ФИО: Валентина Владимировна Хомутова

Дата рождения: 20.12.1923

Место рождения и возрастания: с. Сушково, Луховицкий район Московской обл.

Социальное происхождение: рабочие

Место проживания в настоящее время: с. Сушково, Луховицкий район Московской обл.

Образование: Белоомутское пед. училище (учитель начальных классов)

Дата записи интервью: 20.12.2023

Родители: отец – Ломцов Владимир Степанович (+ 1953), фронтовик, обходчик на железной дороге; мать – Тре(я)пошина (в девичестве) Екатерина Яковлевна, работала в колхозе. В семье было восемь детей. Екатерина Яковлевна вышла замуж за вдовца, у которого было двое детей, благодаря её воспитанию все знались друг с другом до самой смерти. В церковь она не ходила, так как в деревне её не было, в доме были иконы. Дети все крещёные.

Супруг: Хомутов Георгий Алексеевич, родился в 1915 г. в Петербурге. В 1917 году переехал с родителями в деревню Плешки Луховицкого района. В семье было пять детей. Четыре сына и одна дочь. Все фронтовики, имеющие награды. Георгий Алексеевич имел ранения, был награждён орденом Красной Звезды 12.07.1944, медалью «За боевые заслуги». Его мама всем своим детям, уходящим на фронт, вшивала в одежду «Живый в помощи», это известно с её слов. После войны работал в деревне Плешки председателем сельсовета, веру имел в душе. Потом работал простым рабочим. Умер в 1971 году. Валентина Владимировна познакомились с ним в Плешках, куда её направили работать. В семье родилось двое детей: дочь, Татьяна Георгиевна (1952 г.р.) и сын (1947 г.р.). Татьяна Георгиевна была членом партии, сына крестила тайком её подруга в другом селе.

И – Интервьюер, студент 3 курса Волков Алексей

ИН – Интервьюируемый, Хомутова В.В.

ИН2 – Второй интервьюируемый, дочь, Недогреева Татьяна Георгиевна.

И: Валентина Владимировна, расскажите, пожалуйста, о Вашем детстве, о юности Вашей. Как жилось тогда? Какие родители были? Как воспитывались?

ИН: И детство, и юность были очень-очень трудные. В семье у нас было восемь человек детей. Мы добывали корм весной, снег как растает, вся зелень была и крапива, и анючки[1], и гарлупа[2] была… И вот витаминов набрались много. Поэтому я и дожила до ста лет.

И: А семья верующая была?

ИН: Верующая. Любила очень церковь. Папа  там пел на крыльцах. И я тоже…

И: Подпевали на клиросе тоже?

ИН: Нет, я ходила, я молилась. Я приду рано, только первый колокол ударит – я тут как тут, иду в церковь. Вот приду, староста старенький такой, зажигает лампадки. Вот я смотрю, какие там иконы. И присматриваю, как он лезет на лестницу, кряхтит – старенький был мужичок.

И: Это на колокольню, да?

ИН: Нет, не на колокольню. Лампады высокие. Лестницу поставят, вот он лезет, лезет на эту лестницу, чтобы зажечь лампадку. Ну, я и наблюдаю, стою. А потом уже начинают подходить верующие.

И: А папа сам пошел в храм петь? Или его кто-то позвал?

ИН: Даже не знаю, как он примостился…

ИН2: Дед же такой был: если сказал, что пойдёт, его никто не мог удержать. Это со слов бабушки, бабушка рассказывала. У него такой характер был.

ИН: У него Библий было сколько! Прямо в оплёте железном. Маме он отдал несколько.

И: За столом молились перед едой или так садились?

ИН: Молились. Заставлял молиться. Прежде чем сесть, помолиться надо, а потом садитесь.

И: А папа в каком году умер?

ИН: В 1953-м.

И: А дома тоже были какие-то, наверное, предметы: иконы, книги церковные?

ИН: Библий у мамы было много, но хлеба не было, ей пришлось продавать их. И так оставила для себя несколько. А так у неё папа был верующий очень.

И: Были какие-нибудь традиции семейные? На Пасху ходили, как-то молились, возможно?

ИН: А как же? На Пасху яйца красили, куличи святить носили. Ну, устраивали праздники, вот. Собиралась вся семья. Рассказывали, пели все.

