ФИО: Бодунова Анна Викторовна

Год рождения: 1972

Место рождения и возрастания: г. Бердск Новосибирской области

Социальное происхождение: из семьи служащих

Образование: высшее

Место проживания в настоящее время: г. Бердск Новосибирской области

Дата записи интервью: 22.03.2024

Беседу проводил Бунеев Егор Сергеевич, студент Московской духовной академии.

Мой отец родился в городе Орджоникидзе в семье кубанской казачки и поляка, который погиб в 1943 году. У папы двое старших братьев. Мама родилась в Бердске в семье репрессированной учительницы украинки и русского офицера, выпускника Тульского оружейно-технического училища, в семье три сестры и брат.

Мамины родители ушли из жизни, когда я ещё не ходила в школу. Папина мама жила далеко и переехала к нам незадолго до своей смерти, когда я уже стала взрослой. Меня воспитывали только родители, поэтому я совсем немного знаю о старшем поколении нашей семьи. В доме всегда была атмосфера любви и заботы друг о друге.

Помню, что в своём детстве видела дома в папке со старинными фотографиями и документами тяжёлое Распятие, возможно это была латунь, а может, и серебро. Украшено Распятие было синей эмалью. Дальнейшая его судьба мне не известна, вероятно, его забрала жена маминого брата.

Никогда в семье не говорили о Боге, никто не носил нательный крестик, а о Пасхе мне сказали (прости нас Господи!), что этот праздник придумали пьяницы, чтобы у них появился лишний повод для выпивки. Церковной жизни я не нигде не замечала, только на Пасху мой папа делал изумительные писанки, но для меня это были просто яйца неземной красоты, и всё. Мне не было известно, что кто-то из окружающих был верующим. Я с удовольствием (прости меня Господи!) смотрела карикатуры на антирелигиозные темы в журналах. «Божественная комедия. Сотворение мира» театра кукол Образцова просмотрены мною по телевизору не раз.

Однажды мама привезла из поездки в Армению белоснежное гипсовое Распятие, где Господь был не просто изображён, а вылеплен отдельной фигуркой, прикреплённой ко Кресту. Однако Крест был одним из украшений интерьера, не более. На том же книжном шкафу стояла фигурка Мефистофеля каслинского литья. Так и жили, воспринимая Священную историю, как часть искусства, всё равно что васнецовские сюжеты с русским колоритом. А вот если сюжет о Боге, то для нас это означало не более, чем фольклор Востока.

Мама рассказывала об эпизоде из детства, когда её бабушка Арина Гордеевна, обнимая внучек, горько плакала и сокрушалась: «Девочки мои, что же я Господу скажу? Что же мне ответить?» После пережитых репрессий почти под корень уничтоженной в 1937 году семьи, состоящей из учёных, преподавателей, врачей (обвинение «Союз спасения России»), моя прабабушка и бабушка не нашли в себе сил открыто исповедовать Господа и дать своим детям знания о вере.

Папа же говорил, что помнит свою польскую бабушку всю жизнь читающей Библию и молитвослов. Папа был крещён в детстве, а мама ничего о своём крещении не знала, поэтому она осознанно стала членом Церкви Христовой в 1991 году, приняв таинство Крещения в Вознесенском соборе Новосибирска.

Я ничего не знала о Церкви до второй половины 1980-х годов. Мне только предстояло встретиться с Господом, пройти путь от любознательного интереса к осмыслительному переживанию, от принятия веры к началу христианской жизни. А началось это так…

Мне было четыре года, когда семья поехала в Армению в гости к родственникам (одна из маминых сестёр вышла замуж за армянина, а другая – за бурята). Со времени той поездки в память врезались и не отпускают колокола Сардарапата, которые являются центром мемориальной композиции. Они плакали! Я бы сказала, что они стонали, но слышала этот стон только я, и никто из взрослых не придавал значения моим «фантазиям». Если вспомнить исторический факт этой жертвенной битвы 1918 года, то ей предшествовали шесть дней беспрерывного колокольного звона, так храмы собирали армянский народ для защиты от турецких захватчиков. В год моего посещения Сардарапата колокола зазвучали во мне.

Потом промчалось время в мирских переживаниях, и второе соприкосновение с христианством произошло в 1988 году. В честь Тысячелетия Крещения Руси я стала носить малюсенький (миллиметров пять в высоту) золотой крестик… в ухе. В школе это заметили и потребовали снять. Мои объяснения классному руководителю, завучу и директору о причине ношения креста (пока только на мочке уха) не нашли понимания.  Меня задело то, что на фоне перестроечных разоблачений советского прошлого вдруг появляется явное пренебрежение к истории: нас учат на уроках истории положительной оценке деятельности князя Владимира, но вместе с тем яростно обесценивают христианство. Мне стало обидно не за себя, а за маленький, как мне казалось, беспомощный крестик, и я повесила его на шею. Теперь замечания появились на уроке физкультуры. Репрессивных мер не последовало, просто все сошлись на том, что моё проявление юношеского бунтарства самое безобидное.

Но тут подоспела в Новосибирске выставка картин Ильи Глазунова с его полотном «Вечная Россия». Каталог «живёт» у меня по сей день. А в то время я с лупой рассматривала в каталоге нимбы с написанными на них именами святых, а над всеми героями картины в самом центре изображён Христос. Для меня это не просто изображение, это именно то (!) Распятие, которое было когда-то в нашей семье! На той выставке были люди, которые рыдали, глядя на картину. Крепко я тогда задумалась над тем, в чём же сила Христа.

