ФИО: Пасенко Вера Алексеевна

Год рождения: 15.06.1967

Место рождения и возрастания:пос. Красный Кут Антрацитовского района Луганской области, с. Луганской Артемовского района Луганской области, г. Мариуполь Донецкой области

Социальное происхождение: из семьи священника

Образование: регентское отделение при Ленинградской духовной семинарии

Дата записи:16.12.2024

Беседу проводил: архимандрит Силуан (Пасенко), проректор по учебной работе Таврической духовной семинарии.

Родилась я в советское время в семье священника Алексея Чаплюка[1]. Папа закончил Московскую духовную семинарию с отличием и был отправлен на свой первый приход в начале 1970-х годов в посёлок Луганское Артёмовского района Луганской области (тогда она называлась Ворошиловградской). Храм был настоящий, единственный сохранившийся в те времена, типовой. Это была раньше станица «15-я рота», там проживало много благочестивых людей, которые ратовали за сохранение храма и не дали его разрушить. На много окрестных сёл он оставался единственным действующим, и к нему в праздники стекалось много народа. Храм был освящён в честь Покрова Пресвятой Богородицы[2]. Был ещё придел в честь святителя Николая Чудотворца. Остановились мы в очень старом церковном доме, который нам предоставили в распоряжение. И папа прослужил в этом храме восемь первых лет – это был первый его приход.

Сколько Вам было тогда лет?

На тот момент, как мы туда приехали, мне было 3 года. Однако не смотря на такой малый возраст я очень хорошо помню дорогу, как мы ехали в этот храм, первую встречу с ним – до этого приходилось видеть только разрушенные церкви. В том селе, в котором я родилась, храм был разрушен, без купола, на нём прорастали деревья. Но бабушка моя Надежда, благочестивая христианка, невзирая на это, когда мы проходили мимо, останавливалась перед этим растерзанным, очень пострадавшим храмом и всегда крестилась. Бывало, соседи насмехались над моей бабушкой, в 1970-е годы процветало безбожие. Бабушка была тогда относительно молодая, ей было около пятидесяти лет, но она всегда останавливалась перед разрушенным храмом и крестилась.

А что случилось с дедушкой?

Дедушка во время Отечественной войны пропал без вести.  Бабушка подавала очень много запросов. Он был сначала в партизанах, потом его отправили на фронт, и он пропал без вести. Она его ждала всю жизнь, так и не дождалась. Больше замуж не выходила.

Так вот, приехали мы на этот приход. Нас встретили очень благочестивые люди, староста с супругой – Сергей Павлович и Христина Моисеевна. Мы приехали с очень маленькими пожитками – были очень бедные – совершенно без мебели, посуды. Ничего не было, кроме детских вещей. Нас всем снабдили на месте, и отец стал служить в этом храме. Храм был неотапливаемый. А это Донбасс, Луганская область – зимы там были крепкими. Бывало такое, что зимой стены храма замерзали, покрывались инеем – до такой степени было холодно. Конечно, папа систематически, хронически болел – у него постоянно был кашель, простуды, ангины. Но приходилось терпеть. Из-за своего состояния здоровья и из-за отсутствия отопления в храме (а в советское время даже камень, кирпич нельзя было положить без разрешения администрации, а об отоплении храма и речи не могло быть, никто бы не разрешил), папа, прослужив там восемь лет, перебрался на другой приход.

Там же, в Луганском, я пошла в школу. До революции это была местная церковно-приходская школа, раньше она находилась в общей ограде с церковью. Там, рядом с храмом, сделали восьмилетнюю школу. В нашей семье родилось пятеро детей, я была старшей, поэтому приходилось в полной мере как первопроходцу испытывать на себе силу гонений тех времён.

Помнится, как в первом классе всех посвящали в октябрята. Папа, конечно, был против этого. Когда классная руководительница вызывала в школу родителей и спрашивала: «Почему вы отказываетесь, чтобы ваша дочь стала октябрёнком?», папа отвечал так: «Как я понимаю, октябрята, пионеры, комсомольцы – это атеисты, правильно? Они не верят в Бога?» Учительница отвечала: «Конечно, это действительно так». Папа продолжал: «А можно ли Вере носить крестик, а сверху значок октябрёнка?» Учительница отвечала: «Нет. Крестик пусть носит дома, а в школе нельзя носить, только значок». Тогда папа говорил: «Она православная, она не снимет крестик. Значит, крестик и звёздочка не совместим, потому что крестик – исповедание веры, а звёздочка – исповедание атеизма. Правильно?» Учительница: «Правильно, не совместимы». Папа: «Тогда она не сможет быть октябрёнком, потому что не может отказаться от своей веры». Вот так он отвечал на подобные вопросы: вы исповедуете атеизм, мы – Православие. Совместить эти два понятия невозможно.

Конечно, были учителя, которые ко мне хорошо относились, но в начальной школе классный руководитель – она прожила очень долгую жизнь, умерла буквально в прошлом году, – была закоренелым молодым атеистом.

Училась я отлично, единственная в классе каждый год получала похвальную грамоту. Поэтому было непонятно, как такое возможно: отличница и не октябрёнок. Помнится, у нас были такие занятия, которые назывались урок внеклассного чтения, они проходили раз в неделю. Учительница подбирала на собственное усмотрение какую-то тему. К моему удивлению, как-то так совпадало – всегда, когда я не болела и была на уроке, темой внеклассного чтения было что-то атеистическое.

Был такой потрясающий случай, который запомнился на всю жизнь. До сих пор до мельчайших подробностей помню. Это было после Крещения. На Богоявление в станице была прекрасная традиция, которая свято блюлась, несмотря на атеистическое безбожное время: ставить во дворе храма вырезанное изо льда изображение креста. Близлежащая речка Лугань к 19 января хорошо замерзала. Мужчины, а это была солдатская станица, было много воинов, прошедших войну, состоявших даже в церковном совете, шли на речку, вырезали крест, везли на санях к храму и устанавливали в церковном дворе. Было интересно наблюдать, как в канун Крещения они аккуратно и трепетно поднимали тяжёлый ледяной крест, чтобы не отломался никакой кусочек, устанавливали перед церковью. Он стоял всё время, пока не растаивал – никто к нему не прикасался. Бывало, что он растаивал только в марте, в Великом посту. На Богоявление к храму с округи стекалось очень много народа. В основном это были бабушки, которые уже не боялись приходить в храм, они не работали уже, были пенсионерами. Молодёжь приходила в другое время, в тёмное время, если нужно было покрестить ребёнка или ещё что-то.

