ФИО, сан: протоиерей Николай Важнов

Год рождения: 1954

Место рождения и возрастания: д. Саминец Удомельского района Калининской (Тверской) обл.

Социальное происхождение: из семьи рабочих

Образование: Московская духовная семинария, Московская духовная академия

Место проживание в настоящее время: г. Москва

Дата записи интервью: 16.05.2024

Родился я в 1954 году 22 ноября, в Калининской области, сейчас это Тверская область, в деревне Савинец Удомельского района. Раньше была деревня большая у нас, даже храм деревянный стоял. Когда я был маленький, помню ещё храм, потом его разрушили. И только удалось сохранить две иконочки и царские врата. Бабушке Дуне с папой и с мамой как-то удалось сохранить их и перенести из храма в дом. У нас был деревенский дом пятистенный, и наверху, на чердаке, была молельная комнатка, и мы туда эти царские врата с иконочками поставили. Приходили туда, молились там. И я тоже маленький замечал это, и тоже приходил, пытался молиться. Потом, когда стали храмы отдавать в Москве, их перевезли в один из первых вновь открывшихся – храм Преображения Господня в Тушино, где настоятелем был отец Феодор Соколов. А потом передали эти царские врата в Зачатьевский монастырь, где они и располагаются по сей день в надвратном храме. Так что родители были у меня глубоко верующие.

Крестили меня в детстве. Храм уже недействующий был у нас в деревне, поэтому меня повезли креститься в село Перхово, за 30 километров. Зимой на санях повезли. Мама моя и бабушка пели на клиросе в Троицком храме в семи километрах от нашей деревни. Ходили пешком туда и обратно, так как транспортного сообщения не было. А папа мой очень талантливым столяром был, очень много сделал киотов для того храма.

Так вот я и возрастал. Батюшка в том храме – отец Глеб – много отсидел в тюрьмах за веру. И он сказал моим родителям, чтобы они меня осторожно водили в храм, а то меня из-за этого ругать будут и смеяться. Вот я, поэтому, в общем-то ходил в этот храм, но редко. А больше я ходил в другой храм, за 30 километров, к отцу Никону. Туда надо было сначала ехать, а потом 12 километров идти пешком.

Деревня моя была довольно большая. У нас даже начальная школа была, я там с первого по четвёртый класс учился. Ни октябрёнком, ни пионером я не был. Семья у меня была верующая, поэтому я с малых лет никогда не скрывал что крестик ношу, и иконочки у меня есть. Поэтому меня там уже с самого начала начали величать попом. Говорили: «Вон, поп идёт! Поп идёт!» Так я и возрастал.

Родители у меня были простыми людьми: отец на деревообрабатывающей фабрике работал, мама швеёй была. А бабушка у меня всю Псалтирь знала наизусть. Говорила мне: «Ну, читай кафизму». А я боялся, как бы ударение не там не сделать. Она знала, какой номер псалма, какая кафизма. Всё знала наизусть! Это не просто так, наверное, дар Божий.

Мы жили очень скромно. В то время в деревне ни телевидения, ни даже электричества не было. Светили керосиновой лампой. Радио было только одно – на центральной улице висела на столбе такая круглая тарелка. Туда ходили слушать. Это был единственный наш источник информации. Вообще деревня наша глухая была. Домик был на берегу озера. Тихое место, благодатное.

Слышал, что очень интересная история у Вас была связана с поступлением в семинарию. Расскажите, пожалуйста, как Вы поступали, как готовились? Кто Вам помогал?

Окончил я 4 класса. Потом – среднюю школу. С детства ходил регулярно к отцу Никону[1] – он у меня духовником был. Дорога была дальняя, больше 30 километров: сначала на электричке, потом 12 километров пешком. Там большой храм[2] на берегу реки. Раньше она судоходная была, и купцы по ней даже товар сплавляли, возили на баржах. Они и поставили этот храм на свои деньги.

