Самылкина Нина Фёдоровна - Память Церкви
15 0
Миряне Самылкина Нина Фёдоровна
memory
memory
15 0
Миряне

Самылкина Нина Фёдоровна

ФИО: Самылкина Нина Фёдоровна

Год рождения: 1952

Место рождения и возрастания: г. Горький (Нижний Новгород)

Социальное происхождение: из семьи рабочих

Образование: медицинское училище

Место проживания в настоящее время: г. Нижний Новгород

Дата записи интервью: 07.04.2024

Нина Фёдоровна, расскажите, пожалуйста, о Вашей семье. Были ли у Вас родители верующими, и как у Вас в семье формировалось всё, что связано с верой?

Родители мои из верующей семьи. Наши деды, прадеды всегда были верующие, религиозные. Род наш из Саратовской губернии. Деды раскулаченные, выселенные. Приехали из Подмосковья в Нижний. Отец был на строительстве Горьковского автозавода (тогда был город Горький). У мамы было пять детей. С детства нас маленьких носили в храм.

Храмы были открыты?

Да. Они приехали сюда, когда в 1929-1930 годах автозавод [ГАЗ] стал строиться. Там на автозаводе храм Преображения в Карповке. Это наш храм. Транспорта не было, ходили пешком. А жили мы на Оке, посёлок Водозабор, сейчас там находится микрорайон Юг. Автозавод рабочим давал бараки. Мы родились в бараках. С детства ходили в карповский храм.

Вас всех в детстве покрестили?

Да, конечно. Семья наша была с христианскими обычаями, была традиция всегда кого-то из храма покормить. Бабушки и дедушки всегда кого-то приводили. И однажды, когда мне было пять лет, бабуля позвала странника Владимира, мы называли его «блаженный Владимир». Идём мы из Карповки, мне лет пять, старшему брату Саше, отцу Иннокентию, было уже 15 – 16 лет.

Это 1957 год?

Да. Идём, и я, ребёнок, отбегала в сторонку от группы людей, которые шли к нам, и увидела развалины домов или какие-то постройки изломанные, и чёрная доска углом торчит, и почему-то я её вынула. Это оказалась потемневшая икона в этой свалке. Я её отнесла взрослым, а этот блаженный Владимир сказал: «Ой, это икона! Придём домой, я её почищу». Оказалось, что это икона преподобного Сергия. Когда мы пришли домой, Владимир её почистил. А отцу Иннокентию[1], тогда ещё старшему брату Саше, он сказал: «Ты будешь священником». И мы эту икону храним до сих пор. Вот такой был эпизод в детстве и такой был наш семейный обычай: накормить кого-нибудь. И у нас это как-то в роду, всегда мы рады всем гостям, всех рады покормить. Обычай, мне кажется, христианский.

Поскольку Вы крестились в 1950-е годы, были ли какие-то сложности, когда крестили Ваших братьев и сестёр?

Нет, сложностей не было.

Тайно крестили?

Нет, крестили в храме.

И официальная регистрация крещения была?

Да. Сложности начались уже в 1960-е, в хрущёвские года, а не в 1950-е. Мы родились, и нас покрестили примерно на сороковой день.

Вы говорите, что у Вас семья верующая, и у Вас передавалось это из поколения в поколение. У Вас наверняка передавались какие-то священные реликвии? Было ли дома Священное Писание, которое трудно было найти в то время, или иконы?

У нас были иконы. Ещё бабушка венчалась, и с этого времени осталась Казанская икона Божией Матери. Бабушка благословила этой иконой отца Иннокентия на монашество. К несчастью, к нам в дом залезли наркоманы в день Благовещения. Я была в храме, на могилке у отца Исайи[2], а чувство такое: «Иди домой». Батюшка, отец Иннокентий, был на службе. Прихожу – а здесь всё выломано, окно открыто. Забрали икону святителя Иннокентия Иркутского в серебряной ризе и нашу Казанскую икону Божией Матери. Значит, так Бог благословил. Батюшка горевал, что икона именно семейная, ведь ещё бабушку благословляли, и она его благословляла на монашество — это печально. А больше ничего не было.