Разумеется, из окон школы учителя всё это наблюдали. Как раз окна моего класса выходили во двор храма. И вот как-то после Крещения наша учительница собрала всех на урок внеклассного чтения. Помню даже, как я сидела, скучала, хотелось скорее к друзьям, на горку. Заливали горку мои соседи, и я думала: «Скорее бы закончилось это внеклассное чтение!» Я очень не любила этот урок из-за атеистической пропаганды. Пришла учительница и начала читать рассказ. Наверное, подобные рассказы читались во многих школах в советское время. У одного мальчика, который не верил в Бога, заболела бабушка. Она была очень набожная. И хоть мальчику это не нравилось, бабушку он сильно любил. Она попросила его во время болезни сходить в церковь за святой водой. Ради уважения мальчик согласился, но идти было далеко и лень, поэтому ему пришла мысль набрать обычной воды из колодца. Он подумал: «Она ничем не отличается, а бабушка всё равно не поймёт». Он так и сделал, набрал в колодце воды, принёс бабушке. Бабушка его поблагодарила, попросила сразу налить и стала пить эту водичку. Через несколько дней она его подзывает и говорит: «Внучок, я так благодарю тебя, сразу мне полегчало, я пошла на выздоровление». Внучок подумал тогда: «Ну и где Бог есть, если даже простая вода из колодца смогла исцелить мою бабушку? А священники обманывают людей, это обычная вода, водопроводная или из колодца, никакой святости нет». – «И у нас, вот видите, ребята, есть рядом храм, и наш поп, – тогда не называли священника батюшкой, – освятил воду, приходят туда люди, где их стареньких и необразованных обманывают. На самом деле, это не какая-то святая вода, это вода с обычного колодца». И тут же говорит: «Вот и у нас есть девочка, вы её все знаете, поповская дочка, которая верит в эти сказки. Вера, встань». Я встала. Учительница спрашивает: «Ты же веришь в эти сказки? Носишь крестик?» На что я ответила: «Это не сказки, я верю в это». Она тогда сказала: «Вот верь дома. Носи крестик дома и верь дома. А в школу приходи, будь добра, без крестика». Дети замолчали, все тихо сидят и смотрят, конечно, все, даже мои друзья и подруги боялись заступиться, что-то сказать. Был у нас в классе мальчик на вид очень большой, крупный, все считали его второгодником, он сидел на последней парте, его звали Лёня. Видимо, в силу своего воспитания он очень плохо относился ко мне, старался задеть, толкнуть, ударить. Когда на велосипеде катался, останавливался и бросал камни в нас с братом и сёстрами. И учительница, видимо, это зная, говорит: «Лёня, ты завтра на дверях стой в классе, проверишь: если Вера придёт с крестиком – ты её в класс на уроки не пускай». Он сказал: «Хорошо». На этом как-то урок закончился, все пошли домой.

Когда я вышла за ворота, то об этом совершенно забыла. Уже было столько уроков подобных, что я старалась отвлекаться от этого и не зацикливаться. Выскочила на улицу и побежала на горку кататься, потом делать уроки – ни папе, ни маме ничего не сказала – я совершенно забыла этот случай. На следующий день я встаю, одеваюсь, понятное дело, что с крестиком прихожу в школу. А у нас была такая система: сдаёшь верхнюю одежду в гардероб школьный и, чтобы дети не сбегали, не прогуливали, пальто отдавали только после уроков. Знали, у кого когда заканчиваются уроки и только тогда отдавали. Вот я сдала пальто, иду в класс. Только когда я уже подошла к классу и увидела Лёню, огромного и могучего на дверях, я вспомнила вчерашний урок. Но продолжила идти. Он говорит: «Верка, это ты? Ты в кресте?» –  Было видно, что на мне крест. Лёня увидел и хотел пальцем поддеть крест, я его оттолкнула. Он из-за этого выхватил у меня портфель, с размаху закинул его в класс и говорит: «А ты иди домой и снимай крест. Потом придёшь». Дети, которые шли – никто не заступился, хотя были мои друзья, подруги. Боялись рты открыть, такая была система, хотя они очень хорошо ко мне относились за воротами школы, дружили. Действительно, были дети из хороших семей, не обзывались. Но боялись заступиться. Все пошли в класс, учителя были в учительской, никого не было в коридоре. Я тогда развернулась, и мне стало так обидно – не из-за Лёньки этого, а из-за молчания ребят, которые не заступились за меня – что я расплакалась и пошла домой. Надо сказать, что папа всегда покупал мандарины, шоколадки, и я всегда делилась. Даже учителя об этом говорили, когда я приходила в школу, я всё раздавала. Они всё это знали, но боялись заступиться. И вот я заскакиваю в раздевалку, хотела забрать пальто. Со слезами на глазах прошу: «Дайте мне пальто, мне надо пойти домой». На это никто не обратил внимания, дежурным был ученик старшего класса. И я тогда раздетая, в одном школьном платье пошла домой без портфеля, без одежды. Были крещенские морозы, мама говорила, было минус 15-20 градусов. Шла и плакала: «За что? Ведь я училась отлично, никого не обижала, со всеми дружила, поведения не нарушала, почему ко мне такое отношение?»

Я пришла домой, это были уже будние дни после Крещения, и папа оказался дома. Он как увидел меня в слезах и замёрзшую, поменялся в лице: «Вера, дорогая, что с тобой?» –  И обнимает меня, – «Ты почему плачешь? А ну-ка садись! Что такое?» И я ему взахлёб начинаю рассказывать вчерашний урок. А он мне: «Так почему же ты мне вчера не сказала? Я б уже сегодня в школу пошёл». А я говорю: «Я забыла, я просто забыла». Тогда он сказал: «Переодевайся», одел меня тепло, завязал на мне пуховой платок, дал чай. Потом говорит: «А портфель твой и пальто в школе?» Я отвечаю: «Сейчас пойду, заберу». Он сказал: «Нет, никуда не ходи. Не нужно ни пальто, ни портфеля». Я говорю: «Как? Мне же надо уроки делать!» Он говорит: «Нет, ты завтра в школу не пойдёшь. Остаёшься дома». Я спрашиваю: «А если не принесут портфель и пальто?» Он говорит: «Ни завтра, ни послезавтра не пойдёшь. Вообще не пойдёшь». Я, конечно, была в шоке: как это в школу не ходить? Я была ответственной уже с детства, мне казалось немыслимым не ходить в школу. Боялась, что оставят на второй год, была в советское время такая практика. Проходит следующий день – меня в школе нет. Наступает ещё день.