Ходили все на службу с ночёвкой и жили у батюшки, в его домике. В основном прихожане были приезжие, местные жители почти не ходили. Приезжали к батюшке люди и из Питера, и из Калинина, и из ближайших селений. Служба была не каждый день, а в воскресные и праздничные дни. И все ночевали у него, вторая половина домика была для приезжих.

Меня отец Никон всегда как-то особенно близко принимал и всегда оставлял ночевать с собой в комнате. Я маленький ещё был. Бывало, проснусь ночью – а батюшка всё стоит молится, готовится к службе. А когда наступало время меня будить, он начинал вслух читать молитву: «Пение, бдение, молитвы час, Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас» и ещё так ласково приговаривал: «Коленька, вставай». Ну, я встаю. Только самый сон! Ну ладно, встаю, одеваюсь.

А служил батюшка ночью. Выходили мы из дома обычно во втором часу ночи и шли к храму, до него метров сто было. Прихожане уже были готовы, выстраивались с двух сторон дорожки под благословение. Отец Никон благословлял их, открывал храм, ключи у него были, слава Богу, староста этого храма верующая женщина была, Татьяна, она батюшке ключи отдала. Он сам открывал, все заходили в тёмный храм, он зажигал свечу, выносил её из алтаря и отдавал её прихожанам, а те от неё уже возжигали все остальные свечи и лампады в храме. Где-то полчаса обычно храм готовился к службе, оживал. И после этого начиналось всенощное бдение.

А я ещё маленький был – какой я молитвенник? Мама мне устраивала место в углу: клала две фуфайки, валенки – и я продолжал спать. Электричества не было, только свечи и лампады. Бывало проснусь – храм в полумраке, и все стоят молятся, идёт служба. Живые очень воспоминания! Всенощная длилась с двух часов ночи где-то до шести, в седьмом часу кончалась. Батюшка был монах, и поэтому служили строго по уставу, всё вычитывали, не спешили. Потом батюшка на исповедь выходил, всех исповедовал. Потом долго совершал проскомидию: вынимал частицы за всех, за кого записочки подавали. И литургия начиналась часов в 9. Тут уж я, конечно, уже вставал и молился со всеми. А в алтарь меня маленького батюшка не вводил. Говорил, чтобы не привык к святыне, иначе не будет должного благоговения к алтарю. Литургия кончалась где-то часов в 11, в двенадцатом часу. То есть фактически служба в общей сложности длилась почти 12 часов. Вот в такой атмосфере я духовно и возрастал. Это была моя родная стихия, для меня это было всё родное, потому что меня туда ещё мама на руках носила. И вот именно здесь, и во многом благодаря батюшке Никону, созрело во мне глубокое желание тоже быть священнослужителем, как батюшка.

После службы все, кто на неё приехал, шли на трапезу. Как агапа у нас была. Приносили кто что: кто рыбы жареной, кто ещё чего. Мяса батюшка не ел. Ставили большой самовар, садились у батюшки в комнате, и все вместе кушали. Если все не помещались, то за два раза. Раньше было общее большое блюдо, все черпали из одного. А батюшка всё время что-то интересное рассказывал. Такая у нас была очень непринуждённая, простая, хорошая атмосфера.

В деревне все прекрасно знали, что наша семья верующая и предполагали, что я буду поступать в семинарию, когда вырасту. Поэтому было негласное указание от партийных органов – не дать, не пропустить. Следили внимательно. А как можно было в то время удержать молодёжь в деревне? Не выдавать паспорт. Говорили: «Зачем вам – молодёжи – паспорт? У вас тракторное дело. Вы кончаете школу, вам дают права тракториста-машиниста третьего класса. Идите в колхоз, вам дадут трактор «Беларусь». Вот и работайте в колхозе». И вот здесь мне очень помогла секретарь сельсовета, Анна, Царствие ей Небесное. Она из-за меня пострадала. А получилось это так. Папа мой кроликов разводил. У него больше ста штук кроликов было. Магазина не было, в основном все продукты были свои. Из шкурок шапки шили. И вот эта Анна (секретарь сельсовета) узнала об этом и спросила маму, нельзя ли ей на заказ сшить шубу из кроличьих шкур. Мои родители, конечно, согласились. Они были людьми некоммерческими, всё обычно делали бесплатно, ради Христа, денег не брали. И в этот раз, когда Анна спросила: «Сколько я буду должна?», её сказали, что денег не нужно, но попросили её помочь сделать сыну (т.е. мне) паспорт. Она сказала: «Постараюсь». И вот как-то, видимо, по молитвам батюшки и, конечно, по Промыслу Божиему удалось ей выправить мне паспорт. До сих пор я удивляюсь, как это мне в то время удалось обойти систему и получить паспорт.

