ФИО, сан: протоиерей Сергий Резухин

Год рождения: 1965

Место рождения и возрастания: г. Тула

Социальное происхождение: из семьи священнослужителя

Образование: высшее, Московская духовная академия (заочно)

Место проживания в настоящее время: г. Тула

Дата записи интервью: 12.06.2024 г.

Беседу проводил Фомин Александр, студент Тульской духовной семинарии.

Отец Сергей, расскажите для начала о Вашем детстве, о Вашей семье.

Я родился, к счастью, в глубоко верующей семье. В 1965 году. Мой папа, протоиерей Алексий, тогда был клириком Всехсвятского кафедрального собора. У родителей кроме меня было четверо детей. Я самый младший, пятый. Такая была большая православная верующая семья. Папа старался, конечно, как и мама, воспитать нас в вере.

Если копнуть чуть глубже историю семьи, то у нас в роду было духовенство. Прапрадед, протоиерей Владимир Алексеевич Резухин, был настоятелем собора города Кадникова, Вологодской епархии, в то время Вологодской губернии. Детей у него было много. Но, к сожалению, по стопам отца они не пошли, избрав вместо духовного офицерское сословие. Вот и мой дед, Алексей Николаевич Резухин, был офицером Русской императорской армии. Когда произошла революция, дед был в чине штабс-капитана, естественно, был участником Первой мировой войны. В нашем роду также было много, как я считаю, выдающихся военных. Один из них – генерал-майор Борис Петрович Резухин, участник Белого движения, который воевал в Забайкалье, освобождал Монголию от китайцев, от красных и погиб в 1921 году, нося почётное тогда звание князя Монголии. Другой известный военачальник – Алексей Владимирович Резухин, генерал-майор, был участником Русско-турецкой войны, впоследствии он скончался в Одессе. Важно вспомнить ещё одного героя нашей семьи – Владимира Петровича Резухина, моего двоюродного деда. Он был георгиевским кавалером. Причём был награжден не солдатским Георгиевским крестом, которые были во множестве, а офицерским. Получил он его за проявленную доблесть во время Первой мировой войны. К сожалению, он также был убит. Так что в нашем роду были и воины, и представители духовного звания.

Мой папа, родившийся в 1921 году, был сыном офицера царской армии. Мама же его, моя бабушка, урождённая Елена Николаевна Одинцова, происходила из семьи чиновника полиции. Её отец, Николай Степанович, был подполковником полиции, в этом звании и застала его революция. Семья Одинцовых тоже была верующей, воцерковлённой. Елена Николаевна закончила Казанский университет и уже после замужества стала первым провизором женщиной города Вологды. Вообще наш род берёт начало из Вологды. Все наши корни находятся на севере, в Вологде.

В семье Алексея Николаевича Резухина и Елены Николаевны Одинцовой родилось трое детей, и старшим из них был мой папа. Как я уже сказал выше, Алексей Николаевич и Елена Николаевна были воспитаны в духе православной веры. Вполне естественно, что в том же духе любви к Богу, к Его Церкви, к Православию они воспитывали и своих детей, хотя время было сложное. Достаточно сказать, что мой папа был свидетелем ареста своих отца и матери. На какое-то время в шестнадцатилетнем возрасте он остался один с братом Колей, который впоследствии погиб в Великую Отечественную войну, и сестрой Верой. Но потом наступил счастливый момент: мама, Елена Николаевна, была отпущена. Это обстоятельство спасло их от детского дома.

Ещё раз хочу обратить особое внимание на то, что бабушка стремилась воспитать своих детей в духе веры, несмотря на все сложности. Её вызывали в школу неоднократно, проводили с ней воспитательную работу. Разумеется, папа, будучи мальчиком, ходил в храм, посещал богослужения. Никогда не скрывал, что был верующим человеком. В школьных стенгазетах о нём писали заметки, всячески пытались на него воздействовать. Бабушка рассказывала, что, когда с ней беседовали в школе по этому поводу, она в ответ сказала: «Я наоборот очень рада и счастлива тому, что мой сын является верующим человеком».