Мама пошла утром в магазин, видит – возле школы стоит мой класс, идёт урок физкультуры. Учительница увидела маму, бросает детей, бежит к ней и спрашивает: «А что случилось? Почему Вера не пришла в школу? Оставила портфель, пальто». Говорила так, будто ничего не знает. А мама была оскорблена и ответила: «Вы всё знаете, почему. Вера больше в школу не придёт». Развернулась и пошла, а учительница оторопела, она не думала, что такое будет, надеялась, что испугает, снимет крестик, куда этот поп денется? Тем более, вся система поддерживала атеизм. К вечеру после уроков стучатся. Приходит классный руководитель Галина Григорьевна и парторг школы. В то время во всех школах были парторги, которые отвечали за комсомольско-пионерско-октябрятское движение. Обычно это был преподаватель-коммунист. Вот они вдвоём приходят: «Мы хотели бы поговорить с Алексеем Семёновичем!» Мама провела их в отцовский кабинет, они там закрылись. И потом через час вышли. Туда шли с гордо поднятыми головами, назад выходят уже поникшие, в расстроенных чувствах, извинились перед мамой. Спросили, можно ли увидеть мою комнату. Папа разрешил. Они вошли, увидели мою детскую библиотеку. А мне, надо сказать, покупали все детские книги, которые только поступали в печать, за единственным исключением: книги про Ленина, комсомольцев, октябрят были под запретом. Всё остальное, что я хотела, покупали. Мимо книжных магазинов мы не проходили. Сказки народные, Чуковский, всё, что только было в советское время, всё у меня было. Они когда увидели, сказали: «Это единственная девочка в школе, которая имеет такую богатую библиотеку. Мы теперь понимаем, почему она так хорошо учится. Вера, обязательно завтра в школу приходи». Они думали, что у поповских детей ничего быть не может, что я просто сообразительная такая, хитренькая, толковая. Тогда же принесли моё пальто и портфель в полном порядке. На следующий день я приготовилась, пришла в школу. Учительница вызвала этого Лёню на центр класса: «Извинись перед Верой, что ты так поступил. Я разве тебе так говорила?» Как будто она не при чём. Передо мной сама учительница не извинялась, только перед моими родителями. Вот такой был случай.

Как же отец их урезонил и утихомирил? Оказывается, когда они пришли к нему с претензиями и начали ему выговаривать: «Что Вы себе позволяете? Что это за демарши такие? Вы что хотите, чтобы Ваша дочь была необразованная? Вы же не цыгане!» Отец всё это выслушал и сказал: «Вы моего ребёнка в двадцатиградусный мороз отправили домой, отобрали портфель, не отдали пальто. Накануне провели урок, сказали, чтобы её не пускали в школу, ребёнка отправили домой. Она со слезами на глазах прибежала, хорошо, что не заболела в таком состоянии». Показал им статью конституции, которая запрещает притеснять права верующих, папа потом мне её читал, и сказал: «Я об этом случае буду писать Куроедову[3], – тогда он был министром по делам религий. – Даже вплоть до того, что сам поеду в Москву. Я учился в Москве, знаю там все ходы и выходы. Я сам поеду, спрошу, можно ли так поступать с маленьким ребёнком». Они очень испугались.

Конечно, много было и других ситуаций. После этого, конечно, было более-менее спокойно. Даже помню, что нам задавали учить стихи про Ленина. Я сейчас ни одного не знаю, хотя стихи школьные до сих пор помню наизусть, потому что папа всегда проверял у меня уроки полностью. Выучила домашнее задание – проверка. Стих – рассказывай стих. Я говорила: «Папа, мне на завтра задали стишок такой». Папа взглядом окидывал, видел, что это про Ленина, перелистывал страницы, находил стишок про природу, погоду, про снежок. – «Вот этот выучишь». Я говорила: «Папа, как? Она же сказала… Вот в дневнике написано…» – «Ничего страшного». Прихожу в школу, вызывают меня рассказывать стишок, я говорю: «Я выучила другой стишок, потому что мне папа сказал». Учительница уже ничего не говорила. – «Хорошо, рассказывай». Вот так папа тогда поставил на место зарвавшихся учителей. Было, конечно, очень много происшествий, но вот это врезалось мне основательно в память. Учительница моя очень долго жила, всегда меня помнила. Не знаю, раскаялась ли она наконец, но хочется в это верить.

А где Ваш отец учился? Как он учился? Рассказывал ли он про семинарию и своё поступление?

Папа с детства был очень верующим человеком, вырос в верующей семье. Всегда ходил в храм, хотя храм был разорён в селе, где он вырос. Моя бабушка всегда возила его в город Красный Луч. Там в те времена служил протоиерей Евгений Истомин (впоследствии – мой крёстный), который приучал его петь и читать на клиросе, он выучил церковнославянский язык. Так было вплоть до того момента, как он учился в горном училище после школы восьмилетки. Это был Донбасс, шахтёрские места, там в основном все были шахтёры. Папа учился всегда очень хорошо, собирался поступать в горный институт: у него и память хорошая, и тяга к знаниям всегда была. Кстати, он тоже любил книги читать. Когда папа закончил училище, в первый раз поехал в Москву и в Троице-Сергиеву лавру. Он увидел эту красоту и благолепие, ему тогда было 17 лет. Впервые увидел семинаристов, тогда у него возникла мысль поступить в семинарию. Когда вернулся обратно, спросил у отца Евгения Истомина, может ли он поступить в семинарию. – «Конечно, – ответил отец Евгений, – ты же из благочестивой верующей семьи. Зачем тебе этот горный институт? Я знаю твою семью хорошо, ты ходишь в храм давно, я тебе дам рекомендацию». И папа загорелся этим желанием, но продолжал работать. Он закончил горное училище и пока готовился поступать, пошёл работать. Так как он рос с одной мамой, папы не было, он вынужден был подрабатывать. Они тогда строили дом, и нужны были деньги. Кто им поможет? Больше никого не было. Бабушка по слабости уже не могла работать, он работал, кормил бабушку и строил дом. И когда уже этот домик был построен, тогда он возобновил свою мечту поступать в семинарию.