Дальше мы с батюшкой собрали мне все документы в Московскую духовную семинарию. И снова проблема: как их переправить? Я ведь деревенский был, мы никуда дальше районного центра не ездили, сидели в своей деревне. Батюшка сказал, что почтой отправлять ни в коем случае нельзя. Увидят, что от Важновых – вскроют, проверят, и никуда эти документы не дойдут. Ну вот думали, думали, и батюшка придумал: «Знаешь, что сделаем, Коленька? Давай поедем на станцию Бологое (это была узловая станция между Питером и Москвой). Там все поезда встают. Когда будет проезжать почтовый вагон и остановится там, мы письмо с твоими документами опустим в специальную щёлочку, куда письма бросают». Так и сделали. Были на станции, поезд остановился. Мы опустили письмо, поезд посигналил и поехал. Батюшка его перекрестил: «Ну, с Богом!»

Через какое-то время мне пришёл ответ: «Ваши документы приняты. Вызываем Вас на вступительные экзамены». Опять проблема: кому ехать, кому везти меня в Загорск? Поручили это моей крёстной Тасе. Она ни в Москве не была, ни в Питере, была только в Калинине (это Тверь). Она училась там на закройщицу. Так что, раз в городе жила, ей и сказали: «Давай, ты вези его туда». Так мы и отправились вдвоём с крёстной. С Божией помощью добрались, нашли. А конкурс на поступление в то время был большой – 5 человек на место. Желающих много, а мест – мало. Крёстная запаниковала: «Куда мы с тобой приехали? Ты – деревенский парень. Куда тебе поступать?» И тут Господь тоже послал нужного человека. Был такой там в лавре старчик, старенький монах, отец иеромонах Зосима. И вот он идёт, крёстная подходит к нему и говорит: «Батюшка, помолись за нас. Вот, привезла своего крестника из деревни поступать в семинарию. Помолись, чтобы помог Господь и преподобный Сергий». А батюшка ей так говорит успокаивающе: «Ох, не переживай. Поступит. Вон апостолы рыбаками были, а весь мир просветили. Поступит твой крестник. Пускай деревенский, а всё равно поступит». Вселил в нас какую-то уверенность. И правда, удивительно, нельзя сказать, чтобы я был шибко начитанный, но меня приняли, с первого раза. Видно, была воля Божия.

А дальше мне надо было выписываться из своего дома и делать временную прописку в Загорске. И вот когда в партийных органах узнали, что проворонили, я поступил в семинарию, Боже мой, что тут началось! Мне начали угрожать: «Мы тебя убьём! Ты весь наш край опозорил! Такие люди не живут в советское время!» Папу с мамой куда только не вызывали. Боже мой, сколько голов полетело! К директору школы приходили: «Почему такую характеристику написали?! Советское время, а Вы кого воспитываете?!» Но директор-то был бывший фронтовик, участник войны, кремень, поэтому с ним долго не поговоришь. С классным руководителем тоже разговаривали. Потом выясняли, кто мне паспорт выдал. Все пострадали, всех уволили, кто мне помогал.