В прошлогоднем выпуске «Ведомостей Тульской митрополии» была опубликована статья моего сына, иерея Петра Резухина, которую он посвятил моему папе и своему дедушке в связи со столетием его рождения. В статье на основе воспоминаний отца Алексия изложены основные вехи и события его жизни. Но я хочу особенно отметить, что папа был свидетелем именно самого трудного периода в жизни Церкви. Он был иподиаконом у вологодских архиереев с 1930 по 1938 годы. Вы представляете, что это такое? И все свои впечатления, воспоминания детские он потом описал. Эти мемуары изданы отдельной книгой Вологодской епархией. Наверное, вологодской земле были интересны эти свидетельства. Папа иподиаконствовал, держал чиновник, посох, примикирий у архиереев, пострадавших в годы гонений. Это Аполлос (Ржаницын)[1], Венедикт (Плотников)[2], Стефан (Знамировский)[3] и иные. Довелось ему общаться и с протоиереем Константином Богословским[4], впоследствии канонизированным.

Один из запоминающихся моментов в мемуарах отца Алексия связан с его детским желанием участвовать в архиерейских службах и с тем, какую роль в исполнении этой мечты сыграл уважаемый вологодский священник, будущий священномученик Николай Замараев[5]. Как-то вместе с мамой Алексей пришёл в храм, стал прикладываться в иконе Божией Матери «Скоропослушница», и в этот момент кто-то коснулся его плеча и спросил: «Мальчик, а ты хочешь держать жезл?» Папа сказал: «Да конечно». И тогда он, мальчик, был введён в алтарь. Ему пошили стихарь и благословили участвовать в архиерейских службах. А человек, который ввёл папу в алтарь, был протоиерей Николай Замураев. Он, как и многие священники в то время, пострадал во время репрессий, был неправедно осуждён, отправлен в лагерь, где и скончался. Впоследствии отец Николай был прославлен Русской Церковью в лике новомучеников и исповедников. Воспоминания отца Алексия, конечно, очень ценны. Когда читаешь жития новомучеников, например, архиепископа Стефана (Знамировского) или же протоирея Николая Замураева, то в них есть большие отрывки из воспоминаний папы. Так и написано: «По свидетельству протоиерея Алексия Резухина». То есть работа, сделанная папой, использовалась при составлении житий святых.

Затем папа окончил школу как раз в преддверии Великой Отечественной войны. Был призван в Красную армию, был участником войны, но вскоре в связи с заболеванием сердца был демобилизован. Господь сохранил ему жизнь таким образом. Потом в военное время работал на светской должности в областном торговом отделе города Вологды. Но он всегда имел страстное желание быть священником. И в 1945 году поступает в Богословский институт, который заканчивает в 1947 году. Это был самый первый выпуск, которой тогда курировал Святейший Патриарх Алексей I (Симанский).

Первый приход папы находился в городе Зарайске. Он был назначен настоятелем Благовещенского храма. Жизнь была сложная у него. Время тогда вообще было тяжёлое. А в 1950-х годах он начинал служить в Туле во Всехсвятском кафедральном соборе. Сколько я себя помню, с самого детства мы, дети, всегда ходили в храм. Естественно, папа – священник, мама – верующий человек. Особенно мы, с братом-погодкой Алексеем, который сейчас тоже священник Тульской епархии, обязательно бывали на всех праздниках. А поскольку папа служил в кафедральном соборе, то и службы в нём были архиерейские. И я прекрасно помню жизнь собора с 1970 года, когда мне было 5 лет.