 А дальше события развивались молниеносно. Поступив в 1989 году в НГПИ, я стала посещать обязательные занятия по истории религии. На семинары в институт неоднократно наши преподаватели приглашали католического священника отца Павла (Саулюс Битаутас). Он произвёл впечатление добросердечного и умного человека, именно от него я впервые услышала о Боге, о Священной истории, о христианстве. Получив Новый Завет на почте (в те годы в газетах и по телевидению можно было найти адрес какой-нибудь протестантской общины для заказа литературы), я с бешено колотящимся сердцем спешила домой, чтобы открыть драгоценные страницы. Увы, текст не произвёл на меня тогда особого впечатления, показался безэмоциональным, художественно бедным. Как же я далека была от восприятия Евангельских строк!

Но я не сдавалась и поехала в францисканский приход Непорочного Зачатия Пресвятой Девы Марии в Новосибирске. Встретили меня прихожане и францисканцы очень хорошо, я не была обделена вниманием, и люди, посещавшие приход, вели себя исключительно вежливо и интеллигентно, для меня всегда находилось доброе слово и вкусный чай. В общине была большая группа моих сверстников – студентов, именно с ними мне очень захотелось наладить отношения. Вскоре я обратила внимание, что девушки и юноши приходят не за Словом Божиим, у них совершенно иные интересы: флирт между собой и выжидательная стратегия, направленная на получение заветных мест в группах паломников, которые отправлялись за счёт средств ордена в Западную Европу. Я могу сказать об этом с полной ответственностью, потому что новые знакомые мне сами признались в этом, нисколько не смущаясь своих намерений. Тогда я стала больше общаться со священниками. До сих пор я помню их имена: отец Павел, отец Иосиф, отец Гвидо. Однажды я сказала, что готова принять крещение. Они не спешили с ответом, и их реакция была для меня неожиданной. Отец Иосиф взял меня за руки и сказал: «Ты должна быть со своими!» Он предложил мне до крещения походить в православный храм.

С 1989 года я стала покупать религиозную литературу в репринтных изданиях. Первый православный храм, куда я пошла, был храм в честь Сретения Господня в моём родном городе Бердске (в 1989 году частный дом был переоборудован для богослужений). И вот осенью 1990 года вместе со своей мамой я зашла в Сретенский храм. Запомнился запах жареного лука: возможно в этом же маленьком здании была кухонька. У бабушек мы спросили, где найти священника, и они позвали отца Василия Бирюкова. Движения батюшки, манера разговаривать свидетельствовали о его неуёмной энергии и горячем темпераменте. Тогда мне казалось, что разговора о моих сложностях выбора между Православием и католичеством не получилось. Не буду доверять бумаге сам разговор, просто напишу, чем он закончился. Отец Василий сказал: «Здесь вам никто ручки целовать и чай наливать не будет. Идите за этим к католикам». После этого и я, и моя мама словно исчезли из поля зрения и интересов батюшки. Ошеломлённые таким приёмом, не получившие ответов на терзающие нас вопросы, мы побрели домой, не солоно хлебавши.

Следующим храмом, в который привёл меня Господь, был Вознесенский собор в Новосибирске. Когда я зашла, то обратила внимание, что в храме много людей, от этого мне стало легче, потому что я просто затерялась в толпе и с замиранием сердца прислушивалась к происходящему, рассматривала храм. Трепет вошёл в мою душу. Так я стала раз в неделю заходить в этот чудесный храм и вдыхать неповторимый аромат службы.

Моё пребывание в блаженном состоянии закончилось очень быстро, и искушения не заставили себя ждать. Так в один из моих приходов в собор пожилая прихожанка, не говоря ни слова, стала выталкивать меня за двери. Я вошла через другой вход, но всё повторилось: старушка в позе атакующего Минотавра (наклонившись и вытянув руки перед собой) выталкивала меня из храма. И теперь такой приём ждал меня регулярно. Все мои вопросы, почему со мной так поступают, что я делаю плохого, оставались без ответа. Я была на грани отчаяния! Чудо произошло, когда меня в очередной раз именно эта старушка выпроваживала своим фирменным способом и я, в свою очередь, со слезами вопрошала, чем её так обидела. Моей руки коснулась чья-то тёплая рука, прикосновение было уверенным и успокаивающим одновременно. Женщина, вставшая на мою защиту, остановила нападавшую, назвав её по имени, и не разрешила больше поступать так по отношению ко мне. Тем памятным днём я познакомилась с удивительным, чудесным человеком, просто ангелом в моей жизни – с матушкой Надеждой (Ерёминой), игуменьей Покровского Александро-Невского монастыря. До освящения храма в Колывани было ещё полтора года. Матушка Надежда вернула мою веру в Православие, которая, конечно же, была ещё во времена моего посещения католической общины, просто я не знала с какой стороны, так сказать, подступиться, а отцы-францисканцы чувствовали мою инородность. Вновь в жизни появились доброе слово, ароматный чай в кругу сестёр, душеспасительные беседы, хлопоты с поиском ночлега для меня в Новосибирске, так как я коротала время после всенощных служб на железнодорожном вокзале, ожидая первой электрички. Потом неоднократно я ночевала у матушки Надежды, безмятежно засыпая под звуки вечернего монашеского правила. Я стала посещать библиотеку Вознесенского собора.

В начале зимы 1990 года я приняла крещение в Крестильном храме Вознесенского собора. Впереди мне предстоял тернистый путь в вере, попытка быть послушницей монастыря, венчание родителей и много горестей и радостей, которые принимала с благодарностью в сердце, так как теперь не только Господь был со мной, но и я с Ним.