Вот так вот милостью Божией я стал студентом Московской духовной семинарии.  Учёба, конечно, мне была по душе. Я очень старался, учитывая мой духовный голод, потому что в моём детстве у нас особенно книг-то никаких не было. Ещё когда я в школе учился, и папа, и мама, и я переписывали от руки акафисты и читали их дома. Так и сохранилась у нас целая пачка акафистов, переписанных от руки. Мы любили акафисты. То я читал, то мама читала. Уже будучи студентом семинарии, я приходил после занятий в библиотеку и восхищался, насколько она богатая. Читал много духовной литературы. Выписывали с друзьями цитаты святых отцов, объединяли их по темам и делали из них каталог – для будущих проповедей. Вот на какую тему ты проповедь говоришь, достаёшь из каталога цитаты: Иоанн Златоуст, Василий Великий, других отцов. Очень много на каждую тему у нас собиралось духовной литературы. Одним из моих товарищей, с кем я этим занимался, был будущий владыка Павел (нынешний митрополит Крутицкий и Коломенский). Он, по-моему, впоследствии даже издал этот каталог, который мы тогда наработали. Вот мы в свободное время этим занимались – читали святых отцов и выписывали.

Ещё в семинарии у меня обнаружились регентские, музыкальные способности. Поступил к Николаю Васильевичу Матвееву в регентский класс. Нот очень много переписывал. Так и учился в семинарии, слава Богу.

Периодически приезжал к батюшке Никону. В каникулы, раза два-три в год. Он меня уже благословил помогать ему в алтаре, я читал часы. Ещё батюшка был пчеловодом, очень много ульев держал.

Когда открылся доступ на Афон, отец Никон был в числе тех, кого хотели отправить туда насельником. Ой, как мы все тут переживали, как плакали! Все молились: «Господи, верни, верни батюшку!» Он уже уехал в Москву с тем, чтобы поехать, но вернулся: «Не взяли меня, – говорит, – по каким-то причинам». Я, вобщем-то, догадывался, по каким причинам. [Смеётся]. Мы, конечно, все очень обрадовались, что батюшка вернулся.

Расскажите о Ваших первых шагах к священнослужению.

Я кончил семинарию, в академии учился, и на третьем курсе академии меня взяли иподиаконом к Патриарху Пимену. Обычно я выходил с крестом Святейшего. И там я подружился с Серафимом Соколовым, который впоследствии стал епископом Новосибирским и Бердским Сергием. Он пригласил меня в гости к себе в семью, где я и познакомился со своей будущей матушкой – Любой. А как раз на третьем курсе академии надо было определяться. Монах из меня был никакой, поэтому – женитьба. И вот, поехали мы с Любой к батюшке за благословением. Она очень переживала: как он, разрешит, не разрешит? Родители не против были, но сказали: «мы – как батюшка». Мы приехали к нему. Он спросил у моих родителей, согласны ли они. Они сказали, что согласны, девочка хорошая, из верующей семьи, и батюшка нас благословил. После свадьбы в этом же году Святейший Патриарх рукоположил меня во диакона и поставил указом служить в храм Илии Пророка в Обыденском переулке.

Двенадцать с половиной лет я там диаконом прослужил, и ещё год с небольшим – священником. Мучали меня помыслы: мои бывшие сокурсники уже все с наперсными крестами, кто-то уже настоятель, а я всё в диаконах… Все награды диаконские получил. Обратился с этим к своему батюшке, а он мне сказал: «Знаешь, почему? Потому что у тебя какая-то страстность в этом отношении. Тебе нужно успокоиться. Какая разница, в каком сане служить? Главное – искренне служить Богу, от сердца, от души служить. Вот когда ты успокоишься, положишься на волю Божию – всё у тебя сразу будет». И вот, с Божией помощью молитвами батюшки мне удалось как-то успокоиться. И вскоре мой настоятель подал прошение о рукоположении меня в священники в том же храме. Вот, действительно, насколько это важно – внутреннее спокойствие и собранность. Чтобы не пытаться лбом стенку прошибать, а спокойно служить и знать, что ничего без воли Божией не бывает. Есть воля Божия – и довольствуйся тем, что есть у тебя. Вот этот мудрый совет отца Никона полезно будет усвоить тем, кто в диаконах долго служит, и рвётся в священники.