Помню, как приехал на Тульскую кафедру владыка Ювеналий (Поярков)[6], тогда молодой ещё совсем епископ, как его встречали. С появлением владыки жизнь поменялась в соборе. Постепенно владыкой был сформирован определенный штат духовенства, в который тогда входили: протоиерей Анатолий Родионов[7], настоятель, отец Владимир Беляев[8], позднее ставший епископом, мой папа, протоиерей Алексий Резухин, протоиерей Лев Махно[9], протоиерей Михаил Ордин[10], протоиерей Анатолий Маслов, отец Александр Путилин[11], который перед смертью стал иеромонахом, и протоиерей Алексий Соловьёв. Некоторое время во Всехсвятском соборе служил иеромонах Николай (Шкрумко)[12], впоследствии – настоятель Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, а затем он был возведён в сан митрополита. Помню также протодиакона Константина Арбузова[13], протодиакона Никодима Миронюка. Чуть позднее, примерно к середине срока правления владыки Ювеналия, в штат вошли протодиакон Вячеслав Чернышёв, иеродиакон Пантелеимон (Якименко)[14], и был диакон Валерий, фамилию его, к сожалению, сейчас вспомнить не могу. Духовенство дополняло друг друга, все священнослужители имели образование, все обладали певческими голосами, умели красиво служить и проповедовать. Разумеется, папа для меня всегда являлся примером во всём: в отношении к службе, в отношении к людям. Мы всегда видели в семье пример доброго пастыря, мудрого отца, который честно совершал своё священническое служение в то трудное время.

Позволю себе ещё немного воспоминаний о своём школьном детстве. Естественно, когда мы стали школьниками, то не скрывали, что мы из семьи духовенства. Да и как это можно было скрыть? Все это прекрасно знали! Учился я в 6-й школе, которая находится на улице Жуковского. Там, кстати, учились и дети других тульских священников. Теперь можно сказать открыто, что с первого класса нам уделяли особое внимание. Помню, как-то во время урока открылась дверь, зашла завуч и спросила: «Резухин здесь Серёжа? Пойдём со мной». И мы с ней пошли к директору. В кабинете была директор Гребельская, которая меня стала расспрашивать про то, как я учусь, как у меня вообще дела. Я ей рассказываю всё как есть. Напоминаю, что всё происходило, когда я был первоклассником, то есть семилетним ребёнком. И тут завуч меня спрашивает: «Ты верующий? В Бога-то веришь?» Я ей в ответ: «Да». Она говорит: «Ты видишь солнце, светила какие-то, и вот так, как ты видишь мир, так и Бог есть?» Говорю: «Да, Бог есть». Она вновь спрашивает: «А ты молишься Богу?» Естественно, я с детской прямотой – в детском саду я не был, мы дома воспитывались – отвечаю: «Конечно!» – «Ты и молитвы знаешь?» Говорю: «Да, я молитвы знаю, “Отче наш” могу прочитать». «Что ж, папа тоже тебя этому учит?» – директор уточняет. Я откровенно отвечаю: «Да, и папа меня этому учит, и мама». Она мне говорит: «Я тебе дам литературу, книжки. Ты отнести их папе, пусть он почитает. Завтра зайдёшь». Я прихожу домой и всё рассказываю папе: «Мне сказали, что я завтра вам книжки принесу. Какие-то там дадут, чтобы вы немножко просветились, стали по-другому себя как-то ощущать». Папа написал директору письмо, велел ей передать. Письмо, как я потом узнал, примерно такого содержания: «Я такой-то, такой-то, гражданин нашей страны и, согласно конституции, имею право давать ребёнку воспитание верующего человека. Поэтому прошу Вас, госпожа такая-то, не надо больше к моему сыну обращаться с подобными просьбами и никаких книг ему не давайте». Письмо я отдал, директор его прочитала, и я ушёл. Нужно сказать, что на какое-то время наступало спокойствие. А потом опять всё начиналось. Приглашали, начинали разговаривать, потом обычно ребята какие-то подходили, начинали всячески шутить, как им казалось, на эту тему… Потом, в первом классе, пришло время вступать в октябрята. Очень интересно всё это проходило. Как принято было в то время, вывели весь класс на линейку, построили. Старшие ребята пристегнули нам значки октябрятские: всё, вы теперь октябрята! (Кстати, пионером я тоже был, а вот комсомольцем – нет). Учительница у нас была Наталия Григорьевна Русанова, которая потом, как я узнал, тайно крестила свою внучку. Очень хорошим была она человеком, хотя и достаточно требовательная, порой жёсткая, потому что любила порядок. Она и нам говорит: «Придёте домой, ребята, и скажите: ”Дорогие родители, у меня сегодня самый счастливый день в жизни, я стал октябрёнком-ленинцем!” И покажите этот значок». И вот я прихожу домой со значком, который мы называли «октябрёнский», с заготовленной речью: «Папа, мама, вы знаете, у меня сегодня счастливый день в жизни, я стал октябрёнком». Дома, конечно, тишина, молчание. Надо отдать дань мудрости моих родителей, мудрости великой, они никак не прореагировали на это дело, как будто ничего не произошло. Они не сказали, хорошо это или плохо. Всё было ровно, и никакой реакции не последовало. Ведь я мог в школе как-то проявить, показать их отношение к произошедшему. Они немножко жалели меня. Так шла нашла жизнь, но постепенно начали повторяться вызовы в кабинет директора. Разумеется, для меня, тогда ещё совсем ребёнка, это была травма. Очень хорошо помню волнения и переживания, когда за тобой приходят. Сейчас будет смотреть весь класс: «Ох, Резухина повели опять». Знаешь, какая будет реакция ребят, когда вернёшься в класс: многие начинали креститься. Это же делалось для того, чтобы показать всему миру: надо тёмного мальчика сделать светлым. Однажды папа мне говорит: «Ну что ж, тогда я обращусь с просьбой к владыке Ювеналию». А владыка тогда действительно, имел силу и авторитет, и все эти вызовы прекратились всё успокоилось.

