25 0

Священнослужители Протоиерей Лев Махно

25 0

Священнослужители

Протоиерей Лев Махно

ФИО, сан: протоиерей Лев Махно

Год рождения: 1940

Место рождения и возрастания: Саратовская обл., Самойловский р-н, с. Благовещенка, Тамбовская обл., г. Мичуринск

Социальное происхождение: из семьи служащих

Образование: кандидат богословия

Место проживания в настоящее время: г. Тула

Дата записи интервью: 01.02.2025

Беседу проводили студенты Тульской духовной семинарии Александр Фомин и Кирилл Жеребцов.

Отец Лев, учась в школе как Вы выражали свою веру? Были ли верующие одноклассники? Вы могли высказывать своё мнение касательно религии?

В человеческой природе тяга к духовной жизни неистребима. После долгих десятилетий тотальных гонений на всякое проявление духовности религия в нашей стране год от года становится всё более значимым фактором общественного сознания. Отрадно, что всё больше педагогов и молодёжных лидеров связывают будущее с традицией православного воспитания.

В школах в 1947 году, когда я пошёл в школу, разговоров о религии никогда не было. Мы жили в советское время, война уже закончилась, и никто никогда не поднимал тему религии. Знаю, что в каждой области было по-разному. Доходили слухи о соседних областях, что тема религии наказывалась. Я беру свою область – Тамбовскую. Вырос я в городе Мичуринске, до семинарии учился там. В школах разговоров о религии вообще не существовало. Помню, как при медицинских осмотрах были определённые богоборческие моменты. Вспоминаю как медицинский осмотр был направлен на то, чтобы раздеть ребёнка и посмотреть, есть ли на нём крестик. Это было в первом или во втором классе. И классный руководитель, если был очень большим борцом с религией, срывал его с ребёнка. В классах были дровяные печки, тогда не было центрального отопления, а печка топилась в каждом классе дровами. Учительница бросала крестики при всех детях в печку. Когда подошла ко мне, я ей сказал: «Нет, я Вам не дам!» Помню этот случай. Вспоминать уже сложно, да и нет желания, потому что много лет прошло…

В школьном возрасте Вы посещали храм, богослужения?

Я регулярно ходил в храм в субботу вечером с портфелем из школы, если у нас была вторая смена. И в воскресенье утром, ни одного воскресенья не пропустил. Сразу, когда меня крестили, определился посвятить себя служению Церкви. Мы ходили в храм вместе с сестрой.

В храм вход был свободный или кто-то стоял и препятствовал при входе?

Нет, этого не было. Были случаи накануне Пасхи, когда классный руководитель наводил испуг: «Если пойдёте освящать куличи, то я буду стоять там, вырывать и выбрасывать». Были комсомольские рейды по храмам, но в храм они не входили – стояли у храма, наводили «страх». Жалко было смотреть на этих русских людей, которые смущённо стояли и исполняли эти приказы. Большинство преподавателей были людьми религиозными. В храм спокойно заходили, спокойно выходили, никто не препятствовал. Мы не делали из этого проблему и не прятались. В храме с духовенством общались открыто. Батюшки со мной всегда говорили, и все знали и меня, и сестру.

Был у нас в храме свой молодёжный коллектив из тех, кто был в алтаре, человек семь, из которых пятеро стали священниками. Препятствий не было тем ребятам, которые думали посвятить себя Церкви. Говорю о своём городе, так как в каждой области идеологические активисты были разные, поэтому в других областях, доходили слухи, были более жёсткие меры. В школе озвучивали для отчёта, что не разрешается ходить в Церковь.

Расскажите, пожалуйста, как Вы поступали в духовную школу? Как проходили Ваши первые годы в духовной семинарии?

Поступление в семинарию у нас было с восемнадцати лет. Когда я достиг этого возраста, поехал в Троице-Сергиеву лавру. Документы не подавали, а сразу приезжали с документами. Нас встречали, размещали по комнатам и смотрели на каждого, кто чего стоит. Настоятели не давали рекомендаций, а предварительно мы устраивались работать алтарниками, поэтому получали справку с места работы.

Рекомендацию в устной форме я получил от тёти владыки Питирима[1]. До революции папа владыки, протоиерей Владимир[2], служил в Мичуринске в Ильинском храме, в котором мне пришлось быть алтарником. Родственники владыки Питирима жили и живут в Мичуринске. Клавдия Ивановна предупредила владыку, что будет поступать такой-то. По прибытии в лавру я встретился с отцом Константином Нечаевым, тогда ещё он был диакон, по принятии монашества он стал архимандритом и инспектором духовной академии и семинарии.