И: Ну, а впоследствии в советские годы с книгами же трудно было вообще? И с религиозными трудно?

ИН: Ну, с религиозными, конечно, трудно. Я, наверное, в четвёртом классе училась уже, ходила в церковь на Пасху. Ребята увидели, рассказали, и в стенгазету нарисовали меня, как я с куличом шла. С пятнадцати лет я уже перестала. Потом гонения пошли на Церковь. И прекратила я. Ну, у нас епископ был, он тут и похоронен. Феодосий[3].

И: Вы его знали лично?

ИН: Да.

И: Общались?

ИН: Не общались, а вот когда после службы, ко кресту подойдёшь, а потом идёшь к нему, он сидел отдельно. Вот люди все целовали ему руку. Он нас благословлял, и мы шли домой.

И: А какой он был человек? Можете его как-то охарактеризовать?

ИН: Он сидел во всём чёрном, я тогда не знала, как это сказать по-другому. Худенький такой, у него бородка была клинышком. Вот он сидел. Когда все уходят, уж тогда он уходил, там, не знаю… Когда приходил тоже я не заметила как-то.

И: Возможно, проповеди какие-то говорил?

ИН: А, нет. Ему всё это запрещёно было. Ему неразрешёно было даже вести службу.

И: То есть, он отдельно молился?

ИН: Да, отдельно молился, благословлял людей, ну и просили у него помощи, а так, чтобы на всю публику – ничего этого не было.

И: А были ли какие-то знакомые, верующие люди, которые, несмотря на гонения, всё равно общались, поддерживали эту связь?

ИН: Жил он на квартире у верующего. Хозяйка этого дома, где он жил, была учителем в церковной школе. Вот… общались они. А чтобы я там была, как-то не допускали, где он был.

И: То есть, как-то скрывалось его положение?

ИН: Да. А с детьми этой хозяйки я общалась. Мы учились вместе, я к ним ходила.

И: А вообще, какое отношение было к Церкви в обществе? Тяжело было?

ИН: Тяжело было, конечно, гонение было. Но так его [епископа Феодосия] все любили. Старались к нему пойти на могилку [после смерти]. Вот просили у него, чего там они хотели. И я ходила. Просила тоже, когда экзамены начались[4], и все подружки собрались и пошли к нему на могилку. Мы там щипали землю с его могилки, и вроде, успокаивались, что сдадим экзамен.

И: Его очень любили, видимо, почитали.

ИН: Любили, да. За могилкой ухаживали.

И: А Вы вот как учитель помните, были ли открыто верующие в классе ребята? Показывали свою веру? Или как-то все скрывали?

ИН: Скрывали. Когда Пасха подходила, знали, что будут яйца катать. Ну, я им говорила, не надо этого делать. Не красиво. Кто-то слушал, кто-то нет. Они могли не говорить ничего, мы и не спрашивали. Такой вопрос не задавали даже.

И: А какое отношение было к искусству церковному? Можно было посетить какие-то музеи с иконами? С детьми сходить в картинную галерею, где иконы выставлены?

ИН: Нет, у нас нет. Условий таких не было у детей. Родители неграмотные были. Так что о музеях вопрос не ставился.

И: А знали ли Вы о репрессиях, которые в отношении священников были? Что храмы закрывали? Как-то это освещалось среди людей?

ИН: Узнавали друг от друга.

И: А официально всё скрывали?

ИН: Да.

И: А в роду Вашем не было священнослужителей, кто раньше в Церкви был?

ИН: Вот этого я не знаю. Нет, мне кажется.

И: Молитвословы раньше переписывались от руки. У Вас были такие переписанные от руки акафисты, молитвы какие-то?

ИН: Нет, ничего. Тогда, когда закрыли нашу церковь, растащили и иконы, там ничегошеньки не оставалось. Мы собирали по крупинке иконы, кто что принесет [потом, когда открыли церковь].

И: А не собирались у кого-то на дому помолиться? Батюшка не приезжал? Чтобы взяли, собрались все у кого-то потихонечку дома, не было такого?

ИН: Так не собирались, нет. По умершим [почитать] так батюшка придет и все.

И: А папу вашего отпевали?

ИН: Нет, не отпевали. Закрыли церковь.

И: А последний священник, который служил и был арестован. Можете что-то про него рассказать? Это отец Сергий Любомудров[5].