У нас в бараке были две комнаты, и всегда были во всех углах иконы. И даже сейчас у нас так же иконы во всех четырёх углах. И взгляд сразу на угол святой.

А молитвословы какие-то были или переписывали тогда?

Да. Раньше рукописные были молитвословы, тетради.

Нина Федоровна, была ли у Вас дома Библия, которая хранилась именно в Вашей семье?

Нет. Честно сказать, я не помню. С нами жила тётушка, папина сестра, Любовь Андреевна. Она работала в карповском храме, помогала в крестильне. Может, у неё была Библия, у них были книги. А так сначала ведь все молитвы писали в тетрадочках. В тетрадях были переписанные акафисты, каноны.

В любое время у верующих людей есть сложность воспитать верующих детей. Несмотря на безбожное время, как Вам родители прививали веру?

У нас христианская семья, и христианская жизнь была как норма. Каждое воскресенье вместе с мамой и папой ходили в храм, соблюдали посты. Это было обязательно, без обсуждения.

Лично у Вас никогда не было кризиса? Вы выросли в верующей семье. Было ли в какой-то момент жизни от храма отторжение?

Нет. Потому что в школе, когда говорили против Бога, и у меня всегда было внутри несогласие. Крестик всегда был на шее, и я говорила: «У нас это в семье». Бабушка надела крест, нас крестили, у нас иконы дома.

Вы крестик не прятали? Известно, что многие прятали.

Нет, крестик был на шее.

Как к этому относились одноклассники?

Они знали, что у нас семья верующая. И учителя все знали.

Нина Фёдоровна, Вас учителя публично не унижали за веру?

Нет. В посёлке Водозабор школа была начальная, её строили ещё немцы. Когда отец Иннокентий был маленький, немцы на стройке играли на губной гармошке. Он подбежал, смотрит. А немец увидел его и говорит: «Камрад, камрад» и показал жестом, что кушать хочет. Он сообразил, сбегал к бабушке на огород, сорвал там вилок капусты и побежал с этим вилочком к немцу. Немец схватил, стал есть эту капусту, отдал ему гармошку, и она у нас долго была, даже сестра, Людмила Фёдоровна, помнит эту немецкую губную гармошку. А отец Иннокентий был очень жалостливый, даже к немцам, которые есть хотели. У бабушки была подруга, мать директора нашей школы, тоже была верующая, приходила к нам. Я шалила, а она строгая была. Нашу семью знали.

Были ли у Вашей семьи знакомые священнослужители или верующие миряне, с которыми Ваша семья поддерживала тесный контакт?

Это больше у взрослых, тем более, что все ходили в один храм, он был один на всю нижнюю часть города.

В школе у Вас были верующие знакомые?

Нет. В бараке знали, что наша семья религиозная и добрая. Все приходили к нашей бабе Тане. У нас огороды были, семья большая, восемь человек: мы, дети, мама с папой, тётушка, бабушка. И к бабушке обращались: «Баба Таня, нет ли у Вас лука?» – «Иди, огород открыт». – «Баба Таня, нет ли моркови?» – «Иди, огород открыт» – такие вот добрые были наши предки.

Рассказывали ли Вам родители, что из-за веры на них оказывалось на работе давление?

Это уже было, когда отец Иннокентий пошёл работать на автозавод [ГАЗ] в 1960-е годы, ещё перед поступлением в Загорскую семинарию [МДА], в хрущёвское время. У него был крестик на шее, а он работал в секретном цехе в белом халате. И однажды, когда он наклонился, крестик у него выпал из рубашечки, и увидели: «Ты тут поп!» И его сразу под сокращение. При поступлении в семинарию они тормозили, чтобы ребята не поехали. Это уже история всем известная. В те времена политика такая была.