Экзамен был простой, нужно было написать изложение, а затем устно прочитать на память утренние и вечерние молитвы. Обычно входили в зал, где за столом сидели профессора и преподаватели, человек пятнадцать, и задавали вопросы. Просто был просмотр поступающих.

Первые годы в Московской духовной семинарии, затем академии и годы профессорского стипендиата по кафедре Литургического богословия прошли как один день. Я любил и люблю свою духовную школу, которая перевернула всю мою жизнь и сделала меня личностью. Эти годы моего становления стали для меня незабываемыми. Сейчас часто возвращаюсь в то далёкое прошлое, в лавру, где некогда ходил преподобный Сергий, а мы, гуляя вечером, вокруг Успенского собора часто с благоговением думали об этом, и на душе становится светло.

Трудно ли было быть священником в советский период? Можно ли было на Пасху проводить крестный ход?

Каждый священник выбирает свой путь. Зависит от священника, от его веры, мудрости, его терпения и умения анализировать своё поведение. Можно на одном и том же месте одному поскользнуться, а другому совершенно спокойно пройти. Да, были обычные явления человеческого общения, но мне не запомнилось что-то, о чём можно было бы рассказать. Я осознавал, куда пришёл и что мне необходимо делать. Моей целью было произнести хорошую проповедь, хорошо отслужить, чтобы верующие чувствовали, что они находятся со священником. Каждый из нас проходил свой путь индивидуально. Многое зависит от самого священника. Очень важно понимать, что ты делаешь, а не просто следовать чьим-то указаниям. Мы чётко знали: «Блюдите како опасно ходите» (Еф. 5:15). Чёткость этих слов Священного Писания определяла твоё бытие. Если в твоей жизни превалирует вера и благоговение, то это даёт много сил, чтобы пройти правильно и не споткнуться. Не так важно, что происходит вокруг нас. Важно то, что происходит внутри нас.

Что касается крестных ходов, то на Пасху всегда они были, но идеологические структуры всегда в эти дни направляли молодёжь, чтобы срывать эти мероприятия. Мы на это не обращали внимания, но жалко было видеть эти лица. Крестный ход совершался, на его проведение не требовалось разрешения. В некоторых местах были неприятные последствия. Например, в Троице-Сергиевой лавре, наместника архимандрита Платона (Лобанкова)[3] оттеснили от духовенства и увели в толпу. Это было не только в лавре, но и в других областях. Мне не пришлось такое испытывать лично. Мой первый приход был в Тульской епархии. У нас было как-то в норме и без большого хулиганства.

A Вы помните свою первую проповедь?

Да, помню. Она была о молитве и вошла в четырёхтомник академических проповедей. В третьем классе семинарии я произносил проповедь в академическом Покровском храме. После вечерней молитвы студенты всегда проповедовали. Это начиналось с третьего класса семинарии, так как вводился предмет Гомилетика. Мы заучивали наизусть проповедь, и от текста не разрешалось отступать. Преподаватель присутствовал при произнесении проповеди. Это требовалось, чтобы особо благочестивых не заносило в политику, за всё это отвечал преподаватель. Поэтому требовалось строго держаться темы. С нас это требовали, а не просили.

Отец игумен Марк (Лозинский)[4], отмечая своё десятилетие педагогической деятельности по кафедре Гомилетики, собрал лучшие проповеди студентов за этот период и напечатал в машинописном виде. Получилось четыре тома. Впоследствии они были изданы в типографском исполнении кафедрой теологии при Тульском государственном университете.

А что для Вас, воспитанника Московской духовной школы, означают понятия «преемственность» и «традиция»? Ведь Ваше обучение пришлось на 1960-е годы, когда в семинарии и академии трудились преподаватели, получившие воспитание и образование ещё в дореволюционное время.

Преемственность нужна для любой традиции. Традиция остаётся живой только тогда, когда есть её живые носители. Само общение с представителями духовенства старшего поколения мне очень помогало. Но я бы не говорил только о традициях Московской духовной школы, ведь традиции были общие – православные. Семинария и академия задавали определенный, присущий им тон в образовании, в поведении будущего духовенства. А если говорить о традициях, то они должны быть одинаковыми везде, и так было.