А кроме Вас в классе, возможно, в школе были среди ровесников, друзей верующие?

Тогда об этом вообще никто не говорил, просто не принято было, царил атеизм. Тогда, если крест нательный видели на тебе, начинали смеяться, хохотать. Когда мы даже проходили медкомиссию, перед определением в первый класс, разумеется, крестик был на мне. Помню, врач говорил маме: «Зачем Вы надеваете мальчику крест, что Вы делаете? Зачем Вы ребёнка уродуете?» А мама ему говорила: «Нет! Он будет носить крест, мы семья верующая». Мы были как белые вороны тогда в 1970-е годы. О чём тут говорить?

Если говорить о верующих в окружении, то это опять же люди из соборного духовенства. И об одном замечательном человеке хочется рассказать подробно. Это архимандрит Макарий (Кобяков)[15]. Я его хорошо знал, его сестру, Серафиму, когда служил в Успенском соборе Богородицка, она часто туда приходила. Она была моложе отца Макария, но внешне очень на него похожа. Происходили одни из богородицких купцов. До сих пор фамилия Кобяковых присутствует в Богородицке. Один из интересных представителей их рода был богородицкий художник Пётр Андреевич Кобяков[16], которого уже тоже нет в живых. Так он всё говорил: «У нас и монашки в роду есть, и отец Макарий». А я всегда отвечал: «Так я с детства знаю отца Макария». Правда помню я его, когда он уже был за штатом, произошло это при владыке Ювеналии. Отец Макарий приходил в собор в воскресные и праздничные дни. Кстати, ходил он всегда в подряснике, никогда не надевал светской одежды принципиально. Летом обычно надевал светлый, серенький подрясник, зимой – чёрный. Никаких других не признавал. Говорил, что монахам полагается одежды только белого и чёрного цветов. И никогда он не ходил по городу только в одном подряснике. Летом обычно сверху надевал не рясу, а плащ и обязательно либо шляпу, либо скуфью. Зимой – пальто и меховую скуфью самосшитую. Всегда, в любое время года, у отца Макария была опрятная обувь, вычищенные ботинки, как правило, чёрные. Волосы на службе он распускал, на улицу всегда выходил с убранными. Борода была у него такая солидная. Отец Макарий 21 год провёл в заточении: 16 лет в лагере и 5 лет в поселении, в ссылке. Но при этом остался духовно крепким, такой несгибаемый был. И естественно, мы к нему ходили в гости. К нам, детям, отец Макарий всегда относился очень приветливо. Жил он на улице Жуковского, занимал половину дома. С ним там же проживал отец Пантелеимон (Якименко)[17], его келейник, тогда иеродиакон. У них было по комнатке и общая комната.

