ФИО, сан: протодиакон Василий Марущак

Год рождения: 1961

Место рождения и возрастания: г. Запорожье

Социальное происхождение: из семьи священнослужителя

Место проживания в настоящее время: г. Симферополь

Образование: Московская духовная семинария, Московская духовная академия

Дата записи интервью: 06.06.2024

Батюшка, просим Вас рассказать о Вашем детстве, о Вашей семье.

Я родился в 1961 году в городе Запорожье. Мой отец – священнослужитель. С детства он ходил в церковь. В местном храме участвовал в богослужении, пел на клиросе, прекрасный тенор у него был. Хор был довольно-таки профессиональный в Покровском соборе города Запорожье.

Когда уничтожили в центральной части города Покровский собор, то на окраине, в микрорайоне, позволили построить новый храм, это было приблизительно в конце 1960-х – в начале 1970-х годов, конечно, он был намного меньше, но, тем не менее, это был главный собор города Запорожья. И вот там мой папа пел на клиросе, на клиросе также пел мой дедушка, он был простым сапожником, пела и моя бабушка на клиросе, и, в общем-то, отец с детства рос в церковной среде. Потом, когда он уже женился, и у него было двое детей, его супруга, моя мама, Алевтина Степановна, как-то подвигла моего отца, говорит: «А почему бы тебе не поступить в семинарию?» И отец поступил в Московскую духовную семинарию в 1968 году. Поступил сразу во второй класс. Со второго – в четвёртый. Тогда была такая практика. Конкурс был – четыре человека на место. Нужно понимать, это было советское время, в семинарию шли люди не за карьерой, а как раз в основном многие люди просто расставались с уже сделанной карьерой в миру и шли в семинарию. Собственно, кто-то, может быть, даже и готовил себя к исповедничеству, в те годы были даже и такие случаи, были и священники репрессированные, я знаю некоторых таких, но шли. Четыре человека было на место, и потому старались, чтобы студент как можно быстрее овладел курсом наук, особенно, если у него уже был какой-то, скажем, опыт церковной жизни.

Вот так и у моего отца. Сразу был второй курс, со второго – в четвёртый, один курс академии на стационаре, и потом его направили на приход. Сначала его направили на приход в город Каменка-Днепровская Запорожской области.

И вот, по воспоминаниям отца, его назначили на приход, где у него были прихожане, которые были очень богатыми по тем временам людьми с большими деньгами на книжках. Откуда эти деньги? Выращивали помидоры, огурцы, там очень плодородный район, и увозили на север, за счёт этого в домах у местных жителей было по несколько автомобилей. Но, тем не менее, отец мой, когда хотел купить маленький домишко, к тому времени у него уже было трое или даже четверо детей, ему пришлось занимать деньги. Вот такая разница.

Мало того, когда он пришёл на приход, то увидел вопиющее безобразие. При таком, в общем-то, храмовом доходе, храм имел жалкий вид, ремонты не делались, иконостас – обшарпанный, священник – сильно пьющий. Староста, ставленник властей, всячески способствовал развалу приходской жизни. Ну, отец мой, пройдя курс обучения, молодой священник, решил навести порядок, выгнал старосту. Староста, конечно, был очень удивлён, сильно разозлён: «Как это так? Меня КГБ поставило, а ты кто такой, что ты против меня? Да я сейчас возьму топор и тебя зарублю». Отец рассказывал, что впал в уныние: молодая семья, тогда уже было двое или трое детей – и зарубит топором? Как, уже – всё? Но дело в том, что это были 1970-е годы, были живы у него ещё те прихожане, которые прошли лагеря, имели опыт школы исповедничества, а то и мученичества за Христа. И одна прихожанка говорит ему: «Батюшка, не переживайте. Для того, чтобы Вас зарубили топором, то есть, чтобы Вы при исполнении своих обязанностей пострадали за Христа и стали мучеником – это ещё заработать нужно!» И мой отец после этих слов воспрянул духом.

Да, вот такие мои детские воспоминания. Потом ещё такой случай вспоминается. Мне было 11 лет, я пел первым тенором. И вот, как сейчас помню, я с отцом и дедушкой своими на Рождество пел в алтаре светилен Рождества «Посетил ны есть свыше, Спас наш…», прекрасная акустика, хорошее пение. На следующий день отец приносит мне газету и говорит: «Ты уже прославился, сын мой, читай!» Я читаю: «Местный поп издевается над своим ребёнком, заставил его петь, он, бедный, голос свой сорвал!» Я говорю: «Папа, а что разве в газетах пишут неправду?» – «Ну, это тебе урок, сынок, на будущее, смотри, оказывается, вот и про тебя тут написали».