Батюшке 24 года было, когда он поступал в семинарию. Ректором тогда был владыка Филарет (Вахромеев), а в приёмной комиссии – отец Тихон (Агриков)[3]. Он взял документы отца Иннокентия, увидел, что мама 1917 года рождения умерла, даже обратил на это внимание, поинтересовался: «А что мама так рано умерла?» Они с одного года – и отец Тихон (Агриков), и мама.

То есть давление Вы помните только на отца Иннокентия?

Да. Мы ещё маленькие были.

Запомнилась ли Вам какая-нибудь антирелигиозная пропаганда? Может, в техникуме была какая-то пропаганда, уроки научного атеизма?

Мы тогда проходили историю и обществознание, читали, но мы, как говорится, сами себе были на уме. Читайте, а у нас что есть в душе, Вы нас не перечитаете, так сказать.

Нина Фёдоровна, когда были майские и октябрьские демонстрации, запомнилось ли Вам что-то яркое именно как антирелигиозная пропаганда?

Это было, потому что заставляли идти на первомай, хотя родители дома были против. Один раз, я помню, сделали искусственные цветочки с первомаем. Но наш посёлок был на окраине, поэтому такого сильного не было давления. Мы жили на берегу Оки и росли на Оке, всё наше детство босоногое, у нас был песчаный берег.

Получается, поскольку Вы жили на окраине, Вы спокойно участвовали в чьих-то крестинах, присутствовали на отпеваниях?

Конечно, конечно. Нет, не было никаких ограничений. Старенькие умирают, и отпевания, и всё было.

Какие у Вас были представления о высшей церковной иерархии? Знали ли Вы, кто был Патриархом, кто митрополитом, кто викарным архиереем?

Мы знали в моё детство владыку да батюшку. Кого мы ещё в детстве знали? Патриарха, ну как же, знали. Повзрослели – был Патриарх Алексий I (Симанский). Батюшка Иннокентий поступал при Патриархе Алексии I в семинарию.

Интересовало ли Вас церковное искусство: иконопись, духовная музыка, архитектура?

Мы до 1970 года на нашей родине ни музеи, ни театры не посещали. Один храм в Карповке, и всё. И только уже потом лавра.

Была ли у Вас возможность путешествовать по святым местам?

Да, я все монастыри проехала. Пюхтицы, Псково-Печерский монастырь, Почаев, Киев, Сухуми (Абхазия) – это всё на протяжении моей молодости. Ездили к равноапостольной Нине в Тбилиси. Совершали паломничества сначала с батюшкой: Почаев, Печоры проехали. Потом к старцу батюшке Ионе Одесскому[4] ездили. Нас батюшка Исайя благословил с нынешней матушкой игуменией Викториной (Перминовой) съездить в Одесский монастырь. По молодости девчонками ездили. Лена, тогда её так звали, сейчас игумения Викторина (Перминова) в Богородице-Рождественском cтавропигиальном женском монастыре, она очень почитает отца Исайю. Вот мы поехали, там познакомились, он тогда ещё был просто послушник Владимир, он запомнился смирением, показывал нам всю территорию монастыря, – там тогда была патриаршия дача, где Свято-Успенский Одесский монастырь, там и семинария есть Одесская. Там была дача Патриарха Алексия I, потом Патриарха Пимена, потом Патриарха Алексия II.

Какие у Вас были впечатления, когда Вы видели монастыри того времени в полуразрушенном или неухоженном состоянии?

Да, обычно стены разрушены, если есть храм, то один. Если говорить про Тбилиси, там резиденция Патриарха Грузии тоже была вся разрушена, был только один храм Георгия Победоносца. Здесь оставались только наш Псково-Печерский, Почаевская лавра, Киевский Покровский монастырь, Пюхтицы. Эти монастыри были действующие. Там гостиниц, которые сейчас есть, не было. Богомольцев много было, очень много: хоть в Почаеве, хоть в Печорах.

А вот Вы называли Одесский монастырь, он тоже был действующий?

Конечно. И Почаев был действующий. Они же не закрывались.

Нина Фёдоровна, зарубежные радиостанции в то время Вы слушали?