Надо сказать, что от армии у него была отсрочка по здоровью. Когда он работал, у него была очень тяжёлая травма и клиническая смерть: две вагонетки ехали в шахте, и он оказался между ними. Его сдавило так, что была остановка сердца и клиническая смерть. Бабушка тогда побежала к тому поруганному закрытому храму в их селе, упала на колени, молилась и плакала под его стенами. И он пришёл в себя. После этого трагического случая, конечно, армия для него была закрыта. Он, зная, что в армию не пойдёт, подал документы на поступление в семинарию. На тот момент он уже целенаправленно готовил себя к поступлению в семинарию, ездил по святым местам. Так познакомился с мамой в Почаеве[4]. Мама моя родом из Почаева, она всю жизнь жила в Почаеве, воспитана была монахами. Её мама умерла, когда она была совсем маленькой, и она всю жизнь была при Почаевском монастыре[5]. Там они познакомились, и их благословил на брак иеромонах Иосиф (впоследствии преподобный Амфилохий[6]). Они поженились, и в этом же году папа собирался поступить в семинарию. Родилась я, и он сразу поступил без затруднений, он был очень хорошо подготовлен. Приезжает очень счастливый, готовился выезжать на учёбу. И через какое-то время приходит повестка в военкомат. Оказывается, на область пришла бумага: от вас поступает в семинарию молодой человек. Тогда это было трагедией для района, нонсенс, трагедией для села, горного училища, шахты. Позорище. Тем более, хороший ученик, способный. Его призывают в армию. Отец показывает бумаги, говорит: «С моим случаем с клинической смертью какая армия? У меня давно отсрочка!» – «Нет, пересмотр будет, прошли годы, надо проверить Ваше здоровье». Папа пришёл домой очень расстроенный. В тот же день собирается, садится на поезд и едет к отцу Серафиму (Тяпочкину)[7] в село Ракитное Харьковской области. Приезжает к нему, спрашивает, что ему делать в такой ситуации. Старец был великим прозорливцем, папа впоследствии неоднократно к нему ездил, будучи священником, много вопросов разрешал. Он заводит его в свою келейку, папа расстроенный говорит: «Батюшка, такая беда у меня, поступил я в семинарию…», а он ему отвечает тут же: «Да вот меня, помню, тоже брали в армию, ничего». Папины слёзы мгновенно остановились. Он говорит: «Вот и меня берут». – «Ну ничего, – говорит, – семинария никуда не денется, иди в армию». Отец говорит: «Как же, меня же заберут меня в армию на два-три года. А я же никуда не гожусь. Помолитесь за меня!» – «А ты, – говорит, – и в армии послужишь, и в семинарии отучишься, не переживай». Благословил его и сказал, что будет молиться.

Приезжает он назад, думал, что сейчас всё само собой разрешится, пошёл на почту и заказал переговоры с Москвой. Сказал, что такая ситуация, забирают в армию, но, наверное, ненадолго, потому что есть отсрочка. И ему ответили оттуда: «За Вами место сохраняется». Папа уже этому обрадовался. Говорил: «Кто я такой, что за мной место сохраняется?» Мама рассказывала, как она приготовила ему вещмешок, и забрали его в армию. Продержали его там две недели, он покрасил заборы и вернулся обратно исхудавший, но радостный. Говорит: «Всё, отпустили меня, поехал я в семинарию». И уезжает. Отправили его радостные.

Мама рассказывала, что только она успокоилась, как однажды утром ко двору подъезжает «Победа»[8] с товарищами в белых рубашках, при галстуках. Было видно, что с района, в селе так не ходили. Прошли в дом, спрашивают: «Вы жена Алексея Чаплюка?» – «Да». Они говорят: «Вы знаете, у него, может быть, такое временное затмение, но Вы всё-таки, жена, мать. У Вас маленький ребёнок, а потом будут ещё дети. А у вас только две комнаты. И свекровь с вами. Где вы тут будете жить? А он попом будет, отправят куда-то в село. Зачем Вам это надо? Мы с Вами хотим поговорить. Мы предлагаем без экзаменов в горный институт его принять, если только он откажется от учёбы в семинарии. Уже прошло время экзаменов, ну мы без экзаменов зачислим. И квартира Вам сразу в Луганске». В то время стояли годами, по 20 лет люди стояли в очереди на квартиру. А тут предложение такое! Мама послушала, благо, что она была воспитана при Почаевском монастыре, там монахи были строгие, и она отказалась: «Раз уж он поступил, он столько трудов приложил, если он хочет учиться и стать священником, то так оно и будет. Я согласна со своим супругом». – «А можно, – говорят, – посмотреть на ребёнка?». – «Да, проходите». Я лежала в коляске, они подходят, смотрят и спрашивают: «А сколько ей месяцев?» – «Три» – «И что, Вы ей уже и крест нацепили? А не боитесь, что крест задушит ребёнка?» – «Нет, – говорит, – не боюсь. Крест не задушит». Тогда они махнули рукой, один другому говорит: «Тут и разговаривать нечего». И ушли. Вот так отец поступил в семинарию, которую закончил с отличием.

Как отец Ваш там учился?

Отец учился с большим желанием. Он рассказывал, что у него было настолько крепкое желание учиться и радость после таких трудов, которые он претерпел, поступая в семинарию, что он всё досконально записывал. Осталось много конспектов, которые он вёл, всё было исписано мелким почерком. Он всё-всё писал. Не было такого, чтобы он не учил, он все домашние задания тщательно выполнял. Ребята иногда подходили к нему, говорили: «Ну сколько ты будешь учиться? Пошли погуляем, выйдем в город». – «Нет, – говорит. – Я учиться буду».  У него был хороший голос, при прослушивании его сразу взяли в хор отца Матфея (Мормыля)[9], для отца было великой радостью петь в таком замечательном хоре. Потом, когда он приезжал, всегда к отцу Матфею подходил, благодарил его. После окончания семинарии он всегда на день памяти прп. Сергия Радонежского с большой радостью приезжал в свою родную alma mater, общался со своими преподавателями и соучениками. Даже какие-то вопросы разрешать приезжал, потому что в то время не было книг богословских, и молодому священнику на сельском приходе сложно было найти необходимую информацию. Если возникали сложные вопросы у прихожан или по приходским делам, отец их записывал и приезжал к монахам в Почаев, или к отцу Серафиму (Тяпочкину), или в Троице-Сергиеву лавру к отцу Науму (Байбородину)[10], к отцу Кириллу (Павлову)[11], открывал тетрадку, задавал вопросы и ответы записывал. Очень тщательно он ко всему этому подходил.

