Журавлёва Людмила Ивановна - Память Церкви
3 0
Миряне Журавлёва Людмила Ивановна
memory
memory
3 0
Миряне

Журавлёва Людмила Ивановна

ФИО: Журавлёва Людмила Ивановна

Год рождения: 1960

Место рождения и возрастания: Украина, Днепропетровская область, город Пятихатки

Социальное происхождение: из семьи рабочих

Образование: среднее специальное

Место проживания в настоящее время: Пензенская обл., с. Воскресеновка

Дата записи интервью: 20.04.2024

Где Вы родились?

Украина, город Пятихатки, Днепропетровская область. Окончила школу, поступила в техникум и закончила его.

Кем были Ваши родители?

Папа и мама работали на железной дороге. Папа работал мастером. А мама работала в песконаборке. Песок привозили в вагонах, мама работала с песком, его подавали в печи, сушили, сеяли и отправляли по трубам к электровозам.

А условия жизни какие были?

Я одна у родителей была, у нас небольшой домик был, участок земли шесть соток, занимались своим хозяйством. Курочек держали иногда. Ездили в плодоовощной совхоз каждый год на уборку урожая. Там была норма: десять ящиков вишни собираешь, и тебе позволяют взять килограмм пять себе. Вот так зарабатывали, заготовки делали. Яблоки соберёшь 25-30 больших ящиков, и тебе ящик дают с собой, и ещё деньги платили. И я с малолетства ездила с мамой.

Расскажите, пожалуйста, как Вы пришли к вере.

Мама всю жизнь ходила в храм, сколько я помню. У нас город разделяла железная дорога на северную и южную часть, и вот в нашей южной части не было храма, а в северной был храм небольшой. Просто был домик, и мы знали, что там храм и по выходным ходили всегда с мамой через железную дорогу. На праздники большие мы старались ездить в храм, который далеко от нас. Нанимали автобус, и желающие ездили в храм. С малых лет мама едет, меня берёт. Мама на службе стоит, а я в уголочке на какой-нибудь подстилочке лягу и сплю. Маленькая же была. С детьми приезжали люди, мы, детишки, соберёмся в сторожке. Обычно на Пасху ещё было прохладно, печь натопят, и детки спят возле печи, а родители стоят в храме. Вот так посвятим пасочку, едем, потом по дороге встанем где-то, детям дадут по яйцу. Это так было вкусно, хорошо! Это вот так всё моё детство было.

А было ли такое, что на Пасху в храм пускали только пожилых людей, а молодых старались не пускать в храм?

Ну, когда я маленькая была, моя мама-то была молодая. Мне было годика три-четыре, когда я ездила с мамой в храм, а маме было 25 лет, и всех пускали в храм. У нас не было такого, чтобы только пожилые. Но храм настолько был полный! В Старой Каменке храм тоже был в избе. Изба была просто большая, рубленая, и в этой избе был храм. Но людей было в храме полно! Были и молодые, и старые. И даже открывали большие двери, и на улице полный двор людей был! Всегда очень много было народу в храмах.

Вы сказали про Пасху, а Рождество тоже в таких масштабах отмечали?

Конечно! А как же? Это ведь после поста. Пекли очень много вкусных пирогов всяких, всегда варили очень вкусную еду. И Рождество, конечно, почиталось! И посты… Вот мамочке моей 92 года, она так строго держит пост! Сейчас наше поколение уже делает себе скидку на здоровье и так далее, а она ни на что скидку не делает! Ей 92 года, её в среду, в пятницу никогда в жизни не заставишь есть что-то непостное! И посты она держит очень строго. У людей того времени очень большая закалка.

А в школе со стороны одноклассников были насмешки?

В школе мы детьми были и сильно не рассказывали. Я верила и верила. У нас дома был иконостас. Вот заходишь в дом, и в левом углу был иконостас, мамины иконы были, всегда полотенчико красивое было на них, и это было так принято, но сильно об этом не говорили. В школе мы играли, учились, а когда приходил праздник, потихонечку ездили или ходили куда-то в храм, и никто об этом не говорил, потому что всё равно боялись. Папа у меня был партийный, работал на железной дороге. Если бы узнали, что мы ездим в храм, могли бы из партии исключить.

У моего мужа бабушка была очень верующая, и вот мы поженились, но всё равно ещё детьми были, нам было по 18 лет. И вот бабушка говорит: «Приходи ко мне вечером, будем службу слушать». Я приходила к ней, и мы садились на пол, у неё был приёмник, она включала, и там по приёмнику «Голос Америки» передавал службы церковные. Именно «Голос Америки». И мы с ней до полуночи сидели на полу, чтобы никто не увидел, что свет горит, чтобы ничего не заподозрили, и мы слушали эти службы. Вот я и муж ходили и с его бабушкой слушали.

А на работе какие-то притеснения испытывали?

Да, притеснения были. Я, когда техникум закончила, пошла работать в ресторан инженером-технологом, а крестик я носила всю жизнь. Но в 21 год я уже была партийная, в партию вступила. Так как я была инженером, административным работником, надо было быть в партии. И я туда вступила, крестик носила под одеждой, никто не видел. У мужа моего, когда шли с ним, рубашечка расстегнулась, и видно было крестик, а навстречу нам идёт наш главный бухгалтер. И когда он увидел, меня прорабатывали на собрании, мне грозили, что исключат из партии, если мой муж не снимет крестик. Вот такие притеснения были.

Я в 18 лет родила дочь, и надо было покрестить её. Мы знали, что должен приехать священник со Старой Каменки. Оттуда священник приезжал иногда, и через «сарафанное радио» передавали, люди между собой говорили, и мы знали, что в такое-то время приедет священник. И вот мы собрались, нас было, наверное, семей пять, взяли деток своих и ночью, под покровом ночи пошли туда, и батюшка крестил наших деток, чтобы никто не знал. Я ещё и на руководящей работе была, и, конечно, гонения были.  

Среди Ваших знакомых был кто-то верующий?

Были и на работе, конечно. К Пасхе куличи пекли все, и верующие, и неверующие. Все пекли, абсолютно все. И верующие всё равно собирались и ходили в храм. Конечно, смотрели на них косо люди, которые у власти стояли особенно.

А по святым местам паломничества совершали?

Да, ездили. У нас были храмы хорошие, вот в Каменке очень хороший храм. Ездили по святым местам, по источникам везде. В Киев ездили, в Почаевскую лавру ездили, а как же?

А каким было Ваше представление о положении Церкви в СССР?

Это было что-то святое, что нельзя было выносить на обсуждение. Никто не обсуждал, не осуждал. Я жила в таком кругу, что рядом со мной люди были, которые верили. Какого бы ни было гонения, они всё равно в душе все верили. Очень мало было людей, которые презирали, осуждали, в основном это всё было свято, и всё в душе было у каждого. У каждого где-то в доме была иконка, у каждого крестики были. Были, конечно, рьяные коммунисты, которые были против, говорили, что это позор, но основная масса людей всё равно была всю жизнь верующая.  И в праздники собирались где-то, и куличи пекли, и яйца красили, и всё равно это всё соблюдалось. Как бы власть этому всему ни противилась. И у власти были такие люди, которые тоже верили, но они настолько боялись огласки, чтобы не дай Бог кто не узнал, что они были в храме! Вот мы с мамой автобусом едем из храма, а люди между собой говорят: «А вы видели, видели? Там был председатель колхоза!» Знали же люди друг друга. Он так в стороне стоял, но он же тоже верил. Оказывается, все верили, абсолютно все. Просто нельзя было об этом говорить и предавать огласке.