Нынешнее молодое духовенство, к сожалению, уже мало способно пройти школу, которую прошли мы. Они совсем другие, потому что выросли, сформировались в иных условиях. Преодолевая трудности, человек закаляет характер, воспитывает себя. И мы усваивали эти правила и истины – когда, скажем, нужно смиренно промолчать, а когда и отвечать. Ведь в то время большая часть священников и монашествующих прошла через лагеря, ссылки. Люди имели за плечами большие сроки: батюшки из моего детства почти все отсидели по десять лет и более, меньше сроков не было. И когда я приехал в Тулу после окончания академии, будучи кандидатом богословия, то застал здесь архимандрита Макария (Кобякова)[5], который в 23 года принял сан и сразу был арестован и отправлен в ссылку, а в 40 лет вышел из тюрьмы. Отец протодиакон Константин Арбузов[6] имел за плечами 16 лет лагерей. Протоиерей Иоанн Конюхов[7] был двенадцать лет на лесоповале, потрудился. Отец Георгий Степанов[8] – лет 16 лагерей. Отец Евлогий[9] не сидел, но был примером для подражания; с протоиерея Алексия Резухина[10] молодое духовенство брало пример, как надо проповедовать и исповедовать.

Мне посчастливилось служить во Всехсвятском соборе, где духовенство в годы моего служения было подобрано по образованию и духу. В этом коллективе я прослужил свои первые десять лет, а всего в соборе семнадцать. Духовенство в соборе было примером, образцы духовной жизни, образцы пастырства. Так что я и детство провёл в общении со старым поколением, и первые годы священства прошёл с ним. Для меня всегда было понятно, что в центре христианства стоит не абстрактная мораль, а Сам Христос, Его Божественная Личность, и всё в христианстве – нравственность, внешние и внутренние формы церковной жизни – направленно ко Христу и в Нём только и получают свой смысл и значение. В христианстве нравственность служит средством приближения к Богу, ко Христу, и условием богообщения. Не чудесами спасается человек, но своей жизнью в Церкви. Главное – чтобы мироточили и обновлялись души людей. Восточная мудрость гласит: «Бог дал тебе лицо, но тебе выбирать его выражение».

А если всё же обратиться ко времени учёбы в семинарии и академии, кто из преподавателей оставил в памяти особый след?

Профессора у нас все были замечательные, запоминающиеся личности. Костяк составляла светская профессура, монашествующих в академии были единицы, так как учебное заведение готовило приходское духовенство, где фундамент закладывался уже в семинарии. Мы на примере видели семейные пары: матушку и батюшку.

Особенно запомнились преподаватель истории Церкви Иван Никитич Шабатин[11] и Михаил Агафангелович Старокадомский[12], нам он преподавал богословие, хотя был учёным-астрономом, имел орден Ленина, но нам об этом не говорил. И отец Александр Ветелев[13], представитель Московского университета начала века. Был он блестящим педагогом, а нам читал пастырское богословие. Я до сих пор помню его рассказ о том, как его супруга, когда он сильно заболел, стоя у его постели на коленях, вычитывала за него ежедневное молитвенное правило. Это такой пример семейной духовной гармонии, когда муж и жена, батюшка и матушка, действительно, одно целое не только по жизни, но и по вере и молитве. Мы воспитывались на таких примерах и совершать Божественную литургию без молитвенного правила просто боялись.

Как не вспомнить отца протоиерея Иоанна Козлова![14] С 23-х лет он нёс послушание епархиального миссионера, ездил по всей России с проповедями, побывал в самых отдалённых уголках. Протоиерей Алексий Остапов[15] – пример высокой культуры и воспитания, крестник Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского)[16]. Ректор протоиерей Константин Ружицкий[17] – образец выдержки и дипломат, мудрейший человек. Матушка у него была примером того, какие должны быть жёны священников. Мы на их примере уже знали, какая должна быть у священника семья.

Василий Дмитриевич Сарычев[18], закончивший свою жизнь монахом, а ведь в советское время он был известным специалистом в области строительства метро. Или архимандрит Тихон (Агриков)[19]. Когда он входил в аудиторию, мы понимали, что перед нами старец. Понимаете, ведь нужно различать старца и старика. А когда у нас каждый старик – старец, делается очень тоскливо. Даже страшно делается! Поэтому эти люди личным примером учили нас, какими мы должны быть в Церкви.