Отец прослужил 8 лет в Покровском храме посёлка Луганское Артёмовского района Луганской области. Из-за отсутствия отопления в храме отец сильно болел, как только начиналась холодная пора – постоянные простуды, кашель, болезни лёгких. Тогда в нашей семье уже было 5 детей, и болеть было нельзя, надо было всех нас поднимать. И отец тогда поехал в Горловку к отцу Александру Шукалову, секретарю епархии, попросил перевести его на любой более тёплый приход: на старом прослужил 8 лет, детей много, здоровье ухудшилось. Тем более, у него вообще было плохое здоровье после того случая в шахте. И ему пошли навстречу. Отец Александр сказал ему: «Я тебя отправлю не только на тёплый приход, но и на море, будешь летом лечиться». И дал ему направление настоятелем в храм Преображения Господня в Мариуполе, на Черёмушках[12]. И в 1978 году 4 марта мы переехали в Мариуполь. И потом отец до конца дней своих служил там, сначала на этом приходе, потом недолго на приходе посёлка Карловка Волновахского района, остальное время он служил в греческом поселении Сартана[13] (с 1946 по 1992 — Приморское) под Мариуполем в храме Георгия Победоносца.

Вы поменяли несколько школ за время учёбы?

В течение учёбы за 10 лет я поменяла 5 школ. В первой восьмилетней школе я училась три класса, школа была слабоватой, а отец хотел дать мне хорошее образование. После третьего класса родители меня перевели в хорошую десятилетнюю школу на краю села Луганское, но в ней я проучилась недолго, в связи с переводом отца в Мариуполь. Поначалу в Мариуполе у нас не было церковного дома, мы снимали квартиру, и я рядом ходила в школу. Потом была квартира в другом районе, перевели меня в другую школу, затем был ещё один переезд, и я заканчивала уже пятую школу в моей жизни, школу № 30 в Мариуполе.

Проблемы в школе продолжались, потому что я не была ни пионеркой, ни комсомолкой. Закончила я школу очень хорошо, но мне дали удовлетворительный бал по поведению только за то, что я не была комсомолкой, хотя я всё время была старостой класса, училась хорошо. Из нашего класса в семинарию не только я одна поступила, поступил ещё один мальчик, он сейчас служит священником в Москве, в Котельниках. Мы вместе поступили в семинарию. Он ходил к моему отцу, я тогда не понимала, почему Женя Зацепин[14], по-моему, сын врачей, стал ходить в храм, потом к моему отцу на дом. Прихожу домой, смотрю – а что у нас дома одноклассник мой делает?.. Отец давал ему книги, общался с ним, дал ему рекомендацию к поступлению в семинарию. Он закончил Московскую духовную семинарию, служил в Калининграде, а сейчас служит в Котельниках, по-моему, в Никольском храме. После этого нашего директора школы сразу сняли с доски почёта, чему она была явно не рада, потом при встрече с моей мамой она её «поблагодарила»: «Два человека! Из одного класса! Поступили в семинарию!»

А как Вы поступили в духовную семинарию?

Я не хотела поступать в семинарию, цели такой у меня абсолютно не было. Мне всю жизнь, не знаю почему, нравилась профессия фармацевта. Мне настолько нравилась аптека, эти баночки, коробочки, эта блестящая чистота и запах! Я помню, в детстве приходили мы в аптеку, там работала одна знакомая прихожанка, она всегда старалась мне дать витаминку, а я просила дать мне ватку, пропитанную каким-то лекарством, и когда мне её давали, я вдыхала этот запах, мне казалось, что я хочу работать здесь, у меня была мечта, поступить на фармацевта. Я готовилась к этому, по окончании школы посещала при Мариупольском университете курсы по химии, подала документы в фармацевтический институт. Мне пришёл ответ, что я – не комсомолка, и такого уровня учебное заведение даже не примет мои документы: «Сначала вступите в комсомол, а потом подавайте документы». Я очень расстроилась, плакала, столько было положено трудов. Но отец совсем не расстроился, не поддержал меня в моём огорчении. Как сейчас помню, сижу на кухне, рыдаю. Заходит отец с «Журналом Московской Патриархии»[15] с голубой обложкой, положил его передо мной, открыл – на последней странице объявление о наборе в регентский класс. Надо сказать, что у меня не было музыкального образования, потому что мы постоянно переезжали. С пятого класса я пела в хоре, читала по-славянски, имела музыкальный слух, голос. Но у меня не было возможности учиться в музыкальной школе. Я была в шоке: «У меня нет музыкального образования, какой регентский класс?!» Отец сказал: «Собирайся, поедем в Ленинград». Тогда ректором был владыка Мануил (Павлов)[16]. Он сказал, что у меня блестящие данные, но я молодая ещё, поступают с 18 лет, в то время принимали более старших возрастом. Ректор сказал: «Ввиду этой ситуации, что с таким образованием не дали дорогу, нельзя не принять, обидеть человека. Занимайтесь музыкой, готовьтесь». Мы приехали домой, отец сразу нанял самого лучшего педагога по фортепиано, Елену Борисовну, как сейчас помню, и она меня сильно подтянула по сольфеджио и по музыке, а церковнославянский язык я хорошо знала, с пятого класса читала шестопсалмие, пела в хоре, церковная практика у меня хорошая была. И всё, я приехала и поступила. Я была самая молодая на курсе. И сейчас, возвращаясь назад, я этому рада, значит, такие пути Господни были.

Училась я хорошо, мне всё нравилось. Закончила я регентский класс в 1985 году, поступила моя сестра, и так случилось, что мне предложили побыть помощником инспектора, кто-то из них ушёл по болезни. В то же время мне предложили быть регентом в Йыхви, в Эстонии. Я там, кстати, была последние полгода, в Великом посту, руководила хором перед окончанием регентского класса на четвёртом курсе. Но, так как учились уже мои две младшие сестры, я решила остаться. Перед этим я поехала к отцу Иоанну (Крестьянкину)[17] за благословением: как мне поступить, я всё-таки училась на регента, но он меня благословил, сказал, что регентом я всё равно буду. Хотя в Питере было сложновато, все места были заняты. Через некоторое время девочка, которая управляла хором в храме[18] в Коломягах[19], выходила замуж и уезжала. Я стала там регентовать и работать помощником инспектора два года, пока не вышла замуж. Действительно, совпало так, как отец Иоанн (Крестьянкин) благословил. Замуж я вышла тоже по благословению отца Иоанна (Крестьянкина).

Какими были встречи с отцом Иоанном (Крестьянкиным)?