Мой отец общался в то время с людьми святыми. Когда пришло время ему жениться, он поехал в Почаев, и там познакомился с моей мамой. Видимо, они там общались, ходили по лавре, где-то там, может, и по городку этому ходили. И вот, когда отец уже высказал серьёзные намерения свои, знакомые бабушки стали его отговаривать: «Толя, ты что надумал? Жениться! Ты что? 1960-й год на дворе, завтра антихрист придёт, а он жениться надумал! Ну точно ты, Толя, ненормальный! Вот – перепись населения, потом антихрист придёт и всё!» Ну, папа мой обратился за советом к Почаевскому старцу, тогда его звали отец Иосиф (Головатюк), впоследствии прославленный как преподобный Амфилохий Почаевский: «Батюшка, такая хорошая девушка попалась мне, я бы хотел связать с ней свою судьбу. Люди говорят, конец света, уже жениться нельзя». Отец Иосиф говорит: «Бог благословит, женись! Да не слушай ты этих!» Вот, у отца шестеро детей, несколько десятков внуков, четыре правнука он увидел в своей жизни и с миром отправился к Богу в прошлом году.

А вторая встреча была у него с преподобным Кукшей Одесским. Папа приехал на богомолье, молоденький юноша в пиджачке. Батюшка Кукша подходит к нему и трижды спрашивает: «Вы батюшка?» Отец говорит: «Нет-нет». – «Вы батюшка?» Ну понятно же, какой батюшка? Молодой безусый юноша стоит перед ним, а он спрашивает. Потом отец понял, что это прп. Кукша трижды призывал его к священническому, пасторскому служению.

Ну, а потом, когда уже я подрос, мы ездили в Белгородскую область в село Ракитное к старцу, архимандриту Серафиму (Тяпочкину). Мы ездили к нему неоднократно, это был, действительно, удивительный духоносный старец, прошедший суровую школу лагерей, ссылок, но сохранивший или взрастивший в себе удивительную доброту, милосердие, святость. Самых разъярённых людей злобных он мог одним мановением руки укротить, как злых зверей, любовью, добрым отношением. Батюшка Серафим очень любил, когда мы пели церковные песнопения у него в келье. В храме он служил по праздникам, а в келье у него ежедневно полный цикл богослужения, суточный круг, совершался неопустительно, неукоснительно.

Но и потом, уже попозже, я помню, когда я уже был студентом семинарии, между третьим и четвёртым классами – это самый такой критический момент, возраст, когда нужно определяться, что делать, как быть: идти в академию дальше, принимать монашество или жениться, то есть уже студенты начинают очень сильно переживать, волноваться, молиться, обращаться к старцам, у нас получилось так, что летом мы всей нашей семьёй поехали на каникулах путешествовать по нашей бескрайней стране. Выехали из Запорожья, едем, едем, доезжаем где-то до Курской области, дальше дорога раздваивается. Куда едем? На Печоры или на Москву и дальше на Ленинград? Отец предлагает на Печоры, мы поворачиваем в ту сторону. В Печорах моя крёстная, монахиня Мария, тогда жила. Мы приехали в монастырь, у папы там много знакомых, он заходит в одну келию, заходит в другую келию, общается с одноклассниками по семинарии. И мы подходим к одной келии, а нас вёл схиархимандрит Паисий, он говорит: «А сюда я не смею даже к этой келии подходить». Я говорю: «А почему? Что так?» – «Это келия отца Иоанна (Крестьянкина). Мы очень его любим, очень его уважаем. Даже боимся потревожить его покой». И вот мы стоим, и тут вдруг открывается дверь келии, и отец Иоанн стоит на пороге, лобызает моего отца, очень радушно принимает, они обнимаются, разговаривают о чём-то, мы заходим в его келию, и вот здесь я сделал удивительное открытие для себя.  Мне уже было где-то 22 года, ну что-то уже в этой жизни видел, уже и армию прошёл. Отец Иоанн вводит нас в свою келию, такая простая обстановочка там, кроватка, этажерка с ажурными занавесочками, книжечки, божница, иконочки. И обычный монашеский этикет: он приглашает нас встать на молитву. Мы становимся, и он читает краткую молитву «Царю Небесный», Трисвятое по «Отче наш…» прочитал. И тут вдруг я понимаю, что такое Царство Божие, что такое Царство Небесное. Обычная келия, но душа поёт. Старец читает молитвы, которые я читаю каждый день, утром и вечером. Но он прочитал эти молитвы, и я чувствую, как невыразимые мир, любовь, тишина, гармония опускаются на нас. И я только прикусил язык, чтобы не сказать, наверное, немножко, скажем, не совсем умные слова, немножко глупо: «Ой, батюшка, а почитайте ещё какую-то молитву». Не хотелось даже прекращать эти обычное молитвы. Они беседуют с отцом, потом он на меня смотрит и говорит: «Ой, а тебе нужно на приход, ты там нужен, тебя там ждут». А я в себе уже определился, думаю, с монашеством не получится, ну какой с меня монах? С женитьбой – это же надо где-то искать вторую половину… Где её искать? Я не знаю. Да и некогда, всё время учился. Один выход – идти на стационар и ещё учиться в академии. Ну куда мне спешить? Я по глупости своей говорю: «Ой, батюшка, я ещё хотел в академии на стационаре поучиться, да и невесты у меня нет». Он говорит: «Да ничего, родители подскажут. Они посмотрят, очки наденут, рассмотрят, тебе невесту самую лучшую найдут! Ничего, не переживай. А академию – заочно». Я говорю: «Ну, хорошо». Потом отец Иоанн нас провожает. Выходя из келии, я у папы спрашиваю: «Пап, а ты что знаком с отцом Иоанном, что ли?» Он говорит: «Я в первый раз его вижу». – «Да ладно, “в первый раз вижу”! Он тебя принял, как будто вы лет десять учились в школе, в семинарии. Он тебя так принял». – «Да нет, я в первый раз вижу его!» Он так с ним разговаривал, они так общались, что я не поверил, что это в первый раз!