Поколение, которое учило нас, было особое. Наши преподаватели задавали нам высокую планку и в отношении к служению, и в отношении к духовной жизни, а главное – в отношении к людям. Они учили нас в первую очередь видеть истинную нужду человека. Самой своей жизнью они учили нас, как делать добрые дела, как быть полезными людям. В современных условиях образование является той сферой духовной жизни общества, где передаётся социальный и этнокультурный опыт, накопленный человечеством за всю историю его развития. Эта идея принадлежит великому педагогу Ушинскому, который сказал, что дело воспитания – важное и святое, так как «именно здесь сеются семена благоденствия и несчастья миллионов соотечественников, здесь раскрывается завеса будущего нашей Родины». В настоящее время воспитание рассматривается как одна из важнейших государственных задач. «Нельзя преподавать истины веры, как преподают историю или географию, их надо преподавать как жизнь», – говорит митрополит Антоний Сурожский[20].

Вы говорите, что осознанный выбор пойти в Церковь произошёл у Вас уже в шесть лет?

После крещения уже сразу я сказал, что буду в храме. Этому обещанию не изменил ни разу. Но в школе вызывали в педагогический коллектив и прорабатывали ребёнка. Я открыто говорил об этом: как не стыдно было этим взрослым людям травмировать ребёнка? Всегда вспоминаю с определённым интересом и даже без боли. Но не понимал до конца ещё, кто чего стоит. А вот когда уже прошло время, и уже определился сам, то, вспоминая эти разговоры, понимал, кто чего стоит. Когда все преподаватели сидят, и тебя сажают в центр и допрашивают и опрашивают, то это, конечно, не к чести этим людям. Причина, почему я не вступаю в пионеры и комсомол. Поэтому их идеологические оценки для меня тогда не были до конца понятны, но принимать их мне было незачем, так как они были неубедительны. Чтобы оценивать чьё-либо качество, надо иметь некоторую долю этого качества в самом себе. Всё это, промыслительно было: выработка характера человека и формирование его стойкости. Это потом начинаешь понимать. Сейчас мы говорим на бытовом уровне, а ведь по сути дела для ребёнка это было испытание. Так что это и есть Промысл Божий. Я проходил эти жернова для того, чтобы со временем стать более твёрдым и более целеустремлённым в своей идее. «Не нужно ценить себя выше своих способностей и не нужно себя унижать», – говорит Гёте. В юности мы учимся, в старости понимаем. Благодарен тому времени, что прошёл такую школу жизни. И она мне пригодилась после, когда мне было уже сорок два года, когда я поехал работать в Нью-Йорк. «В двадцать лет каждый из нас имеет лицо, дарованное нам Богом; в сорок – лицо, которое дала нам жизнь; в шестьдесят – лицо, которое мы заслужили», – не скажешь лучше немецкого философа А. Швейцера.

В Нью-Йорке я понял, что пройденный жизненный этап мне пригодился. Просто какая-то пройденная школа, которая меня могла держать и формировать. И встреча с разными людьми по их внутреннему содержанию и порядочности. На всё это я уже смотрел иначе. Не подстраивался под их рассуждения. Я выработал свою личную позицию. И знал: это нужно мне и моей Церкви, это не нужно мне и моей Церкви. Вот и всё. Детство прошло, потеря родителей, формирование идеологии внутренней за счёт ближних… беды от сторонних… беды от ближних… Лишаясь своих близких, всякий становится бессильным. Это формировало тебя в стойкости и мужестве для будущей работы. На благо своей Церкви, на благо своих идей, которые ты хотел провести в жизнь. Так что вспоминаю всё нормально. Всё как требуется, в двадцать лет царит чувство, в тридцать – талант, в сорок – разум. Есть Промысл Божий и пути Господни неисповедимы. Это путь, пройденный мной, дал мне силы потом. Но закалить нужно было меня в детстве. Это очень интересно. И, просматривая это, вижу Промысл Божий для меня. Соломон в своих притчах великолепно сказал: «Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием». Лучший способ предвидеть, что будет – помнить о том, что было.

Отец Лев, а Вы никогда не делились этим опытом со своими воспитанниками, гимназистами и студентами, чтобы они понимали, насколько изменилась жизнь, отношение к вере, к понятию «свобода совести», к Церкви?

Я думаю, что современным детям это будет непонятно, они живут в совершенно других условиях. У них даже вопросы подобные не возникают. Они не могут представить, как ребёнку в школе могут сказать: «Ты же инородное тело! Мы к коммунизму идём, а ты что делаешь?» Хотя коммунизм — это горизонт, который по мере приближения удаляется. А святой праведный Иоанн Кронштадтский ещё лучше объяснил, что такое коммунизм: «Твоё – моё, моё – не тронь!»