А вообще период моего служения диаконом – это было хорошее время, оно много пользы мне принесло. Тем более, храм такой. По пятницам вечером у нас обычно служили акафист иконе Божией Матери «Нечаянная Радость». Сам Святейший обычно приезжал. По-простому, без иподиаконов, только с одним своим келейником, с отцом Трифоном[3], архимандритом. Заходил сбоку, мы с отцом Петром его облачали. Он выходил и сам читал акафист, очень любил он это. Такой вот великий, глубокий старец был, мудрый.

Вот такой был важный для меня урок: не нужно ерепениться, а нужно спокойно служить там, где тебя поставила воля Божия и священноначалие, ничего не добиваясь самолично, а просто от души служить Церкви Божией, как положено.

Отец Николай, слава Богу, что Господь милостью Своей даёт нам, молодому духовенству, напитываться мудростью и, самое главное, – получать ответы на те острые вопросы, которые нас встречают в этом мире. Действительно, мир очень сложный и вопросы, которые ставит перед нами этот мир в государственном плане, в церковном плане, в личном плане, в семейном плане – очень острые. Но, как Вы правильно заметили, с милостью Божией, с сердцем горящим, с присутствием в алтаре всё невозможно преодолеть.

Знаете, как-то сразу мы все судим со своей колокольни, она не очень высокая: это вот надо так, а это – так. А Божия колокольня – она выше, и Он зрит дальше, в рамках вечности. Часто, бывает, не совпадает воля Божия с нашим видением. И вот с высоты прожитых лет обернёшься назад, и единственное – со слезами низко поклонишься и скажешь: «Господи, как Ты премудро меня вёл по жизни! Ничего случайного в моей жизни не было, настолько выверено всё в Твоей канцелярии». Всё очень чётко и ясно. То, что мне казалось неправильным, оказывается, это единственно верным было. Поэтому, да, молиться можно и нужно, разные бывают ситуации в жизни. Но всегда лучше, конечно, добавлять: «Да будет на всё Твоя воля, Господи. Мне так кажется, но Тебе виднее».

После Обыденского храма меня уже Патриарх Алексий поставил настоятелем храма Зачатьевского монастыря, и там я 20 лет прослужил. Когда там женская обитель возродилась, я стал старшим священником, духовником. А там, в бывших зданиях монастыря, чего только не было: и коммунальные квартиры, и отдел КГБ, и школа общеобразовательная, и даже техникум какой-то там был. В общем, много всего было. И нам с матушкой игуменией, конечно, много пришлось походить по структурам, чтобы вернуть эти здания Церкви. И вот, по милости Божией, это получилось. Конечно, для меня это было особое место, потому что столько труда положено, чтобы обитель, действительно, процветала. Сейчас она в таком цвете, в таком замечательном, потрясающем виде. А когда мы пришли, там камни рушились, на голову сыпались… В жутком состоянии был монастырь. И школа стояла вместо собора. Много пришлось потрудиться, конечно, трудно было.

А потом в силу разных обстоятельств такая воля Божия была, чтобы мне здесь, в этом храме служить. Так всё сначала завернулось, что я уже думал, что окажусь за штатом. Думал: «Ну, заведу козочку…» [Смеётся]. Но я понял, как важна молитва, когда идёт наплыв искушений и трудностей. Обязательно нужна Иисусова молитва, молитва к Богородице. Если не перебивать наплыв всех этих мыслей, которые как горный поток идут, если их не остановить, можно до сумасшествия дойти. Как меня батюшка учил: положись на волю Божию, ничего случайного в жизни не бывает. И я положился на волю Божию. И вдруг Святейший Патриарх Кирилл благословляет мне быть настоятелем такого храма! Святителя Николая Мирликийского в Клённиках! Служить рядом с батюшкой, с отцом Алексием[4], в его намоленном храме. У меня словно ток прошёл по всему телу, когда я узнал. В голову даже не могло мне прийти – вдруг такое благословение Святейшего! Когда он мне об этом сказал на службе в Успенском соборе Московского Кремля, я ответил, что все силы приложу, чтобы оправдать его доверие. И вот, милостью Божией, уже больше двенадцати лет служу здесь. Перед каким-то важным назначением или радостью обязательно бывает искушение. Должно быть что-то такое, что нужно потерпеть, вынести. С молитвой противостать тому наплыву негатива, который на тебя сваливается. Господь даёт испытания человеку.