Довольно часто я вспоминаю наши визиты. А один мне запомнился очень сильно, мне тогда было, может, лет пять или шесть. Пришли мы с братом Алексеем и сестрой Машей на праздник Рождества Христова. Не в первый день, а во второй или в третий. Он свой дом готовил к празднику, убирал. Видно, помогал ему отец Пантелеимон, он был рукодельный. В комнате стояла ёлка с игрушками. Кроме того, стену украшал прикреплённый белый плакат с надписью: «С Рождеством Христовым!» Стол был покрыт белой скатертью, и на этой скатерти лежали конфеты и всякая вкусная самодельная выпечка: печенья, ватрушки, пирожки. Мы, как и положено, прославили Христа. А потом состоялась беседа с отцом Макарием. Он спросил у брата Алексея: «А ты кем хочешь быть?» Тот в ответ: «Я хочу быть трактористом». Почему он так сказал, я не знаю. Наверное, машины ему нравились, ездить на них, помогать, убирать. Спросил отец Макарий и сестру Машу, кем она хочет быть. Она говорит: «Хочу быть портнихой, чтобы шить». И меня спросил, а я говорю: «А я хочу быть священником и, может быть, даже архиереем – это моя мечта». Разумеется, нас пригласили к столу пить чай, а заодно и ещё пообщаться. И вот мы уже собираемся уходить, а отец Макарий приносит три конверта. Один Маше, написано: «На платье». Другой – Алексею: «На запчасти». Третий конверт «На облачение» – мне. Пришли мы домой, ну естественно, вскрыли эти конверты, всё-таки, заслуженное вознаграждение за то, что Христа прославили. Открыла Маша, а в конверте 4 рубля. Открыл Алексей, у него 3 рубля на запчасти. Открыли родители мой конверт, а там было 100 рублей. Представляете? 100 рублей в советское время! Такая вот была оценка отца Макария желания ребёнка в то советское время стать священнослужителем. Да, святой был человек отец Макарий во всех отношениях и удивительный. Мы с ним часто встречались на улице Жуковского, когда я шёл в школу или из школы. Его довольно часто было видно даже из школьных окон. Как только его замечали, все устраивались на подоконнике и смотрели, как идёт какое-то «чучело». Идёт, значит, с бородой, в подряснике и везёт за собой сумку-тележку на колёсиках, громыхает по асфальту. Он ходил за покупками на базар на улице Каминского, потом возвращался.

А иногда мы с ним встречались лицом к лицу. Я уже тогда пионером был, носил галстук пионерский, а кончики вставлял в карман. Но всё равно шишка от узла была заметна. Вот мы с ребятами по дороге разговариваем, играем, шумные все, а навстречу отец Макарий идёт. И всегда внутри было борение: подойти или не подойти. Вот, сейчас подойдёшь и начнётся у мальчишек: «Пошёл к попу своему», начнут креститься, «Господи, помилуй» орать. Да, советские люди хорошие были, но были ущербные моментами. Скажу честно, находил силы, отделялся, подходил со словами: «Батюшка, здравствуйте, благословите». Он всегда пальцем указывал на галстук и спрашивал: «А у тебя здесь что такое?» Я честно признавался: «Галстук». Он говорил мне: «Ну ладно, иди, иди». И потом, когда встречал папу в храме, рассказывал: «Видел твоего. Подошёл!» Вот какая оценка была, потому что он прекрасно понимал, чего это стоит.