Однако ещё 30 – 35 лет тому назад подобное в интервью нельзя было произнести! Насколько изменилась наша жизнь, как свободно мы живём сейчас! Когда сегодня я вижу, как по существу ещё дети требуют каких-то свобод, протестуют против каких-то ограничений, думаю: «Ну какая же глупость!» И вспоминаю наше поколение, которое было гораздо взрослее: мы мыслили, умели делать выводы и знали, как вести себя в разных ситуациях, понимая, что «как бы сильно ни дул ветер, гора перед ним не склонится»[21].

Из множества случаев моей жизни я вспоминаю один момент: 58 лет назад я приехал в Тулу молодым священником, и люди на улице по-разному на меня реагировали, видя меня в рясе. Картина того времени: однажды я поехал совершать требу на такси, водитель меня не дождался и уехал. Я пошёл пешком по городу в рясе, с Дароносицей на груди. Фигура моя сразу бросалась в глаза. Да, были люди, которые кричали мне вслед всякие глупости, но это были единицы. Большая часть прохожих, возможно, даже готова была заступиться за меня, просто они сдерживались, наверное, боялись. Я видел это по их глазам, по тому, с каким уважением они на меня смотрели.

Даже сталкиваясь с проявлением грубости, я всё равно старался не обращать на это внимания, старался видеть в человеке человека. Жизнь – трудное дело. И она становится невыносимо трудна, когда из неё изгоняется Бог. Ну это же наш народ, а ты плоть от плоти своего народа. Вот в народе и живи, не изображай из себя нечто особенное.

Поэтому сегодняшним детям в школе нам необходимо привить уважение к общим правилам нравственности, поскольку наш долг – не только сохранить общественные ценности мировой цивилизации, но и самобытное лицо России, выстраданную тысячелетней историей систему ценностей: патриотизм, нравственность, духовность, милосердие, которые и должны быть положены в основу системы воспитания гражданина России ХXI века.

О каком духовном воспитании детей может идти речь, если родители порой только проверяют уроки и кормят детей ужином? Поэтому современным учащимся нужно говорить о современной жизни, а не вспоминать то, что им непонятно.

Кто из людей Церкви или, может быть, светских оказал наиболее сильное влияние на Ваше становление как личности и как священника?

Очень хорошо помню священника Георгия Успенского[22], который крестил меня и сестру. И с этих пор на меня особого влияния никто не оказал. Бывало, я видел и отрицательные моменты в жизни Церкви, но они меня не трогали, как не трогают и сейчас, за что постоянно благодарю Бога.

В детстве много общался с батюшками, а их было в нашем городе двенадцать человек, и руководствовался их опытом и мировоззрением. Вот когда стал семинаристом, то мне посчастливилось встретиться с людьми, которые действительно и при жизни были святыми, и в настоящее время канонизированы, причислены к лику святых. О них можно много рассказывать. С их встречей в моей жизни многое изменилось.

Как проходили Ваши поездки по монастырям?

Цель поездок была – видеть благочестие и веру своего народа, а также встреча с духовными людьми, которые давали пример молитвы и подвига. На летнего преподобного Сергия мы, все студенты, собирались в лавру. Это была встреча студентов, которые не поехали в первую смену на летние каникулы, а те, кто приехал, меняли их. Кто нёс послушание по академии до Преподобного, уезжали, те, кто приехал, оставались до Успения. Мы обычно объединялись по несколько человек и совершали паломничество. Наша группа состояла из меня, Сергея и Аполлинария. Сергей стал игуменом Марком[23], профессор Московской духовной академии, похоронен в Туле на Спасском кладбище. Папа его, протоиерей Ростислав Романович Лозинский[24], погребён у храма Двенадцати святых Апостолов города Тулы. Аполлинарий протоиерей, ныне покойный. Из Троице-Сергиевой лавры ехали в Глинскую пустынь. Поездом до хутора Михайловского, а затем на автобусе несколько часов. Монастырь знаменит не архитектурой, а своим духом, здесь подвизались старцы. Один из них схиигумен Андроник (Лукаш)[25], который причислен к лику святых Грузинской Православной Церковью. Сам монастырь придерживался строгих правил: в два часа ночи полунощница, утреня и литургия. Обычно в два часа ночи будил послушник, подходил к каждой келье и бил в клепало (палка о палку), отвечали ему «аминь» и шли на полунощницу. С Глинской пустыни ехали в Киев, где знаменитая Киево-Печерская лавра. Там так же жили несколько дней и молитвенно участвовали в жизни монастыря. Во всех монастырях ежедневно причащались. С Киева обычно ехали в Почаев, где был знаменитый старец схиигумен Кукша (Величко)[26], он канонизирован, причислен к лику святых Украинской Православной Церковью. Эти два старца привлекали весь православный народ к себе, и все ехали не только поклониться мощам в Киев и Почаев, но и поисповедоваться и причаститься Святых Христовых Таин у этих подвижников. Период был сложный, и часто их переводили с одного места в другое, но все узнавали, где они, и вереницы людей направлялись туда. Поэтому, в тот момент, когда мы ехали в Почаев, мы знали, что отца Кукшу власти убрали из монастыря, чтобы не ехал к нему народ, и он находится у границы Румынии в Залещиках. Это маленький монастырёк с шестью-десятью монахами находится на горе. Мы, сразу минуя Почаев, поехали в Залещики. Оттуда посещали Почаевскую лавру, где проводили несколько дней. Такая была благочестивая традиция молодёжи того советского периода. Мы серьёзно готовились стать примерными, духовными священнослужителями.