Ой! Слушали, слушали, да! Радио «Свобода». Виктор Сорокин, он на BBC выступал. Слушали, включали. У батюшки даже был журнал «Америка». Виктор Сорокин оттуда вещал, и всегда ловили, слушали. Это было отрадой. Также вещал владыка Антоний (Блум), владыка Василий (Родзянко).

А как Вы слушали? У себя дома ночью? Это ведь запрещено было.

В нашем посёлке, извините, там что хочешь слушай. Только прислушиваешься, к нам бежит на четвёртый этаж сосед с третьего этажа, нам стучит в дверь: «Прекратите! Вам нравится, мне не нравится!» Там в Америке день, а у нас ночь. Они вещают, а мы вечером слушали. Большая разница во времени, поэтому «Америку» включали вечером. У них день, а у нас ночь.

У них вещание было в основном об основах веры или они говорили о состоянии Церкви, о том, что у здесь происходит?

Были простые передачи о богослужении. Это было нам вместо книг, понимаете? Где такие религиозные книги? А это вот живой голос, как книга. Это мы с жаждой слушали, впитывали и наслаждались, для нас это было как елей на душу.

В Вашей семье знали, что происходит в СССР в отношении Церкви? Например, закрытие храмов, гонения на верующих?

Ну как же, конечно. Взрослые всё равно у нас знали.

А правильная информация, что отец Иннокентий был выписан из Троице-Сергиевой лавры, за то, что он подпись поставил за открытие храма?

Была в Нижнем компания молодежи: отец Иннокентий, Вениамин Федорович Козулин, отец Валентин Сазанов. Тогда ещё это были ребята молодые. Было три храма, а народу было много. Руку не поднять, чтобы перекреститься. И с людьми даже плохо становилось. Сычёв Борис Николаевич выносил бабушек из нашей церкви: «Православные, православные! Пропустите, пропустите!» Он высокий, крепкий был. Тогда очень было много народу. И вот эти молодые люди написали письмо во Всемирный Совет Церквей. Вениамин Федорович Козулин, Самылкин Александр, мой брат, Ростовцев Геннадий, сейчас отец Геннадий из Троицы на Фучика. Как раз тогда молодые верующие ребята. Не так ведь много было мужчин, всё больше бабульки. А эти ребята молодые были, очень дружные и всегда созванивались, чтобы встретиться и поговорить, чего-то обсудить. И у них было всё засекречено: «Где встречаемся, на горке?» – это Высоково. «Или под горкой?» – Печоры. Печоры подальше, чем Высоково, на берегу. Они частенько там встречались. А там колодец, деревья, они там садятся с глазу долой и обсуждают. Написали письмо во Всемирный Совет Церквей и передали в Москву. Вениамин Фёдорович поехал. Узнали, что приезжает из-за границы чешская делегация, они будут на экскурсии. Хотели через эту делегацию передать. Передали, но только это письмо вернулось к нашему уполномоченному по делам религий. Потом всех этих ребят – на Воробьёвку, в КГБ. Конечно, всех поснимали с работы. Но всё равно, эта делегация пустила каким-то образом информацию в СМИ. И известие всё-таки прокатилось. По этому самому радио «BBC» или «Говорит Америка» мы и услышали, что верующие Нижнего Новгорода ходатайствовали об открытии храма. Мы даже услышали ответ из-за границы, что дошло. А результата не было. Их только поувольняли, и всё. Они хлопотали за Ярмарочный собор.

А в лавре был определённый штат: 80 человек. Раньше в монастырях так было. В Одесском монастыре 40 человек, в Троице-Сергиевой Лавре – 80. Монахи должны же в монастыре жить по прописке. Отец Кирилл (Павлов) обратился к Патриарху Пимену с вопросом, почему отца Иннокентия не прописывают. – «Против его фамилии галочка». Сами понимаете, что не пропускают из-за этой истории. В лавре дают прописку после пострижения. Он учился, потом принял постриг, его рукоположили, но места ему не определили в Загорске, поэтому отправили обратно в Горьковскую епархию. Владыка Флавиан[5] как будто написал прошение, что нужны священники в городе, и отца Иннокентия откомандировали.

