ФИО: Рябова Юлия Александровна

Год рождения: 1946

Место рождения и возрастания: Владимирская обл., г. Гусь Хрустальный, г. Владимир

Социальное происхождение: из творческой интеллигенции

Образование: высшее

Место проживания в настоящее время: г. Владимир

Дата записи интервью: 14.06.2024

Я родилась в 1946 году. Мой отец, Овсяников Александр Константинович, был скрипачом. Он воевал, на фронте вступил в коммунистическую партию. Мать, Акатова Надежда Григорьевна, до войны была певицей, актрисой театра оперетты в Бресте. В конце войны она работала в госпитале, с госпиталем попала в Порт-Артур. Там мои родители и встретились. Оба моих родителя не были людьми религиозными, воцерковленными, но не были и атеистами. Они считали себя православными христианами и никогда не отзывались плохо о религии. Православие воспринималось ими как неотъемлемая часть русской дореволюционной жизни, русской культуры вообще. Оба они выросли в русских патриархальных семьях, оба были крещёными. Поэтому, когда мне был один месяц, мама, которая жила в Гусе-Хрустальном, со своей свекровью пошла в храм и крестила меня.

После войны мои родители приехали во Владимир, где сняли маленькую комнатку на улице Муромской у пожилой пары: тёти Нюры и дяди Саши. Мама и папа много работали, и мне приходилось часто оставаться с тётей Нюрой. Тётя Нюра была женщиной по-настоящему религиозной. В комнате у неё были иконы, перед которыми она молилась утром и вечером. Узнав, что я была при рождении крещена, она начала мне читать Библию, объясняя то, чего я не понимала.

Первый раз она привела меня в Успенский собор, когда мне было три года, и я помню то чувство благости, какого-то успокоения, которое испытала, глядя на иконы, освещённые пламенем свечей. После этого она часто водила меня в храм, и мне нравилось ходить с ней в церковь, причащаться.

Но, к сожалению, наши походы в церковь прекратились, когда я пошла в школу. Мама и папа боялись, как бы я не рассказала в школе о том, что была в храме, что читаю Библию. Они предупредили меня, что об этом нужно молчать, а иначе у них будут большие неприятности на работе. И я молчала. Но чтение Библии по вечерам с тётей Нюрой продолжалось. А молиться я не умела и молитв не знала. А в школе (я училась в средней школе номер 11, а затем в средней школе номер 19 города Владимира) никаких разговоров о религии не было. У нас в классе не было верующих детей, никто не носил крестиков. Все мы были пионерами, помогали друг другу. В школьной газете пропесочивали тех, кто плохо учился, хулиганил и прогуливал уроки. Никакой агрессивной антирелигиозной пропаганды не было. О религии вообще не говорили, как будто её не было.

Обе мои бабушки были людьми верующими. Мать моего отца, Мария Семёновна Овсянникова, жила в городе Гусь Хрустальный. Она молилась, читала Библию, на последней странице которой были записаны имена умерших родственников, а на другой странице – даты рождения и имена родившихся в семьях   родственников детей.

Мать моей мамы, которая жила в Сталинграде, Вера Андреевна Выскуб, по воскресеньям ходила в церковь, дома молилась перед иконой, в своей семье отмечала религиозные праздники.

Бабушки не привлекали меня и других детей к своей ежедневной религиозной жизни. Это было их личное дело. Другое дело – праздники: Пасха и Рождество. В их праздновании традиционно принимала участие вся семья. У меня воспоминания об этих праздниках сохранились самые светлые и радостные.

Я помню, как мы в детстве готовились к Пасхе в Гусе Хрустальном. Помню, как постились, потом пекли куличи, делали творожные пасхи, красили яйца. Потом бабушка в церкви все это освящала, и в день Пасхи у нас было радостное настроение, когда мы сидели вместе за праздничным столом и говорили: «Христос воскресе!» и «Воистину воскресе!».

Помню, как мы в Гусе Хрустальном отмечали Рождество. Как-то я и мои двоюродные сёстры и братья решили из снега слепить ковчег. Взрослые нас поддержали и помогали советом и делом. На Рождество мы наряжались, ходили по домам, пели колядки, а потом катались на тройке по городу.

Окончив 7-й класс в школе №19, я поступила в музыкальное училище в городе Владимире. Во время обучения там мы слушали много старинной музыки, в том числе церковной музыки, знакомились с библейскими сюжетами в живописи, в литературе, в музыке. Но наши преподаватели не общались с нами на религиозные темы.

