиевый, большой на простой верёвке, то есть никаких цепочек, никаких украшений, крест носит. Как она молится, я не видел ни разу. Может, чего и шепчет.

А дети как?

Дочка, можно сказать, посещает церковь. Раньше она ходила, исповедовалась и причащалась. Сейчас ходит, но не исповедуется, не причащается. Какой-то из священников ей нахамил. Ну, самолюбие было задето. Задето-то было ещё, когда была ребёнком, может, первокурсницей. А сейчас уже ей 40 лет. Уже самолюбие-то, конечно, не то. Но по привычке уже так не ходит. Но посещать посещает. А сын – ещё интереснее. Он в воскресной школе здесь учился. Тоже сначала ходил, но ходил-то из-за папы, потому что я всё-таки довольно строгий был, строго воспитывал. А потом пошёл разлад с матушкой у меня: «Из-за твоей церкви, он не успевает что-то сделать туда-сюда!» Я его позвал, говорю: «Больше в церковь ты не ходи, даже будешь меня просить, я тебя туда не возьму». А сейчас у него так. В церковь не ходит, но смешно, накопит грехов, говорит: «Папа, пойду сдаваться». Идёт исповедоваться, причащаться. Вот он не ходит, а придёт, сдаст всё: «О! Красота, полегчало». И опять копит. А дочь не причащается, но наоборот, ходит.

Спасибо Вам большое, очень содержательно было.

^[1] Храм святого праведного Лазаря Четверодневного г. Вологды.

^[2] Архимандрит Никита (Третьяков), настоятель храма праведного Лазаря в Вологде.

[3] Кафедральный собор Рождества Пресвятой Богородицы в Вологде.

[4] Архиепископ Михаил (Мудьюгин) (1912-2000).

[5] Архиепископ Максимилиан (Лазаренко).

^[6] Протоиерей Константин Васильев (1928-2010).

[7] Воскресенский Горицкий женский монастырь в селе Горицы Кирилловского района Вологодской области.

[8] Протоиерей Роман Сенников, клирик кафедрального собора Рождества Пресвятой Богородицы г. Вологды.

[9] Протоиерей Василий Павлов (1946-2001), первый ректор Вологодского духовного училища.

^[10] Протоиерей Алексий Сорокин, бывший настоятель храма святого праведного Лазаря Четверодневного г. Вологды.

^[11] Протоиерей Андрей Смирнов, настоятель Воскресенского кафедрального Собора г. Вологды.