Спасибо большое, отец Сергий. Очень полный, комплексный рассказ про Ваши детство и юность. Как становится понятно, Вы от рождения воспитывались в православной вере, и уже в детстве у Вас зародилось желание стать священнослужителем. Как Вы прошли путь к священству? Каков был Ваш духовный опыт?

Я всегда хотел быть священником. С самого раннего детства. Я помню, как владыка Ювеналий, когда мы подходили к нему под благословение, говорил: «Серёжа! Не женись, будь монахом». Кстати, о владыке Ювеналие по своим детским впечатлением, могу несколько моментов вспомнить интересных. Например, как мы ходили к ему славить Христа Богомладенца. Раньше ведь не было ёлок в советское время. Мы с братом, дети духовенства, ходили славить Христа, естественно, по тем семьям, которые нас ждали. В основном это были верующие люди и духовенство. И вот как-то ходили мы, ходили, ходили, и вдруг я думаю: «А что бы не зайти к владыке Ювеналию?» Ну а вдруг не пустят? И что, что не пустят? Мы пойдём! И вот мы с братом постучались. Вышел отец Анатолий Родионов: «Что пришли?» Говорим: «Пришли Христа прославить». – «А, ну ладно, заходите». Пауза небольшая, и потом нас заводят к владыке Ювеналию, ещё совсем молодому епископу. Мы зашли в валенках, сняли калоши. И он сказал: «Ну что ж, пойте, славьте». После того, как мы спели, владыка Ювеналий достал из пакета коробку конфет и сказал: «Это тебе за смелость». И со следующего года в Тульской епархии стали проводить ёлки для духовенства. Так что это было некое первопроходство.

И, возвращаясь к вопросу. Наверно, добрые моменты общения с такими замечательными людьми вызвали у меня желание стать священником. Школу я заканчивал уже в Богородицке. В 1978 году папа был переведён туда из Тулы и назначен настоятелем Успенского храма. После школы я поступил в мединститут в городе Калинин, сейчас Тверь. Закончив мединститут, три года работал по своей специальности стоматологом.

Как раз наступили 1990-е годы. Церковь начала возрождаться, возникла потребность в духовенстве. В это время Тульскую епархию возглавил митрополит Серапион (Фадеев)[18]. Много было трудностей, потому что был сильный кадровый голод. У меня-то желание служить было всегда, я уже женился. Хорошо помню, как мы пришли с папой к владыке Серапиону, и он сказал тогда своё решающее слово: «Что же, отец Алексий, давайте рукополагать». На тот момент образование у меня было только медицинское, никакого духовного образования не было. И тем не менее, решили рукополагать. Так первого декабря 1990 года я был рукоположен в день хиротонии нашего владыки, митрополита Тульского и Ефремовского Алексия. А четвёртого декабря, в день Введения во храм Пресвятой Богородицы, был рукоположен во иерея и сразу стал клириком храма Успения Божией Матери города Богородицка. Прослужил там фактически десять лет, из них пять настоятелем. Кроме того, несколько лет совмещал должность настоятеля и секретаря Тульской епархии. Затем поступил заочно в Московскую духовную семинарию, потом в Московскую духовную академию, где трудился мой родной брат, протоиерей Николай Резухин. Он был заведующим кафедрой церковной археологии, помощником ректора по представительской работе, депутатом Загорского городского совета. К сожалению, в 1995 году он погиб. Поэтому я всегда был в семейной обстановке, когда приезжал в академию. Так что духовное образование я получал заочно, а потому что-то особенное, душевное о своей семинарской и академической жизни рассказать не могу. Это были в основном сессии и общение с хорошими людьми.