Господь посылает мне супругу, всё случилось, как и сказал отец Иоанн. Я советовался с мамой, и она повлияла на мой выбор.

Когда я рукоположился и приехал в Крым, владыка Леонтий (Гудимов) управлял тремя областями. Он был управляющий Симферопольский и Крымский, временно управляющий Днепропетровско-Запорожской епархией. Его епархия называлась так официально. Была такая политика властей: они сажали архиерея в одну какую-то область, прицепом добавляли ещё 2−3 области, он сидел в одной области, а в другой был какой-то ставленник из священников, который полностью подчинялся всем требованиям властей, они там крутили, делали, что хотели. Но с митрополитом Леонтием было несколько по-иному, потому что владыка Леонтий был выдающийся иерарх – он занимал кафедру Берлинскую и Среднеевропейскую, это в советское-то время! Был представителем Московского Патриархата на Ближнем Востоке (Сирия, Дамаск). Он был серьёзный архиерей международного масштаба, и к его мнению прислушивались очень серьёзно. И вот он, хотя и был Симферопольским, в Симферополе сидел, но полноценно управлял и Запорожской, и Днепропетровской частью своей епархии. На минуточку, епархия его простиралась от Севастополя до границы с Харьковской областью, Перещепино. Это более 500 километров с юга на север. И ему нужен был протодиакон в Симферополе. Он благословил, я приезжаю в Симферополь, моя первая служба была здесь в субботу Акафиста в Великом посту, я ещё был студентом семинарии. В феврале месяце умер протодиакон Николай Бондаренко, который служил ещё со святителем Лукой. Буквально через 2−3 недели и я, ещё будучи студентом семинарии, уже служил протодиаконом в Симферопольском Свято-Троицком кафедральном соборе.

Потом выпускные экзамены, у нас выпуск был всегда на святого Иустина Философа, 14-го июня, и там буквально прошла неделя, в субботу я уже был в Симферополе и служил с 1986 года.