Какими яркими воспоминаниями об этих старцах Вы можете поделиться?

Помню, когда мы уезжали от отца Кукши, то по обычаю приходили за благословением на отъезд. Пришли мы с Сергеем, он благословил нас и говорит: «Вот отсюда Вы едете в Почаев, вот Вам иконки, благословение – равноапостольные князь Владимир и княгиня Ольга». Одинаковые иконки дал нам. Затем, говорит: «Без счёта даю Вам крестики нательные», тогда их не было в изобилии, и они принимались как самые дорогие сувениры для раздачи своим домашним. Мне, доставая из мешочка, даёт восемь крестиков, а Серёже – более десяти. Крестики делились на металлические под цвет золота и пластмассовые красные. Мне досталось из всех крестов три красных, а Сергею – восемь. Затем приложил руку к голове, помолился, закрыв глаза и говорит Сергею: «Вот тебе ещё для молитвы чётки». Мне говорит: «Поезжай, поезжай в Почаев». Вышли мы молча и долго не разговаривали. Всё это нужно было пережить. Приехали в лавру, в Почаев, и я знакомлюсь с Ольгой Степановной. Приезжаем в Троице-Сергиеву лавру, и Сергей знакомится с девочкой по имени Ольга по отчеству Степановна. Одинаковые иконки, пророчески оказались одинаковыми и знакомства. Проходит время – месяц или два. Серёжа узнает, что у него страшный диабет. Врач сказал ему, что с таким диабетом обычно долго не живут. В 1960-е годы люди не могли найти полноценное лечение от диабета. Поэтому он рассказал это своей избраннице, ушёл в монастырь и в тридцать три года умер у меня на руках в Тульской больнице. Он погребён на Спасском кладбище города Тулы около своей мамы Софии Емельяновны.

Когда я вспоминаю отца Андроника, мне на память приходит случай, который случился со мной. Закончив академию, я был оставлен при академии профессорским стипендиатом по кафедре Литургического богословия. С 1966 по 1967 год после защиты я был оставлен при Московской духовной академии, но не получил прописки, должен был уехать на приход. Поэтому в октябре 1967 года я подал прошение в Учебный комитет Московской Патриархии о направлении на пастырское служение на приход. Протоиерей отец Алексий Остапов также попросил меня написать на имя Его Святейшества прошение, ходатайство о прописке, которое лично отвёз Святейшему Алексию Первому. Святейший, зная, как долго пробивается прописка, благословил ехать временно в Тульскую епархию, как только будет решена проблема с пропиской, я буду возвращён в академию.

В этот период умирает наш ректор, отец протоиерей Константин Ружицкий. На его место назначают епископа Венского и Австрийского Филарета (Денисенко)[27]. Прибыл он в академию, принял дела, и через определённое время умирает митрополит Киевский. Епископа Филарета возводят в сан архиепископа и назначают митрополитом Киевским и Галицким.