В туристических поездках мы бывали в Боголюбово, в Суздале и в Троице-Сергиевой лавре. Поездки эти были не паломнические, а светские. Церкви нами воспринимались как памятники архитектуры, которые нужно сохранить для наших потомков.

Мать моего мужа, Рябова Лидия Алексеевна, жила в городе Камешково, там она родила сына и крестила его. Сама она молилась, по праздникам посещала церковь. У нее в доме были старые семейные иконы Владимирской Божией Матери и Иисуса Христа. Теперь они хранятся у меня, и я молюсь перед ними утром и вечером за своих детей, за умерших родителей и за себя.

 Когда в 1968 году я вышла замуж за Юрия Николаевича Рябова, он некоторое время работал в управлении культуры в отделе охраны памятников и был близко знаком с Алексеем Дмитриевичем Варгановым[1], с которым они сотрудничали в деле охраны памятников архитектуры и спасали деревенские церкви от разрушения. В этот период мы с мужем часто бывали в Боголюбово, а также в Суздале, где в запасниках музея рассматривали старинные иконы.

Муж был книголюбом, и в нашей библиотеке были редкие книги. Была, конечно, Библия, и не одна. У нас на книжной полке стояла дореволюционная Библия на церковнославянском языке, современная Библия на русском языке и Библия с иллюстрациями Гюстава Доре. Также у нас был и молитвослов. Библию мы читали, но в храм я не ходила и не молилась. Это пришло ко мне после смерти мужа в 1990 году.  

Среди наших знакомых в 1970−1980-е годы были люди глубоко верующие. Это известный художник Борис Французов[2], книголюб и переводчик Авенир Авдошин. Оба они были крещены и ходили в храм, где исповедовались, вели долгие беседы с батюшкой, который был их духовным отцом. Многие из моих коллег-музыкантов (я преподавала фортепиано в музыкальной школе №1 города Владимира) пели в церковном хоре и были верующими. Об этом все знали, но никаких притеснений не было. Они не афишировали свою религиозную жизнь, и это никогда не обсуждалось в коллективе.

Я хочу сказать, что, хотя я и не молилась, какое-то религиозное чувство в душе всё же жило. Я знала, что есть Бог, что потом придётся отчитаться перед Ним за свои грехи и свои поступки. Я старалась, чтобы мои дети осознавали себя православными христианами. Мы с мужем всегда положительно отзывались о религии, но считали, что дети должны сами определиться с вопросом веры и прийти к Богу самостоятельно.

Своих детей я крестила, когда сыну было уже пять лет, а дочери – восемь.   Раньше мы не могли этого сделать, боялись, что будут неприятности на работе. А к этому времени мой отец умер, а мама вышла на пенсию. Однажды она договорилась о крещении детей в Успенском соборе. Я в собор не пошла, пока мама крестила их, я ждала в парке. После крещения мы дома поздравили Сашу и Митю, устроили им праздник. Уже в моей семье мы с мужем и детьми всегда дома отмечали Пасху и Рождество.

С отпеванием я столкнулась, когда умер мой отец в конце 1960-х годов. Он был член партии, его нельзя было отпевать в церкви, поэтому его отпевали заочно. Тётя Нюра договорилась в Успенском соборе и принесла оттуда и молитву, и крестик, и землю. Так что мой папа был отпет по церковному обряду.

Церковным искусством я начала интересоваться ещё в музыкальном училище, а впоследствии часто посещала концерты, художественные выставки, слушала хор Маркина, многие программы которого были посвящены церковной музыке. Мы всегда брали с собой наших детей, которые с детства привыкли к тому, что церковное искусство – это неотъемлемая часть русской культуры. Они часто слушали церковную музыку, рассматривали репродукции картин на библейские темы в художественных альбомах.

Религиозные передачи по радио мне слушать не приходилось, но отдельные сведения о том, что в России притесняют религию, что священников репрессируют, что разрушаются церковные памятники до нас доходили, когда мы по ночам слушали Радио «Свобода».  

Нам с мужем хотелось, чтобы наши дети пришли к Богу, как пришла к нему я. И это произошло. Сейчас мы все молимся, все носим крестики и часто бываем в церкви.

[1] Варганов Алексей Дмитриевич (1905 – 1977), первый директор объединённого Владимиро-Суздальского музея-заповедника.

[2] Французов Борис Фёдорович (1940 – 1993), русский художник, работавший в технике офорта. Один из ведущих российских графиков последней трети XX века.