Когда батюшка был ещё студентом в лавре, приезжали гости из Японии, экскурсия или что-то другое. Его владыка-ректор попросил экскурсию провести. А в 1970 году из Японии в лавру пришло письмо и фотографии японцев. Мэр какого-то японского города батюшке пишет: «Приезжайте в Японию». Это как раз в то время, когда батюшке галочку поставили, прописаться не дают в Подмосковье.

Митрополит Алексий Таллинский и Эстонский[6] тогда был Председателем Учебного Комитета, он его приглашал: «Давай поедем ко мне в Эстонию». Батюшка говорит: «Да нет уж, где родился, там и пригодился». И сюда, в Нижний, приехал, тогда ещё Горький, при владыке Флавиане. А так как он был с образованием, молодой, то все приходы ему давали только самые дальние, самые глухие, и, можно сказать, отец Иннокентий всю нашу область объездил: за 10 лет 20 приходов с севера на юг, с запада на восток.

Нина Фёдоровна, у Вас было ощущение, что так будет всегда, что никогда не будут восстанавливать храмы, или Вы верили в то, что ситуация изменится? Было ли какое-то ощущение беззащитности, бессилия?

Нет, у нас была такая вера, что значит так надо, значит Господь так управляет, и поэтому мы так верили, как бабушки неграмотные: значит так Господь велит. Вот на такой вере жили.

Мы же ездили в Дивеево, ещё когда вообще там ничего не действовало, закрыто было. А всё равно люди уже поехали в Саровские леса. К камню ездили наши паломники нижегородские. Писали уже где-то в газетах, что они собрались в лес, и уполномоченному кто-то доложил. Приехал уполномоченный: «Мы вас тут разгоним с собаками!» Ребята семинаристы там были, они молились: «Хоть бы батюшку нам какого-то!» И отец Иннокентий приезжает. «Ну слава Богу! Дошла молитва, сейчас начнём служить всенощную». Тут нас есть бабулечка, 95 с половиной лет, она была свидетельницей этого, говорит: «Дождик был, а небо всё звёздное-звёздное!» Она как раз была в этой паломнической группе. Ну, уполномоченный пошумел, а народ не разбежался.  Уполномоченный уехал, а наши продолжили служить, семинаристы – петь. Вот такая служба была. Не разогнали.

То есть это всенощная была в 1980-х годах в Саровских лесах под открытым небом?


Да, батюшка приехал в 1975 году из лавры. Он тогда служил в Крестах, в Борском районе. Ему прислали распоряжение, что ему статья 58-ая штрафом заменяется. По тем временам, если зарплата была 30 рублей, то штраф был примерно 80 рублей. Мы так испугались: в тюрьму посадят! Знаете, был такой стресс, потому что 58-ая статья – это всем известно, антисоветская деятельность.

Нина Фёдоровна, а если вернуться к Высоково, как Вы стали окормляться в высоковском храме у игумена Исайи?

К батюшке Исайе меня батюшка Иннокентий привёл. А вот сёстры постарше были уже чадами батюшки Исайи. Батюшка Иннокентий меня привёл, он тоже уже у него окормлялся. Батюшка наш, игумен Исайя, тоже ссыльный, он из Тамбовской губернии. Он там родился. Если про батюшку Исайю рассказать немного, в 23 года он взял у родителей благословение и пошёл в Свято-Успенскую лавру, которая под Харьковом. Святогорскую. Это был 1908 год. Он там пробыл 11 лет. Оттуда его взяли на Первую мировую войну. Он ещё показывал нам фотографии себя солдатиком, где он в шинели. Первая мировая, революция, гражданская война, и потом в Тихонов Луховской монастырь он пришёл, и там уже постригся в монашество. Потом храмы стали закрывать. И церковных людей забирали – была статья «культы». Батюшку Исайю отправили в трудовой лагерь, и там он познакомился с отцом Сергием, который служил в Старково, здесь, в нашей Нижегородской епархии, батюшка Сергий был в этом же лагере, его потом вернули.