Зная ответ Его Святейшества, владыка Филарет вызывает меня и говорит: «Поехали со мной. Я тебе гарантирую прописку в Киеве». Мой ответ был: «Разрешите подумать и взять благословение у духовника». Он ответил: «Три дня тебе даю на всё!» Я срочно вылетел в Тбилиси, где после закрытия Глинской пустыни жил отец Андроник. Его забрал митрополит Зиновий[28] к себе. Сам митрополит был из монастыря Глинской пустыни. Приезжаю к отцу Андронику. Он встречает меня и говорит: «Завтра перед вылетом в Москву решим». Стал молиться. К вечеру прихожу к нему, он оставляет меня у себя в келье, сам становиться на молитву, а меня укладывает подремать, так как самолёт в Москву вылетал ночью. В два часа ночи разбудил и говорит: «Едешь в Тулу. О Киеве даже думать не надо! В Тулу!» Он так это произнёс, что я понял – Тула навсегда. Прописка уже не нужна. С такой радостью он мне это сообщил, да ещё добавил: «Ведь там наш человек, очень хороший!» Это был тогда архиепископ Варфоломей (Гондаровский)[29]. Приезжаю в академию, подхожу к архиепископу Филарету, говорю ему, что духовник мне не благословил с ним ехать, а благословил в Тулу. – «Дурак твой духовник!» – Услышал я. Прошли годы, чтобы понять Промысл Божий. Филарет стал раскольником, а что с митрополией, мы сегодня видим.

26 октября 1967 года, в день Иверской иконы Божией Матери, мы с женой прибыли в Тулу. Вспоминая таких духовных наставников, невольно думаешь, что существуют вопросы, на которые нет ответов, но есть ответы, вызывающие массу вопросов.

Вы почти десять лет с небольшими интервалами (с 1982 по 1989 гг.) провели за рубежом. Сначала три года несли послушание настоятеля Свято-Никольского собора в Нью-Йорке, затем – настоятеля храма Трёх Святителей в Париже. Новый и Старый Свет: совершенно разная среда, исторические и культурные традиции, роль и значение Православия и Русской Православной Церкви… Чем запомнилось Вам это время?

Это было время серьёзных «университетов», самых разных. Когда ты погружаешься в море прекрасной литературы, изданной как на русском, так и на других языках. Когда ты знакомишься со старой эмиграцией, которая во время общения делится с тобой мыслями, открывает новые страницы истории России, её культуры, свои истории, даёт пищу для размышлений. Опыт этот был очень полезным.

А заметили ли Вы отличия между паствой американской и французской и людьми, которые приходили на службу в тульские храмы?

Все люди, конечно, разные. Разумеется, наблюдения за эмигрантами первой волны, представителями старой России, и жителями советского и уже постсоветского пространства заметно отличаются, как и сами условия жизни в разных странах, на разных континентах. Но какими бы разными не были впечатления от общения с людьми, от самой окружающей действительности, понимаешь, что при всей непохожести все мы одинаковые. Только у одних более благополучные условия земного пребывания, а у других – менее благополучные или просто скудные. Конечно, есть некоторые преимущества у людей с бывшим положением, хорошим воспитанием. Это чувствуется во время общения.

В США, в Представительстве Никольского собора, руководящим органом и помощником является сестричество. Они всегда берут на себя труд по официальным приёмам. Всегда дружелюбны и прихожане, и сотрудники. Это очень приятно вспоминать.

В Париже у меня монахиня Мария (Гурко)[30], дочь генерала Гурко[31], была прекрасной помощницей и водителем, а князь Дмитрий Михайлович Шаховской[32] – секретарём экзархата. Семья Левандовских – Иван Михайлович и его супруга Любовь Георгиевна, Царство им Небесное – играла ключевую роль в организации всех мероприятий. Но я никогда не выделял кого-то, не делил людей на тех, кто выше или ниже достоинством. Милостью Божией мне такой подход к людям никогда не был присущ. Меня это миновало, как и мою покойную жену, Ольгу Степановну: она с каждым человеком разговаривала как с близким. А потому общаться с людьми нам было легко везде.

Приход — это большой коллектив людей, работающих в разных областях и имеющих неодинаковое мировоззрение. Особенность приходского делания такова, что высокие идеалы христианства должны проникать в любую сферу работы. Ответственность и задачи священнослужителей, долг и обязанность членов церковного совета, нравственные требования к работающим при храме. Церковь – общество призванных.

Какой полезный опыт Вы приобрели из такого разнообразного общения?

А это как раз то, что приходит помимо нас. Опыт — это школа, в которой человек узнаёт, каким он был раньше.

Многие в наши дни предпочитают «предание старцев» многовековому Преданию Церкви, живут различного рода мифологемами, созданными околоцерковной или псевдоцерковной средой. Преодоление этой ситуации возможно в том случае, если будет восстановлена живая связь между святоотеческим учением и церковной практикой. Наша церковная практика не основывается на святоотеческом учении, и в этом корень многих проблем современного церковного бытия.