ИН: Я застала его, ходила к нему в церковь, когда он служил, мы его уважали. И он следил за нами, за ребятами особенно, как они вели себя на улице, в случае чего увидит, придёт жаловаться родителям. Мы боялись его. Да. Увидит что, придет пожалится – папа нахлобушку делает. Требовательный был. Ему я исповедовалась почти каждую неделю. Вот так.

И: А мысли Вы переносите иногда в то время? Вспоминаете свою жизнь?

ИН: Какая жизнь, тяжёлая же была жизнь, хуже некуда: восемь человек прокормить… Тогда ни заводов, ничего не было, свои участки. И вот папа картошку, морковку посадит своими силами. Наёмных никого не было, один трудился. И выходил всех. Все живы ныне, старость только.

И: А в колхозе работал?

ИН: В колхозе, и мама, и папа в колхозе, и я работала, уже было мне, наверное, лет 12. В колхозе участок был, [папа] ходил капусту поливать. Вёдра давала мама, даже больше, чем коромысла. А мы из-под горки тащим два ведра и коромысло. Ведро – и мы ростом такие же были. Вот такая жизнь была тяжёлая. В колхозе работали, там трудодни были. Ставили трудодни, когда урожай собирали, на каждый трудодень сколько-то картофелек привезут, моркови, столько и будет. Вот, и рассчитывай, как хочешь. Сейчас вот пошёл на работу, денежки дадут. А тогда ниоткуда пенсии никакой не было, и понятия-то никакого не имели. Папа на железной дороге Луховицы-Зарайск обходчиком был, а мама с нами. Тяжёлая была жизнь. И юность, и детство. Вот я говорю, всю зелень ели, как снег сойдет, мы в поле, и там собирали анючки, гарлупу, дикий лук[6], щавель, щи варили щавельные. Вот наше детство. Откуда я столько много лет нажила? Наверное, потому что там было много полезных витаминов.

И: Матушка, когда открывали храм в 1989 году, Вы подробно не помните, отец Николай Никутин[7] служил первые службы, его поставили настоятелем?

ИН: Когда уже открывали храм? Там крыша была худая. Во время, когда шла служба, поливало нас, а батюшка нас вдохновлял: «Ничего, намокнете – высохнете. Бог поможет. Вас намочило – и высохнете вы». Так, что служба шла, и дождик на нас лил. Первая служба. Ходили, объявления повесили, чтобы соседний народ приходил. Надо было копеечку найти. Свечек у нас ещё не было в достатке. Много всего не хватало. Всё растащили, всё растащили. Пол провален был. Всё там сгнило. И приходилось ходить: то на один завод пойдёшь, то на другой. Просишь: «Дайте!» Вот шли навстречу нам все. На Доке[8] давали доски, гвозди, всё необходимое, и вот так вместе открыли церковь. А так бы всё, наверное… Столько лет прошло … Она уже в разруху пошла вся.

Ну, а вот Виктор Григорьевич Куликов[9] пришёл ко мне, я в саду, и говорит: «Я договорился с районом, они разрешили нам открыть церковь[10]. Но у нас денег нет, мы вам помогать не можем. Если своими силами взялись делать, делайте, мы разрешаем». Ну, вот он приходит и говорит: «Валентина Владимировна, вы помогать мне будете». Я и так, и сяк, я только пошла на пенсию, что в школе-то скажут: в церковь перешла, что бабка делает! Тогда я, правда, не бабка была. А он говорит, думал-думал, кого же бы выбрать-то, и вот пришёл он ко мне, выбрал меня. «Я уже нашёл батюшку, он завтра приедет и благословлять будет тебя». Я и так и сяк, но не могла отговориться, так и осталась. Вот и восстанавливали с ним. Поехали в Москву. Какие у нас были денежки там от чего, от продажи свечек, от просвир, купили несколько лампадок, с чем открывать – откроем, а ничего у нас нет. Ну, вот так потихонечку, потихонечку. Потом он мне рассказал. Я пошла обедать, а он и говорит: «Я останусь, иди, а потом я пойду обедать». Прихожу с обеда, он говорит: «Знаешь, что сейчас было?», – что-то он там делал, строгал или чего-то, – «Я стою, вдруг подходит старикашка, сумка у него там назади и говорит мне: «Вы чего же, хотите открыть эту церковь?». – «Да». – «Ну, Господь вам дай! И даст вам, вы справитесь». И говорит: «Я не успел глазами моргнуть, его и нет. Я туда-сюда, тропинка там: или налево, или направо – и там нет, и тут нет, и этот дедушка пропал». Не дедушка, а кто-то, кто он был? Послан кем-то. Вот такой случай был.  