Большое спасибо. Не осталось ли у Вас воспоминаний с периода 1980-х, 1990-х о положении Русской Православной Церкви, о количестве храмов, о закрытых храмах в Туле, о том, в каком они были состоянии, как их восстанавливали. Это время перехода из советского периода в новую Россию.

Я помню, что в Тульской епархии было 32 храма, если не ошибаюсь. Приходов было совсем немного, четыре из них были в Туле. Когда я стал служить в городе Богородицке, там уже было два храма. Тем не менее, хорошо помню, когда я начинал служить, по воскресным дням крестили по сорок детей, представляете? Вот, какой был духовный подъём в те годы. И венчали по восемь пар сразу. Школы были воскресные переполнены. Всё это было. Люди старались как-то, может быть, восполнить то, что было утрачено. Но, конечно, потом были и разводы. Сейчас говорят, что это была дань некоей моде. Ну какая это дань? Ну правда, люди истосковались, им хотелось именно благословение Божие получить на свою жизнь. Но надо было людей не только крестить и венчать, но ещё и просвещать. Как раз на это времени, к сожалению, не всегда хватало. Опять же, потому что духовенства было немного, и все были заняты. Я помню, в Богородицке служил, у нас было четыре священника тогда. И вот утром, особенно в посты, я ещё до службы ходил соборовать. Потом исполняли требы, ехали отпевать, освящать. То есть очень много было в тот период треб, не то, что сейчас. Освящение было тогда очень востребовано. Нас приглашали везде, куда надо и не надо. В школы, больницы. Ходили, выступали, присутствовали на торжественных линейках, сборах…Но опять же, в чём была проблема того периода? Кадры были не подготовлены, к сожалению. Многие священники были без образования и уже потом восполняли его отсутствие. Это я даже по себе чувствую немного. Да, у меня было светское образование, но у меня ещё было хоть воспитание церковное. А часто и такого у людей не было. Поэтому, возникали самые различные ситуации. К такому всплеску церковной жизни, к таком восприятию, мы, как мне кажется, не совсем были готовы.

Спасибо большое за рассказ. Вам как-то запомнилось празднование Тысячелетия Крещения Руси? Как праздновали это событие в Тульской епархии?

Помню, какое богослужение было у нас в Тульской епархии. В то время я ещё был мирянином, работал врачом. Приезжали многие архипастыри. Я могу ошибиться, кто именно был. Возглавлял торжество владыка Максим (Кроха)[19].Тысячелетие Крещения Руси выпало как раз на его эпоху. Разумеется, к событию готовились. Состоялся молебен на улице, у стен Всехсвятского собора. Выносились две иконы: святого равноапостольного князя Владимира и святой равноапостольной княгини Ольги. Кстати, иконы эти сейчас находятся в Казанском храме на Осиновой Горе. Как мне помнится, было собрание епархиального духовенства, потому что папа специально приезжал из Богородицка. Крестный ход был вокруг Всехсвятского собора. Было награждение духовенства. И ещё, по-моему, возлагали цветы и венки у вечного огня. Конечно, для всех верующих людей было неким откровением и радостью, что впервые показали по телевизору концерт, посвящённый Тысячелетию Крещения Руси. И вот помню, с какой радостью на всё это смотрел мой папа, который прошёл все эти сложные времена, помнил 1930-е, помнил арестованных архиереев, репрессированных священников – тех собратьев, с которыми он служил, которые ему рассказывали, открывали некоторые потаённые моменты своей жизни. Очень интересный факт: раньше, и я это очень хорошо помню, священники не говорили, что были в тюрьме или ссылке, называли просто «был на курорте». Я ещё удивлялся: «Господи помилуй, сколько же отец Макарий на курорте просидел? Всё говорит, какой-то курорт, курорт…». Я папе говорил: «Что же ты никуда не ездишь, а они все на каких-то курортах были?» Потом папа мне растолковал: «Курорт – это тюрьма!» Они все на этих «курортах» побывали. Так что папа смотрел концерт, не веря своим глазами, помня всех священников, которые «были на курорте», которые сохранили и несли истинную веру. Смотрел, как пел хор отца Матфея (Мормыля)[20]. И, конечно, просто было ликование от того, что какая-то надежда появилась, что всё-таки вера православная будет процветать, что люди, конечно, обратятся к Богу, и всё-таки храмы будут открываться. Такая вот была надежда!