И вот батюшка был сторожем, счетоводом, не было у него документа – белый билет. Он был уже священником, но не мог устроиться на служение, поэтому нёс эти послушания. Он уже иеромонахом пришёл из Луховского монастыря. И вот он начал хлопотать, чтобы получить паспорт, приезжал сюда, в Нижний. В этом Старкове Валентина Алексеевна пела, а батюшка был без дома, без жилья, она его взяла на квартиру, она жила в Дзержинске. Пожили они в Дзержинске и потом уже перебрались сюда, в Высоково, купили полдомика. Батюшка переехал из Дзержинска. Он получил регистрацию и стал по приходам также ездить. Отцу Исайе давали крайние деревни. Сначала вообще ничего не давали. Отец Исайя рассказывал: «Придёшь к владыке, сидишь, рядом сидит староста. Староста идёт к владыке хлопотать, что нужно батюшку». Это было при владыке Корнилии[7]. А ему говорят: «Нет прихода». Одному говорят, что нет священника, другому, что нет прихода, и пуляли. Отец Исайя долго не получал назначения на приход.

А Ваше знакомство с отцом Исаией в какие годы состоялось?

Ну сколько мне было? 16 – 17 лет, окончила 8 классов. Он дом-то здесь купил в 1965.

Чем Вам отец Исайя запомнился?

Это отец и мать, роднее нет. Это действительно, больше, чем отец и мать. И в духовном, и в житейском плане, потому что все вопросы, как к отцу и к матери – всё к нему. Мы жили, как у Христа за пазухой, есть такая поговорка. Батюшка у нас есть – всё. Он помолится, мы надеемся, верим в его молитвы. Его благословение, его молитвы давали обратную связь, и это больше ещё подтверждалось. Он так же, как отец Иннокентий, по приходам, по кругу пошёл. Сначала он по епархии поездил, а потом здесь уже на покой, и то в 90 лет ещё попросили его в Ключищи, это за Вязовкой, тогда Кстовский район.

Вот, меня отец Иннокентий привёл к батюшке. Батюшка меня очень ласково принял, и я только слушала, я ничего не могла говорить, если только батюшка спросит. И провожал всегда очень ласково и всегда говорил: «Приходи, Нина, ты к нам приходи». И этот вот призыв с отеческой любовью: «Ты к нам приходи» – у меня вот эти слова батюшкины в ушах до сих пор. Он благословлял всегда сидел у окошечка. Входишь в прихожую, у окошечка стульчик у него, напротив другой стульчик стоит для беседы.

Вы, когда ездили по святым местам, всё равно же общались с какими-то людьми. Они Вам описывали какие-то ситуации, которые у них были связаны с давлением властей? Как им жилось в советское время?

Я помню, когда мы в Загорске у тёти Дуси, Евдокии Семёновны, останавливались в частном доме, брат уже семинаристом был, нас много было, группа, и она нам сказала большой группой не приходить. Там напротив лавры как раз было управление милиции. И мы, конечно, рассредотачивались, чтобы нас не трогали. А то приходили милиционеры: «Что это вы здесь собираетесь?» А то и паспорта потребуют.

Нина Фёдоровна, как бы Вы могли подытожить церковный период в Советском Союзе до перестройки?


Лично я не ощущала никаких ни давлений, ни препятствий.

Тогда было всё закрыто, всего три храма на город, а сейчас храмов очень много. Если сравнивать верующих людей того времени и живущих сейчас, что можно сказать?