Когда я приехал сюда, здесь было очень много прихожан. Была алтарница, Ирина Ивановна Волынкина, которая видела святителя Луку. Здесь был иерей Сергий Коробченко, бывший морской офицер, во время Великой Отечественной войны он воевал в Севастополе, а затем вышел в отставку и ходил в храм, а святитель Лука, когда ослеп, он ходил к нему на дом, читал ему молитвенные правила. Здесь была Анна Дмитриевна Стадник, она управляла левым клиросом Кафедрального собора. Как-то она пришла к святителю Луке, владыка Лука недалеко жил. Направилась к святителю Луке, а владыка Лука говорит своей секретарше: «Пойди, открой дверь, там Аня пришла». По молитвам святителя Луки Анна Дмитриевна, в общем-то, жива осталась, потому что сам он говорил: «При твоём заболевании редчайшее выздоровление, я молился за тебя». То есть, я общался с теми людьми, которые ещё видели святителя Луку. Я помню их наставления, у нас скромная такая алтарница была, когда святителя Луку прославили, мы были молодые священнослужители, она так скромно говорит: «Батюшки, вы очень правильно делаете, что читаете акафисты святителю Луке, молитесь ему, громко поёте величание, но вы ещё живите так, как он жил, поступайте так, как он поступал, оказывайте милосердие ближним, общайтесь с любовью с прихожанами, как он общался». Она рассказывала, что как-то на Прощёное воскресение на работе была, ну и опоздала на вечерню Прощёного воскресения. Вечерня закончилась, храм закрыли. Всё, завтра первый день Великого поста, все отдыхают, завтра начало постного подвига. А она пошла себе к святителю Луке, постучалась. Владыка вышел к ней, поздоровался.  Спросил: «А что Вас привело ко мне?» – «Я вот на работе была, не могла в храме попрощаться, а вот тут к Вам пришла. Простите, владыка!» – «Бог простит. И Вы меня простите». Как-то это всё было просто.

Ну в общем, с 1986 года я несу послушание в Кафедральном соборе, ну, а 20 лет тому назад Кафедральный наш собор Свято-Троицкий стал женским монастырём. В 1996 году мы обрели мощи святителя Луки, и это был действительно удивительный момент. Понимаете, когда мы подняли мощи святого Луки и перенесли их в наш Кафедральный собор, то многие известные фразы из Священного Писания зазвучали для нас по-новому. Например, о том, что святые будут судить мир. Любого спроси, как вы себе представляете, что святые будут судить мир? Сидит апостол, смотрит на тебя: «Что ж ты, грешник такой, сотворил-то?» А тут открылась ещё одна грань: мы изучаем житие святого, в частности, святого Луки, и он уже самим фактом своего существования, он поступками своей жизни как бы оценивает нас, движение нашей души, оценивает нашу молитву, наше стремление к покаянию, ко спасению. То есть, мы можем перепроверить то, как мы живем, и то, как он жил. Он как бы стоит немножечко в стороне и над нами. Очень показателен сон, о котором рассказывала его правнучка. Она в Одессе живёт, она – медицинский работник, у неё был конфликт с начальством, когда надо было постоять за правду, сказать: вот это – правда, это – ложь. Это значит испытать какой-то дискомфорт, лишиться каких-то привилегий и так далее. И вот в это время снится ей святитель Лука и говорит: «Таня, тебе тяжело? А как мне было тяжело! Тебе страшно? А как мне было страшно! Сколько раз меня били там, в подвалах НКВД, а теперь пойди посмотри в Симферополе, сколько раз меня целуют». С утра до вечера люди стоят в очереди к мощам святителя Луки, чтобы прикоснуться к его святости.

Ещё один момент мне очень запомнился в 1996 году, когда мы обрели мощи святителя Луки. Владыка Лазарь облачал его мощи, а я стою как протодиакон на своём месте, перед гробницей его, совершаю каждение и читаю молитвы: «Да возрадуется душа твоя о Господе», то есть на облачение саккоса и так далее. И когда владыка вложил в руки святителя Луки дикирий и трикирий и ими осенил всех нас, а я говорю: «Тако да просветится свет твой пред человеки», ­– меня пронзила мысль Божия: как в Церкви смещается всё – время, пространство. Владыка Лука преставился в 1961 году, я родился в том же году, и здесь я стою, ему читаю молитвы на облачение, как любому из тех архиереев, с кем мне приходилось служить. Вот удивительный такой момент.

Ну и с тех пор, конечно, мы чувствуем, как святитель Лука участвует в нашей жизни, как он откликается на наши молитвы. И слава Богу, что Господь дарует нам столько угодников Божиих новопрославленных в нашей епархии. А это и преподобная Параскева (Топловская), это и архиепископ Гурий (Карпов), это и схиархиепископ Антоний (Абашидзе), которые были здесь, управляли нашей епархией, это и священномученик Порфирий, и так далее. Да, действительно, Крым наш богат святыми угодниками Божиими. Но думается мне, что Господь Свои милости оказывает нам за молитвы их, за их страдания.