Паки и паки, отец Николай, мы благодарим Вас за возможность побеседовать. Несмотря на загруженность, несмотря на те послушания, которые Вы несёте, Вы нашли минутку, чтобы поделиться с нами переживаниями из своей жизни.

Да тут много можно чего рассказывать. Но сейчас, конечно же, главное, молодым батюшкам иметь некую основу. Всё-таки, наверное, при всей сложности того времени, советского периода, вот эта сложность трудной эпохи подталкивала больше на взывание к Богу. Это очень помогало. Сейчас, конечно, сложнее, потому что всё открыто, всё спокойно, и нет того молитвенного напряжения, которое должно быть. Наверное, в какой-то степени сейчас молодым батюшкам тоже непросто. Когда трудности какие-то, когда гонения, чаще призываешь Бога. Сейчас с батюшками по-разному бывает. Бывает, батюшки из многоклирных приходов жалуются: ко мне на исповедь не идут люди, а к другому – идут. Типа ревности такой, зависти. Так и хочется сказать им: да кто ж виноват? Ведь народ наш очень чувствительный, он чувствует: вот этот батюшка молитвенник, он молится, через него благодать идёт, воля Божия, а этот батюшка – требоисполнитель. Поэтому очень важен молитвенный настрой пастыря в первую очередь. Если молитвы и поучения святоотеческой литературой не будет, то будет выгорание. У священника не должно быть выгорания, потому что сейчас такое обилие духовной литературы, опыта святоотеческого и наших подвижников благочестия. Читайте! Читайте, проникайте в это, пропускайте через своё сердце. Это и будет той солью, которая должна быть в нашей Церкви. Чтобы быть истинным настоящим пастырем, любвеобильным и добрым. Вот так вот.

Да, это очень назидательное зерно, о котором Вы говорите, которое западает. Милостью Божией оно прорастёт в наших сердцах, и мы с благодарностью будем вспоминать Ваши уроки.

А батюшку моего убили в 1998 году. Он был в затворе, уже никуда не выходил. Даже на дорогу не выходил: домик, огород, пчёлки – и всё. У него была келейница, Людмила, дом её был рядом, она к нему приходила, готовила еду, стирала. Она и певчая была, хорошая женщина. И вот в воскресный день, как раз в память новомучеников и исповедников Российских, 11 февраля, она пришла, а один пьянчужка, он очень плохо относился к батюшке, и с белой горячки решил убить его. Перелез через забор, спрятался с обрезом. И вот в воскресенье батюшка с Людмилой вышли в огород, и он вышел из укрытия. Людмила его увидела и закричала, а он с испугу не в батюшку выстрелил, а в неё. А батюшку стал бить, чем попало под руку. Это была ручка от лопаты, обломок с железным наконечником. На крик сбежались люди, недалеко милиционер жил, его сразу же схватили и увезли. А батюшку на машине повезли в районную больницу, сразу на операцию, трепанацию сделали. Но настолько повреждена была голова, что он был уже в коме. Мне сказали, я уже священником был, в Зачатьевском служил. Я приехал к нему, а на третий или четвёртый день он скончался ночью. Молитвы прочёл на исход души, канон прочёл, и в конце он вздохнул глубоко – и затих. Он знал, говорил, что его убьют. И я знал, что где-то у него было собрано всё облачение для погребения. Нашёл. Похоронили его на территории храма, крестик поставили. Вот по его молитвам я и есть то, что я есть.

[1] игумен Никон (Степанов), (1940 – 1998).

[2] храм Воскресения Словущего с. Сельцо-Карельское Удомельского района Тверской обл.

[3] архимандрит Трифон (Кревский), (1928 – 2003).

[4] Святой праведный Алексий Мечёв.