Как подтверждение прозорливости отца Серафима (Тяпочкина) произошло на глазах моего отца, так на личном опыте я могу рассказать и о прозорливости отца Иоанна (Крестьянкина). Первый раз я к нему поехала, заканчивая четвёртый курс регентского отделения, в то время моя младшая сестра уже училась на первом курсе. Наша поездка случилась в пасхальную седмицу, и моя сестра Галина попросилась со мной поехать. Конечно, уже набран был состав тех, кто поедет, мест свободных не было, тем более, отправлялись только выпускники. Я тогда подошла к нашему классному руководителю, попросила. Он сказал, что мест нет, у неё ещё всё впереди. А потом одна девочка, Марина, у неё болели родители, отказалась и уехала к ним. Я опять подхожу и говорю: «Место ведь освободилось, можно?» Он отвечает: «Ну тогда она пускай возьмёт у Марины платье, – у сестры на первом курсе ещё почему-то не было пошито платье, – чтобы все были одинаковые». И вот мы приезжаем как выпускницы, единственный человек среди нас с первого курса – это моя сестра. Тогда была традиция: приезжаем мы в Псково-Печерский монастырь[20] под благословение. Конечно, мы были на службе, по окончании выходим, толпа людей, море народа все идут под благословение. И выстраивают нас друг за дружкой – сейчас выйдет отец Иоанн. Конечно, мы уже все знали о нём, но это была моя первая встреча. Идёт отец Иоанн, классный руководитель наш представил нас батюшке, что это выпускники регентского отделения этого года: «Благословите их, потому что им предстоит сейчас выйти в жизнь, разъехаться по приходам, управлять хором, благословите их на такой подвиг». Отец Иоанн – с улыбкой, прищуренные ласковые глаза, небольшого роста, улыбка излучает искреннюю доброту неподдельную. Мы стали подходить, я сестру поставила вперёд, сама – сзади. Отец Иоанн всех благословляет, подходит моя сестра, складывает руки под благословение, он задерживает её руки в своих руках, как бы не отпускает, смотрит на неё и говорит: «А я вижу, не все здесь выпускницы четвёртого регентского класса!» А с нами были ещё библиотекарь наша и преподаватель катехизиса, Владимир Иосифович Бронский[21], и они сникли, начали оправдываться: «Батюшка, простите, это сестра вот этой Веры, она так просилась приехать, даже платье выпросила, так ей хотелось». Как-то оправдывались, что нехотя, невольно ввели в заблуждение, что все выпускницы. А отец Иоанн увидел, что все замешкались, сестра стоит испуганная, смотрит, он ей так крепко сжал руки и говорит: «Молодец, что приехала!» То есть все увидели свидетельство прозорливости отца Иоанна (Крестьянкина), никто же не видел разницы в возрасте, и он не присматривался, что она была моложе.

Потом я ещё два раза была у него. Второй раз – когда брала благословение быть помощником инспектора и просила управлять хором. Он тогда меня благословил иконочкой мученика Трифона. А последний раз была, когда собиралась выходить замуж, тоже поехала под благословение. Тоже были тогда сомнения, и он сказал, что благословляет меня выходить замуж и никаких других путей мне не благословляет. Вынес мне Казанскую икону Божией Матери, которая нитью прошла по всей нашей жизни – и отца, и моей. На жизни отца она и закончилась – он похоронен в приделе Казанской иконы Божией Матери.

Надо сказать, когда он ещё был семинаристом, их возили по московским храмам. Отец был невысокого роста, а в то время у них был один очень высокий студент, они приехали в Богоявленский собор к Казанской иконе Божией Матери, им рассказали историю иконы, студенты с благоговением подходили к ней. И, если кто знает, там нельзя задеть головой лампады, они достаточно высоко висят, все студенты подходили к иконе, и даже этот высокий семинарист подошёл спокойно. И когда отец мой, невысокого роста, метр семьдесят, подошёл к иконе, лампада перевернулась, и на него вылилось масло. И тогда батюшка, который служил в соборе, старенький, говорит: «Это особая благодать, потому что лампады закреплены хорошо, ты невысокого роста, её никто не поддел, все видели». Тогда все студенты подходили к моему отцу брать масло, и каждый себя помазывал.

После этого был такой случай – отец очень, уже будучи в Мариуполе, тяжело заболел, врачи не могли поставить диагноз, он худел на глазах. Отец распорядился маме, что делать, если он умрёт, и поехал в Москву, чтобы пособороваться у Казанской иконы. Тогда настоятелем собора был его соученик, отец Матфей Стаднюк[22], который сам пособоровал отца у этой иконы, тот причастился. После этого отец стал незаметно выздоравливать.

Дальше со мной был случай, что меня благословляют на замужество Казанской иконой. В конце концов отец приезжает в Херсон, умирает там, и он похоронен у своей любимой Казанской иконы Божией Матери – так Она его провела через всю священническую жизнь: от её начала с семинарии, когда Она его благословила, и теперь сподобила его упокоиться под Её приделом в Херсоне.

Расскажите о том, как Вы сидели за одним столом с будущим Патриархом Алексием.

Это было в Пюхтицах. Я очень любила Пюхтицы (Кюремяэ по-эстонски), тогда свободно можно было поехать в Эстонию в женский монастырь, в то время там была настоятельницей матушка Варвара (Трофимова)[23], которая особо привечала регентш, там много было монахинь с регентского класса, и она нас приглашала потрудиться. Мы старались на каникулах туда поехать, помню, на просфорне трудились, помогали в хорах и часто туда ездили, нам какую-то копеечку давали. И я, даже когда работала помощником инспектора, не оставила эту затею – ездить в Пюхтинский монастырь. Я помню, что приехала туда уже со студентами, и мы сидели за столом с тогда ещё митрополитом Таллинским и Эстонским Алексием (Ридигером)[24], надо сказать, что он меня тогда уже в лицо знал, потому что, когда ещё я училась, я пела в хоре, мы выступали с выездами, в Таллине, в Новгороде мы были, и под благословение к нему подходили поступать в академию. Поэтому в лицо он меня знал, мы тогда сидели за столом напротив. Это был мой самый любимый архиерей. Потому что в детстве, я помню, когда я была совершенно маленькой, папа ездил в Москву в Богоявленский собор, там служил владыка Алексий, он тогда, по-моему, был уже управделами и титул носил Таллиннский, это было в 1970-х годах. Он настолько красиво служил, настолько медленно, такая была красивейшая служба, я, маленький ребёнок, казалось, должна была крутиться, а я подходила к решётке и смотрела, как он служит. И сподобилась потом, когда училась на регентском отделении, сидеть с ним за одним столом. Он разливал суп из супницы половником по тарелочкам, даже сподобилась, что он мне своей рукой наливал суп.