Ну, а как он попал [в храм]? Он был руководитель, Виктор Григорьевич Куликов. Он выпивал очень хорошо, а тут он перестал пить. Я говорю: «Что это ты так вздумал-то?» Он говорит: «Иду с работы», – вот ДОК-то у нас тут недалеко, – «иду домой с работы, и вдруг передо мной икона Божией Матери. Передо мной. И вот Она дала мне знать – открыть, отремонтировать церковь». Ну что ж. Вот мы потихонечку и продвигались, а некоторые говорили: «Валентина Владимировна, что вы задумали-то, это вам никогда и не выполнить такое». Я говорю: «Бог поможет», – и всё, больше ничего не сказала. А теперь его дочь у нас работает в церкви. Помогает нам.

ИН2: Сколько он работал! Утро только начинается, он уже идёт доски просит на ДОКе: пол надо делать. А вот мама и еще женщины ходили по деревням. Такое время было. Собирали эти копеечки. Кто коврик даст, кто какой-то отрез. Но люди всё равно помогали. Копеечки давали. Всем так хотелось, чтобы наша церковь была открыта. Но многие в деревне не верили, всё насмехались.

И: Мне Владимир Викторович Когтев рассказывал[11], что его попросили письмо писать от прихода, от сообщества людей, от сушковцев.

ИН2: Ну, да, быть может ещё Фалалеев Владимир, он депутат здесь был, хотел что-то сделать. Но все односельчане очень хотели, чтоб была церковь.

И: Получается, сохранились в то время ещё люди верующие? Скрывая веру, все продолжали верить.

ИН: Да.

И: А Вы старостой считались, да?

ИН: Кассир что ли, сначала я была, казначей. Потом как я ушла, я тут и заболела. Говорю: «Нет, я больше не могу». Потом я услышала, что раз казначей, значит в моих руках деньги там, да? И тут одни говорят: «Ну, теперь она внуку купит машину». Уух! Как я это услышала! Ни в какую! «Ничего мне не говорите. Ни за что я не останусь после таких слов». Я своё отнесла, не знаю, сколько всего (с улыбкой). И вдруг я услышала такое… Ковров не было, я дорожку свою сняла и отправила туда. «Как же, я говорю, батюшка будет ходить так, без ковра от алтаря?» Пауза. Не знаю даже, что за причина сказать такие слова. Не знаю даже, что и сказать.

И: А икона Ваша, на которой изображён святитель Николай, она сейчас в храме находится?

ИН: Да. Я подарила икону большущую Николая Угодника. Приехал Куликов, говорит: «Нельзя начинать службу без иконы Николая. Где же брать-то? Тут везде я обошел, нет иконы такой, а без неё нельзя литургию начинать». А он ко мне ходил и эту икону видел. Она и сейчас большая в уголочке [в храме]. И такая же Матери Иисуса Христа, как будто один мастер делал их. Они и размером подходят и один [образ] слева, другой справа.С деревянной резьбой. Вот, говорю: «Возьми». – «Так давайте, я напишу расписку». А я говорю: «Я так верю, без расписки». Теперь прошла литургия, говорит: «Нашли мы, да небольшую иконку». Я говорю: «Раз она попала в церковь, так пусть она там и остаётся. Без расписок, без всего». И вот она до сих пор стоит. Это вот моё: дорожки, столы там, не на чем было положить свечку, поставить приношение, какое там было. Нет стола – нате вам.

И: Иконы у Вас, они были родовые?

ИН: Нет, подарили. И не подарили, даже не знаю, как вам сказать. Эту икону повезла Танина[12] подружка в церковь, в Зарайск. Там говорят: «У нас хватает, не надо», ещё куда-то, тоже не взяли её. Вот она заехала к нам и говорит: «Так вот и так. Может быть, возьмёте?» Я говорю: «С удовольствием». И взяла её. И вот она у меня была от такого времени до того, как открылась церковь.