Знание Святых Отцов помогает православному христианину среди великого множества современных философских и мировоззренческих течений не сбиться с правильного пути, не увлечься «учениями чуждыми» (Евр.13:9).

Святоотеческие советы гораздо более универсальны, чем основные постулаты фрейдизма, и применимы к людям, живущим в самых разных временных и культурных контекстах. Творения Отцов Церкви никогда не теряют актуальности, потому что в них рассматриваются вопросы, от ответа на которые зависит настоящее и будущее человечества. Поэтому опыт – дорогая школа. Он берёт большую плату за учение, но и учит лучше всех учителей.

Отец Лев, как Вам удавалось в непростое советское время решать вопросы по поддержанию и восстановлению храмов?

Знаете, я в это время рос постепенно: власть уходила, а я продолжал служить. Кто хотел сделать что-то нужное, полезное, тот и при советской власти добивался своего. Например, восстанавливал колокольню Всехсвятского собора. Приходил к секретарям райкома, горкома Тулы, которые тогда представляли власть на местах и решали все вопросы – от идеологических до экономических – говорил с ними, далеко не всегда разговоры наши проходили спокойно, бывало даже и на повышенных тонах. Они мне отказывали в выдаче нужных стройматериалов, говорили, мол, вы не та организация, которая нуждается. А я их настойчиво убеждал, что колокольня — это уникальный памятник архитектуры, который нужно сохранить. В итоге я добивался необходимого.

А проблемы и трудности всегда мешают тем, кто по-настоящему не хочет заниматься делом. Все мы понимаем: чтобы дойти до цели, надо прежде всего идти.

Чем сегодня наполнена Ваша жизнь?

Как историческое время, так и время отдельной человеческой личности имеет глубокий смысл: время даётся Богом для духовного возрастания и становления. Когда в личной судьбе человека завершается большой период, человек начинает жить воспоминаниями о нём. В воспоминании нет надежды. Надежда, как говорит апостол Павел, всегда простирается вперёд, забывая прошлое. Но воспоминание минувшего есть подход к личному прошлому с точки зрения ценностной завершённости. Понимая «дни древние», человек умеет ценить законченный период своей биографии. Всё прошлое запечатлевается в онтологически значимом образе.

Жизнь человека проходит в разбирании своего прошлого, в жалобах на настоящее, в страхе за будущее. Этим наполнена моя жизнь, но стараюсь вести активный образ жизни, согласно возрасту. Регулярно по субботам и воскресным дням, а также, если праздники в середине недели, служу в своих храмах. Преподаю в университете и в гимназии по расписанию, остаюсь в должности ректора. Поэтому моя жизнь наполнена многими событиями, например: оформили семь земельных участков, каждый по пять гектаров, где освятили закладные камни для строительства семи храмов в новой Туле. Все храмы в честь Пресвятой Богородицы. Земля оформлена на храм Двенадцати святых Апостолов, поэтому, как настоятель храма по положению должен начать строительство освящённых мест. Понятно, нужно много продумать моментов, что и как. Кто сможет стать твоим спутником в этом благородном деле, и многое другое, связанное с этой прекрасной идеей. Начало уже есть, и первый фундамент одного из семи храмов скоро начнём.

Мир движется и совершенствуется. Главная задача – внести вклад в это движение, подчиниться ему и сотрудничать с ним. Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.

Я всегда говорю, что жизнь дана всем, а старость – не каждому. У меня большой возраст, и здесь скромничать не нужно. Вступаешь после восьмидесяти уже в библейский возраст. Сколько он продлится? Всё в руках Божиих. И наверное, что-то ещё нужно успеть сделать…

[1] Митрополит Питирим (Нечаев), (1926 – 2003).

[2] Протоиерей Владимир Нечаев, (1877 – 1937).

[3] Архимандрит Платон (Лобанков), (1927–1975).

[4] Игумен Марк (Лозинский), (1939–1973).

[5] Архимандрит Макарий (Кобяков), (1904–1982).

[6] Протодиакон Константин Арбузов, (1902–1974).

[7] Протоиерей Иоанн Конюхов, (1908–2000).

[8] Протоиерей Георгий Степанов, (1910–1996).

[9] Архимандрит Евлогий, в схиме Христофор (Никольский), (1905–1996).

[10] Протоиерей Алексий Резухин, (1921–1999).

[11] Профессор Иван Никитич Шабатин, (1898–1972).

[12] Профессор Михаил Агафангелович Старокадомский, (1889–1973).