Посещали ли Вы святые места в Ленинграде, связанные с Ксенией Петербуржской, Иоанном Кронштадтским и другими святыми?

Да, я застала ещё то время, когда всё это было в разорённом состоянии полностью. Когда я приехала в Ленинград, я в силу своей молодости (мне было всего 17 лет) ещё не знала о Ксении Петербуржской, тогда она ещё не была канонизирована. Когда мы приехали сдавать экзамены, девочки постарше нам сказали, что надо к Ксении блаженной сходить за благословением, помолиться. Да, конечно, мы поехали. И что я увидела перед собою? Это была часовня, только вершок которой был виден за сплошным дощатым забором вокруг неё. И весь забор был в записках. Там были маленькие дырочки между досками, больших расстояний не было, чтобы рассмотреть, забор был плотным, и было всё утыкано записками, и людей всегда было море, и на дереве было написано, за кого помолиться. Это всё-всё было вокруг этой часовни. Несмотря на то, что советской властью это было не разрешено, забито и закрыто. Уже почитание её было до канонизации очень большим, и я тогда в первый раз туда попала. Когда я уже поступила, мы поехали поблагодарить, я помню такой случай. Мы уже знали, что поступили, и где-то днём поехали после обеда, ближе к вечеру, людей уже было не так много почему-то, то ли погода, то ли что. Мы решили с девочками туда залезть. Ну мы тогда были молодыми! Мы подставили какие-то палки, и я залезла на ту сторону, мне очень хотелось увидеть, что там такое. Я увидела, что это была обшарпанная часовня, вокруг неё был песочек весь в рытвинах. Люди позабирали землю. Я думала, что я одна такая, мы думали, что такой подвиг совершили. Оказывается, не только мы, другие люди перелезали через забор, выгребали песок. Землю не понесёшь, а песочек сухой забирали с собой. Настолько было большое почитание блаженной Ксении. Я многократно на себе испытывала её помощь. Я помню, что, когда я училась, у меня не возникало какой-либо лени, я себе установила через воскресение ездить к блаженной Ксении, и всегда мне было хорошо. Я на протяжении всей учёбы на регентском отделении ездила иногда одна, иногда с девочками, кто соглашался, и для меня это было настолько обычное дело, что не было никакой лености, хотя службы были, хотелось отдохнуть, куда-нибудь пойти, но я вот так ездила. Кстати, канонизация блаженной Ксении при мне была, и через год сын родился в этот же день.

Канонизация Иоанна Кронштадтского[25] тоже при мне была, накануне моего дня рождения, 14 июня. Тогда служил Патриарх Алексий II, он уже стал предстоятелем нашей Церкви. Но когда мы приехали первый раз на Карповку[26], тогда это был разорённый монастырь, я помню, даже есть у меня фотография, где мы залезли на крышу монастыря.

А правда, что мощи отца Иоанна находятся под спудом, потому что в советское время, когда закрыли монастырь, его замуровали? Ходит такое предание, что, поскольку к мощам изнутри доступа нет, снаружи, когда идёшь ко входу в монастырь, там есть окошечко, и люди молились. Там сейчас выгравирован крест, примерно в этом месте находятся мощи.

Да, в этом месте, нам тогда показывали, мы ездили с преподавателями, по-моему, с регентом Ириной Ивановной Ивановой, она сама была петербурженкой, она была намного старше, она знала, показывала нам.

Расскажите о Ваших преподавателях, об отцах Ливерии Воронове и Владимире Сорокине.

Я застала преподавателей старой школы. Один год только я застала Нину Фёдоровну Павлючук[27], помощника инспектора, настоящую петербурженку, можно сказать, из благородных девиц. И ещё был отец Ливерий Воронов[28]. Такие вот преподаватели того старого Питера, той старой закалки. Настолько они были высококультурными, благочестивыми, благообразными, что я сейчас вспоминаю их лица как картинки из прошлого. Я помню, всегда отца Ливерия видела в парке, когда он шёл в семинарию или обратно, мы всегда с ним здоровались, и он каждому, кто с ним здоровался, отвечал. Такой старенький, в очёчках, в каракулевой шапке, белая борода, пальто, широкие брюки, представьте себе, идёт такой дореволюционный то ли священник, то ли статский советник. Слава Богу, что я увидела и застала таких преподавателей! К сожалению, уже мало наших преподавателей в живых осталось. А сейчас ещё жив наш преподаватель по богослужебной практике отец Софроний (Смук)[29]. Столько он нам дал! Это же надо, столько выпусков подряд, каждый день богослужебная практика утром и вечером, и каждый раз он был. Я не помню, чтобы прийти, и его там не было. Он никуда не уходил, мне казалось, что он там живёт. У него всегда было слабое зрение, но он всегда всех знал, он чутко прислушивался ко всем ошибочкам, всем оценки ставил, каждую службу, утро и вечер, раннюю и позднюю был в храме, настолько он к этому трепетно относился. Я не помню, чтобы он когда-нибудь болел.

Когда я поступила, пела в хоре у владыки Ионафана (Елецких)[30], в то время – иеромонаха, он взял нас в праздничный хор. Потом пела в хоре у Ирины Ивановны Ивановой, тоже прекрасный преподаватель церковного пения. Инспектором у нас был отец Георгий Тельпис[31], который следил за порядком. Нам тогда, может, не всё нравилось, хотелось по молодости где-то свободы, но настолько в то время относились к этому строго, не в пример тому, как сейчас, каких-то поблажек у нас не было. Матушка Анна была помощником инспектора, когда я была молодой (оставили меня помощником инспектора), они по-отечески, по-доброму ко мне относились, как к дочке своей. Я помню столько советов добрых, простых от отца Георгия и от матушки Анны Тельпис. И отец Владимир Сорокин[32], ректор в то время, тоже добрый такой, простой, душевный, можно было запросто к нему подойти поговорить, спросить что-то. Отец Николай Гундяев[33] был ректором. Я немножко последовательность забыла. Владыка Мануил (Павлов) [28.12.1984 – 01.03.1986], отец Николай Гундяев [02.03.1986 – 22.06.1987], отец Владимир Сорокин [22.06.1987 – 12.08.1992] – вот эти три ректора при мне были.