И: И ещё такой вопрос. Вот раньше посты были. Вы как-то придерживались, постились или от того, что кушать нечего, что было то и было?

ИН: Что было, то и было. Никаких постов не было. Мы постились – есть нечего было. Трава была.

И: А молитвам вас кто-то научил? Сами учили молитвы или кто-то научил?

ИН: Мама научила. Она верила в Бога.

И: А как она молилась? Потихоньку ночью? Когда вы спали и не слышали ничего?

ИН: Потихоньку. Учила нас, вот так-так, вот: «Отче наш, давайте учить». Вот выучили. А тут у меня появилась Библия, стала её читать. Ну, кое-что оттуда взяла, потом ещё.

И: А молились молитвами или от себя свою молитву: «Господи, дай то-то и то-то»?

ИН. Нет, то, что написано было. Из молитвослова брала молитвы. Вот, Николаю Угоднику никак не могу выучить. Стараюсь-стараюсь, дойду, опять забыла, открываю. Память стала плохая, годы. Дала ему слово, Николаю Угоднику, (смеётся) что я молитву выучу.

[1] Латинское название растения анис.

[2] Трава слегка горьковатая на вкус, чем-то напоминающий редиску и капусту одновременно. Молодые побеги. появлялись в мае. Главное старались не пропустить тот период, когда они ещё молоды и нежны. Длилось это каких-то пару недель, затем ствол грубел, появлялись бутоны, а в мякоти образовывались не вполне съедобные прожилки, и сезон «гарлупы» заканчивался. Поэтому мы старались изо всех сил уничтожить все молодые побеги, они срывались прямо с листьями, которые затем аккуратно обламывались вместе с бесполезными кончиками. Потом мы срывали кожуру, и лакомство было готово /Графолюб/Дзен// https://dzen.ru/a/YDYDBL1ynHHRs5DZ

[3] Священноисповедник Феодосий (Ганицкий), епископ Коломенский (1860-1937).

[4]Хомутова Валентина Владимировна окончила Белоомутское педагогическое училище, оно было создано в Белоомуте в конце 1920-х годов и готовило кадры для обучения детей в начальных классах. В 1955 году педучилище было закрыто / сост. А.Ф. Шаблин // Энциклопедия Луховицкого района Московской области. – 1996.

[5] Священномученик Сергий Любомудров, пресвитер (1878-1938)

[6] Дикий лук ели с хлебом.

[7] Протоиерей Николай Никутин (1947-2013), был первым настоятелем Казанской церкви в Сушково с июня 1989 г. по август 1991 г. Краевед В.В. Когтев характеризует его как подвижника, неустанного деятеля по восстановлению церкви. Когда В.Г. Куликов открутил дверь храма, о. Николай с тоской в глазах посмотрел на внутреннее состояние и сказал: «Господь благословит, а Матерь Божия поможет».

[8] Деревообрабатывающий комплекс.

[9] Виктор Григорьевич Куликов был обычным простым человеком, но у него была тяга к спиртному, и он по собственной инициативе задумал открыть храм и стал искать помощников.

[10]Никто не верил, что храм получится открыть. В.Г. Куликов с помощью племянника В.В. Когтева в январе написал письмо, а в июне ее уже открыли.

[11] Владимир Викторович Когтев рассказал, что когда церковь стояла без службы, была открыта, они с мальчишками заходили в неё. В храме висело паникадило, и он на нём качался, за что потом покаялся. Потом уже он стал присматривать за храмом, однажды, примерно в 1985-86 гг. он увидел дым на чердаке, там костёр жгли, и он успел остановить пожар вовремя. При открытии храма он помогал своему дяде, который был старостой. Вспоминает, что привезли царские врата из какой-то церкви из Коломны, одна дверь была в разобранном виде в ящике. Затем настоятелю о. Николаю помогли сварить квадратную железную печку для обогрева храма. Церковь освятили в 1993 г. уже при старосте Лидии Соловьёвой. История церкви насчитывает 270 лет, она была открыта в 1754 г. Спасло от разрушения её то, что она была сдана в аренду Консервному заводу, при возвращении храма церковной общине, там ещё стояли ящики, принадлежащие заводу. В церковь неоднократно пытались влезть, ломали металлическую решётку, затем сварили новую.

[12] Дочь Татьяна.