Это вот заметно. Раньше было мало книг, не то что сейчас. Ни фильмов, ни радио, ничего не было, но религиозность была. Живая вера наших бабушек, дедушек. Они неграмотные были, но вера такая была! Бабушка моя детей успокаивала. В бараке квартир много, на автозавод женщины ходят, оставляли ей ключи, банку молока и сайку: «Вот тебе ключи, баба Таня, послушай, он там спит». Меня маленькую она посылала: «Нина, иди сбегай, не кричит ли там Миронов?» Я отвечала: «Нет, баба Таня, не кричит». Приносят как-то новорожденного, положили маленького: «…баба Таня, никак не спит, кричит, кричит». – «Ну положи его, раскутай». Бабушка возьмёт Крещенской водички, читает Богородицу, возьмёт воды в рот и на младенца: «Во имя Отца, пфф, и Сына, пфф, и Святого Духа, пфф». Он вздрогнет – и потом всё, блаженный сон. Она приходит: «Баба Таня, спасибо большое! Спал как убитый!» И много таких было. Мне в детстве это так запечатлелось, что я как сейчас вижу: вздрогнет этот младенец – и всё. Это вот моя бабка Таня такая была.

То есть вы непосредственно, простые верующие прихожане, не ощущали никакого давления, а тем, кто избирал священство или монашество, приходилось сталкиваться с государственной машиной?

Да. Вот однажды батюшка Исайя приехал к батюшке Иннокентию на приход. И уже доложили, что батюшка Исайя без регистрации, и уже клевещут: «Ты тут вынимал частицы, требы служил». Его вызывают на Воробьёвку. Обращаются к нему: «Ну что, святой отец, Вы были там?» А он: «Что такое “святой отец”, это что за кличка?!» А батюшка наш по характеру прямой, строгий.  «Яков Александрович…».  «Ну вот, другое дело».  «А Вы вот это совершали, это…». – «Неправду говорите! Не по существу!» А потом, уже когда у нас в домашней обстановке был, говорит: «Я и рукой вот так махнул! А если бы не эти широкие рукава, я бы ему дал!» [Смеётся].

Наш батюшка скрывал монашество, и мы его знали, все окружающие, как отца Иакова. Долго не знали, что он игумен Исайя.

Вы почувствовали смену обстановки, когда началось перестроечное время?

Конечно, конечно. Вздохнули все, даже не поверили. Мы как раз были у отца Вениамина Румянцева[8] и услышали: «Горбачёв храмы разрешил открывать». Мы даже на платформе чуть ли не запрыгали. Отец Вениамин – друг отца Исайи, который служил в Гороховце. Он с матушкой прожил как брат с сестрой. Отпевал свою Елену: девица Елена. Он наш, нижегородский. Он пришёл к митрополиту Корнилию с прошением на священство. Он не хотел жениться, но написал в слове «целибат» не ту букву. А митрополит Корнилий строгий был, и обратно ему прошение отдал: не «цилибат», а «целибат»! И всё. А отец Вениамин по характеру был застенчивый, сразу покраснел, что он неграмотный, и больше к нему не пошёл в Нижегородскую епархию. Приехал потом к нашему батюшке и говорит: «Не приняли у меня прошение». Батюшка Исайя говорит: «Придётся искать Акульку», то есть супругу. Он с матушкой Еленой познакомился в храме. Батюшка Вениамин тогда читал, Елена пела на клиросе. – «Елена, пойдешь ли за меня?» – «Пойду». Вот и всё сватовство. – «В ближайшую субботу зарегистрируемся, а в воскресенье повенчаемся». Детей у них, конечно, не было, раз договор такой был. А сколько они прожили – не знаю. Мне кажется, недолго, он рано овдовел.


[1] Игумен Иннокентий (Самылкин) (1941 – 2017).

[2] игумен Исайя (Будюкин) (1885 – 1978)

[3] Архимандрит Тихон (Агриков), в схиме – Пантелеимон.

[4] схиархимандрит Иона (Игнатенко) (1925 – 2012)

[5] архиепископ Флавиан (Дмитриюк) (1895 – 1977)

[6] Святейший Патриарх Алексий II

[7] митрополит Корнилий (Попов) (1874 – 1966)

[8] протоиерей Вениамин Румянцев (1913 – 1991)