Музыкальные преподаватели у нас были тоже очень хорошие, той старой закалки, они дали нам очень много. Помню, по фортепиано была очень хорошая учительница, она умерла уже. По катехизису был очень хороший преподаватель – Владимир Бронский. Игорь Цезаревич Миронович[34] – это особая любовь, преподаватель библейской истории, насколько он трепетно по-доброму к нам относился, он очень любил посещать монастыри, в Пюхтицкий монастырь всегда ездил. Я помню, жил он в регентском классе, мы всегда старались его отблагодарить за доброе отношение к нам и бегали к нему что-то поубирать, полы помыть, он жил один, проведать, когда он болел. Одни только самые прекрасные воспоминания о той старой регентской школе остались. Ольга Ивановна Пономарёва несменная, она и сейчас нас радует, тогда была помощником инспектора, сейчас заведует канцелярией, только добрые, тёплые слова о ней, она и сейчас всех помнит, сколько перед её глазами и на её памяти лиц прошло, сколько судеб, сколько регентш, а она их всех помнит. И сейчас мы всегда её поздравляем с днём рождения, с днём ангела.

[1] Протоиерей Алексий Чаплюк (20.09.1936-06.12.2021) – священнослужитель Украинской Православной Церкви.

[2] Храм Покрова Пресвятой Богородицы был построен в 1898 году на средства жителя села Бурдуна (Левченко) Ивана Евтихиевича.

[3] Владимир Алексеевич Куроедов (14.09.1906 — 14.04.1994) — советский партийный и государственный деятель, председатель Совета по делам религий при Совете Министров СССР с 1965 по 1984 гг.

[4] Почаев — город в Кременецком районе Тернопольской области Украины.

[5] Успенская Почаевская лавра — крупнейший православный монастырь со статусом лавры в Почаеве, Тернопольская область. Согласно преданию, монастырь основали монахи Киево-Печерской лавры, которые бежали от нашествия монголов в 1237-1240 годах.

[6] Преподобный Амфилохий Почаевский (27.11.1984 – 01.01.1971), схиигумен.

[7] Архимандрит Серафим (Тяпочкин) (13.08. 1894 – 19 апреля 1982) — архимандрит Русской православной церкви, настоятель Свято-Николаевского храма в посёлке Ракитное Белгородской области.

[8] ГАЗ-М-20 «Победа» — советский легковой автомобиль, серийно производившийся на Горьковском автомобильном заводе (ГАЗ) в 1946–1958 гг.

[9] Архимандрит Матфей (Мормыль) (05.03.1938-15.09.2009) — священнослужитель Русской Православной Церкви, регент, церковный композитор, аранжировщик, заслуженный профессор Московской духовной академии, кандидат богословия, член Синодальной богослужебной комиссии.

[10] Архимандрит Наум (Байбородин) (19.12.1927-13.10.2017) — священнослужитель Русской Православной Церкви, архимандрит, духовник Троице-Сергиевой лавры.

[11] Архимандрит Кирилл (Павлов) (08. 10. 1919 – 20.02.2017) — архимандрит, духовник Троице-Сергиевой лавры.

[12] Свято-Преображенский храм города Мариуполя был основан в 1973 году.  В 2022 году был полностью разрушен во время военных действий. В 2023 году полностью восстановлен.

[13] Село Сартана было основано в 1780 году греками-румеями. В 1824 году была построена каменная церковь в честь великомученика Георгия.

[14] Иерей Евгений Зацепин (род.1967) служит в храме святителя Николая Мирликийского в Котельниках, Патриаршее подворье – представительство Церкви Чешских Земель и Словакии.

[15] Журнал Московской Патриархии – официальное издание Русской Православной Церкви. Выходит ежемесячно. Начал издаваться с 1931 года.

[16] Митрополит Минуил (Павлов) (26.10.1950 – 07.03.2015), митрополит Петрозаводский и Карельский.

[17] Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) (29.03.1910-05.02.2006), насельник Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря. Один из почитаемых старцев Русской Православной Церкви в конце XX — начале XXI века.

[18] Храм великомученика Димитрия Солунского, настоятель – протоиерей Ипполит Ковальский.

[19] Коломяги – район на севере Санкт-Петербурга.

[20] Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь – один из крупных мужских монастырей, основанный в 1473 году.

[21] Бронский Владимир Иосифович (15.03.1933 – 04.07.1996) – преподаватель Санкт-Петербургской духовной семинарии, кандидат богословия.

[22] Протопресвитер Матфей Стаднюк (22.09.1925 – 06.01.2020) – настоятель Богоявленского кафедрального собора в Елохове, Москва.

[23] Игумения Варвара (Трофимова) (17.08.1930 – 08.02.2011) – настоятельница ставропигиального Пюхтицкого монастыря в Эстонии.

[24] Митрополит Алексий (Ридигер) (23.02.1929-05.12.2008) – будущий Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II.

[25] Святой праведный Иоанн Кронштадтский (19.10.1829-20.12.1908) — протоиерей, духовный писатель. Канонизирован в 1990 году.

[26] Карповка — один из рукавов Невы, разделяющий Петроградский и Аптекарский острова.

[27] Нина Фёдоровна Павлючук (13.10.1918 – 07.01.2013) – воспитатель регентского класса при Санкт-Петербургской духовной академии.

[28] Протоиерей Ливерий Воронов, (22.01.1914 – 06.12.1995) – доктор богословия, профессор догматического богословия Санкт-Петербургской духовной академии.

[29] Архимандрит Софроний (Смук) – кандидат богословия, первый проректор Санкт-Петербургской духовной академии.

[30] Митрополит Ионафан (Елецких) – митрополит Тульчинский и Брацлавский

[31] Протоиерей Георгий Тельпис (01.09.1938 – 24.09.2012) – библеист, заслуженный профессор, преподаватель Священного Писания Нового Завета и Экзегетики Соборных посланий в Санкт-Петербургской духовной академии.

[32] Протоиерей Владимир Сорокин – настоятель Князь-Владимирского собора, профессор Санкт-Петербургской духовной академии. Благочинный Петроградского округа, председатель комиссии по канонизации святых Санкт-Петербургской епархии.

[33] Протоиерей Николай Гундяев (18.11.1940-30.12.2021) – почётный настоятель Спасо-Преображенского собора в Санкт-Петербурге.

[34] Игорь Цезаревич Миронович (11.01.1938-20.07.2011) – преподаватель Библейской истории Ветхого и Нового Завета в Санкт-Петербургской духовной академии.