Я ведь очень чётко помню, когда нас у папы с мамой было шестеро, и когда папа отправлялся на приход, ему нужно было ездить за 140 километров, по тем временам это было очень далеко, он ехал двумя электричками с пересадкой, а мама ставила нас всех перед иконочками и говорила: «Молитесь святителю Николаю. Сегодня папа едет на приход в электричке, к нему должен подсесть товарищ из КГБ и разъяснять политику партии. Если он поведет себя не так или что-то не то скажет, вы можете остаться сиротами». Мне отец рассказывал, что даже в его время, конечно, не так массово, как в 1930-х годах, в 1937-м году, но священники страдали за Христа. Это мы тоже помним.

Помню, как моего дядю, тоже священника, ныне уже покойного, возили по плавням на милицейском «бобике», перед носом его угрожали пистолетом, добивались от него сотрудничества с органами, ну и так далее. Это мы тоже всё помним. Дядя мой – старший в роде Цешковских. Он был благочинным в Днепропетровской области, город Новомосковск, там деревянный храм, по-моему, казаки построили, даже, говорят, без единого гвоздя, очень красивый деревянный храм. Второй его брат младший, отец Вячеслав Цешковский, здесь на кладбище был настоятелем и при митрополите Леонтие (Гудимове) был секретарём нашей епархии. Третий брат, ныне здравствующий отец Василий Цешковский, был настоятелем в селе Фрунзе Сакского района. Четвёртый брат, отец Виктор Цешковский, некоторое время был в Кафедральном Свято-Троицком соборе настоятелем, занимал настоятельские места во многих европейских приходах. Он был в Арезе, это где-то на севере Италии, где-то в скандинавских странах, но преставился он в Америке, возле Голливуда, там приход есть такой очень большой. Пятый брат, отец Валентин Цешковский, был настоятелем в Павлограде и секретарём у ныне здравствующего митрополита Иринея (Середнего) в Днепропетровской епархии. Это наш род, моя тётя вышла замуж за старшего Цешковского, отца Владимира. А сестра у них ещё шестая замужем за протоиереем, он основал, открыл в Армавире духовное учебное заведение. То ли университет, то ли какая-то духовная школа серьёзная.

В 1986-м году у нас было в Крыму всего лишь 14 приходов, причём 13 из них – это были городские приходы, один единственный сельский приход был в Мазанке, 15 километров от Симферополя. А так все были городские приходы: в Феодосии, в Ялте. А, кстати, в Симферополе было два прихода – Троицкий и Всесвятский.

В советское время священнослужитель, которого брал в свою епархию архиерей, должен был получить так называемую регистрацию, то есть разрешительную бумажку от властей. Эту регистрацию выдавал уполномоченный по делам религий. В 1986 году я пришёл, тогда был уполномоченный Суханов, если я не ошибаюсь, я нанёс визит, как положено. Владыка отправил меня, я пришёл, поздоровались, спросил мою фамилию, какую семинарию окончил. Уполномоченный говорит мне: «Исполняй государственные законы, а чтобы церковные законы выполнять, проследит ваш владыка. Он строг, но справедлив». И всё. Подписал мне бумажку. Вот это весь разговор, который состоялся. Во времена святителя Луки вот эта выдача или не выдача регистрации была предметом больших споров, страданий, трагедий и так далее: владыка берёт, а власти запрещают этому священнику служить, грозят уголовными преследованиями. Конечно, уже всё это было в прошлом, это был 1986 год. Как мне говорили священнослужители, в 1987 уже, по-моему, году или в 1988 по привычке ещё посылали <к уполномоченному>, мне один священнослужитель говорил: «Сказали – пойди, я не пошёл, ну, так всё и заглохло». Ну, а потом мы стали свидетелями удивительных явлений, когда бывший уполномоченный по делам религий трудится в епархиальном управлении, помогая юридически оформлять наши приходы.

В связи с этим я бы хотел ещё один момент озвучить. Я-то служил в Симферополе, а мой папа служил в Запорожье. И там, и там были разные уполномоченные. Запорожский уполномоченный был очень негативно настроен к священнослужителям. Моего отца он называл бандитом. Говорил, что по нему тюрьма плачет, что его нужно убить, расстрелять и всё прочее. Это не шуточные, это не просто пьяные какие-то угрозы. Это были в общем-то серьёзные угрозы. Но тем не менее, как мне потом рассказывали, этот уполномоченный потом смирился, покаялся, поисповедовался перед смертью, причастился, призвал священника, и хочется надеяться, что его кончина как у благоразумного разбойника, которого Господь принял в рай.

Батюшка, мы благодарим Вас за Ваши воспоминания, они очень важны для истории нашей Церкви.