Отец Сергий, спасибо большое.

Во славу Божию, братцы!

[1] Епископ Аполлос (Ржаницын), (1872 – 1937), епископ Моршанский. Расстрелян вместе с группой моршанского духовенства 21 сентября 1937 года.

[2] Архиепископ Венедикт (Плотников), (1872 – 1937), архиепископ Казанский и Свияжский. Расстрелян в 1937 году в рамках «кулацкой операции» НКВД.

[3] Архиепископ Стефан (Знамировский), (1879 – 1942) с 1933 года епископ (впоследствии архиепископ) Вологодский.  17 октября 1941 года судебной коллегией по уголовным делам Верховного суда Коми АССР приговорён к расстрелу. Приговор был приведён в исполнение 18 марта 1942 года.

[4] Священномученик Константин Богословский, пресвитер (1871 – 1937), митрофорный протоиерей Русской Православной Церкви. Прославлен в лике святых в 2000 году, память совершается 19 сентября по новому стилю.

[5] Священномученик Николай Замараев, пресвитер (1869 – 1937), 19 сентября 1937 года Особой тройкой при УНКВД был приговорён к 10 годам лагерей. 9 декабря 1937 года умер в заключении. 17 июля 2002 года постановлением Священного Синода был причислен к лику новомучеников и исповедников Российских.

[6] Митрополит Ювеналий (Поярков). С 11 июня 1977 по 15 апреля 2021 — митрополит Крутицкий и Коломенский, патриарший наместник Московской епархии. В 1972—2021 годах — постоянный член Священного Синода. Полный кавалер ордена «За заслуги перед Отечеством». 15 апреля 2021 года почислен на покой согласно поданному прошению. Старейший по возрасту и по дате хиротонии архиерей в Русской православной церкви.

[7] Протоиерей Анатолий Родионов, (1927–2000).

[8] Архиепископ Викторин (Беляев), (1903-1990).

[9] Протоиерей Лев Махно, старейший действующий клирик Тульской епархии.

[10] Протоиерей Михаил Ордин (1929-2013), был старейшим клириком Всехсвятского кафедрального собора города Тулы.

[11] Иеромонах Александр (Путилин), (1929-2007).

[12] Митрополит Николай (Шкрумко), (1927-2015).

[13] Протодиакон Константин Арбузов, (1902-1974).

[14] Архимандрит Пантелеимон (Якименко), (1936-2021), духовник Тульской епархии.

[15] Архимандрит Макарий (Кобяков), (1904-1982).

[16] Пётр Андреевич Кобяков (1917-1999), советский и российский художник, педагог, общественный деятель, член Союза художников России (с 1947 года), представитель старинной богородицкой фамилии, упоминающейся ещё в XVIII веке в знаменитых «Записках» А. Т. Болотова.

[17] Архимандрит Пантелеимон (Якименко), (1936-2021), духовник Тульской епархии.

[18] Митрополит Серапион (Фадеев), (1933-1999).

[19] Архиепископ Максим (Кроха), (1928-2002). 

[20] Архимандрит Матфей (Мормыль), (1938-2009), священнослужитель Русской Православной Церкви, регент, церковный композитор, аранжировщик, заслуженный профессор Московской духовной академии, кандидат богословия (1963), член Синодальной богослужебной комиссии.